План мероприятий
по агентурно-оперативной разработке «Энормоз». [Предоставлено СВР России]
Первая британская атомная бомба была взорвана 3 октября 1952 года. То есть на три года позже нашей. И это при том, что у Советского Союза было намного меньше нужной информации, нежели у Британии, – советская разведка была хороша, но не всесильна, а англичане всё же долго работали вместе с американцами.
Так что да – формально можно постановить, что разведданные сберегли советским ядерщикам минимум три года работы над созданием Бомбы. Но – именно что формально. Потому что реализовывать добытую информацию в Изделия надо было собственными руками…
Глава 4Назначение
Начав получать с весны 1942 года полноценную информацию разведки и убедившись в течение лета в её адекватности и значимости, осенью 1942 года в Кремле энергично подступают к атомной теме. Начав подыскивать учёных, которые смогли бы поднять эту необъятную и необъёмную, казалось, в тех обстоятельствах тему.
Государственный Комитет Обороны спускает С.Н. Кафтанову запрос о возможности и необходимости начать работы по созданию атомной бомбы здесь и сейчас. Тот в свою очередь запрашивает ведущего авторитета по данной тематике вице-президента Академии наук СССР А.Ф. Иоффе.
Абрам Фёдорович не собирается отрицать очевидного: несмотря на все жестокие перипетии войны, учёные продолжают заниматься атомной темой. В Радиевом институте закончены расчёты критических масс для цепной ядерной реакции как на быстрых, так и на медленных нейтронах, определены значения критических масс для урана-235, как чистого, так и в смеси с водою. Георгий Флёров шлёт из армии мощно разработанные статьи-письма по использованию внутриатомной энергии. А профессор Курчатов на основании флёровских расчётов дельные рефераты составляет, в коих безупречно обосновывает условия для получения громадного количества энергии за крайне малые промежутки времени, порядка 10–6—10–7 секунды.
Идёт работа! Пусть по понятным всем обстоятельствам не в прежних объёмах и всё больше теоретическая, но идёт!
Но ей нужен единый центр, чтобы объединить усилия учёных и специалистов. Там и будем решать научные разногласия и разрабатывать нужные для получения Бомбы теории, материалы и установки. Вот вам, товарищ Кафтанов, моя подпись как вице-президента АН СССР. Действительно пора!
Ответ А.Ф. Иоффе стал основой для подготовленного С.Н. Кафтановым письма в адрес ГКО, где доказывается необходимость и даже неизбежность создания специализированного центра для разработки ядерного оружия. Правда, ГКО затребовал нечто вроде экспертного заключения на эти предложения от разных ведомств, разослав им этот документ. Те ответили – и надо признать, не все одобрительно. Но в итоге 27 сентября 1942 года глава правительства В.М. Молотов подаёт Сталину проект распоряжения ГКО по атому:
Вношу на Ваше утверждение проект распоряжения Государственного комитета обороны «Об организации работ по урану», внесенный Академией наук СССР (т. Иоффе) и Комитетом по делам высшей школы при Совнаркоме СССР (т. Кафтановым).
В проекте распоряжения предусматривается возобновление работ по исследованию использования атомной энергии путем расщепления ядра урана.
Академия наук, которой эта работа поручается, обязана к 1 апреля 1943 г. представить в Государственный комитет обороны доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива.
Второй проект тт. Иоффе и Кафтанова (о добыче урана) требует дальнейшей проверки и будет внесен на утверждение ГКО особо [141, с. 268].
В любом случае окончательно решение принималось на заседании ГКО, где, согласно позднейшим воспоминаниями Сергея Кафтанова, он отстаивал свое предложение. «Я говорил: конечно, риск есть. Мы рискуем десятком или даже сотней миллионов рублей… Если мы не пойдём на этот риск, мы рискуем гораздо большим: мы можем оказаться безоружными перед лицом врага, овладевшего атомным оружием. Сталин походил, походил и сказал: «Надо делать» [259].
Решение ГКО, подписанное его руководителем И.В. Сталиным, было следующим:
Распоряжение Государственного комитета обороны
№ 2352сс
28 сентября 1942 г. Москва, Кремль
Об организации работ по урану
Обязать Академию наук СССР (акад. Иоффе) возобновить работы по исследованию осуществимости использования атомной энергии путем расщепления ядра урана и представить Государственному комитету обороны к 1 апреля 1943 года доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива.
Для этой цели:
1. Президиуму Академии наук СССР:
а) организовать при Академии наук специальную лабораторию атомного ядра;
б) к 1 января 1943 года в Институте радиологии разработать и изготовить установку для термодиффузионного выделения урана-235;
в) к 1 марта 1943 года в Институте радиологии и Физико-техническом институте изготовить методами центрифугирования и термодиффузии уран-235 в количестве, необходимом для физических исследований, и к 1 апреля 1943 года произвести в лаборатории атомного ядра исследования осуществимости расщепления ядер урана-235.
2. Академии наук УССР (акад. Богомолец) организовать под руководством проф. Ланге разработку проекта лабораторной установки для выделения урана-235 методом центрифугирования и к 20 октября 1942 года сдать технический проект казанскому заводу «Серп и молот» Наркомата тяжелого машиностроения.
3. Народному комиссариату тяжелого машиностроения (т. Казаков) изготовить на казанском заводе подъемно-транспортного машиностроения «Серп и молот» для Академии наук СССР к 1 января 1943 года лабораторную установку центрифуги по проекту проф. Ланге, разрабатываемому в Академии наук УССР.
4. Народному комиссариату финансов СССР (т. Зверев) передать к 1 ноября 1942 года Академии наук СССР один грамм радия для приготовления – постоянного источника нейтронов и 30 граммов платины для изготовления лабораторной установки центрифуги.
5. Обязать Народный комиссариат черной металлургии (т. Тевосяна), Народный комиссариат цветной металлургии (т. Ломако) выделить и отгрузить к 1 ноября 1942 года Академии наук СССР следующие материалы по спецификации Академии наук:
а) Наркомчермет – сталей разных марок 6 тонн,
б) Наркомцветмет – цветных металлов 0,5 тонны, а также обязать НКстанкопром выделить два токарных станка за счет производства.
6. Народному комиссариату внешней торговли (т. Микоян) закупить за границей по заявкам Академии наук СССР для лаборатории атомного ядра аппаратуры и химикатов на 30 тысяч рублей.
7. Главному управлению гражданского воздушного флота (т. Астахов) обеспечить к 5 октября 1942 года доставку самолетом в г. Казань из г. Ленинграда принадлежащих Физико-техническому институту АН СССР 20 кг урана и 200 кг аппаратуры для физических исследований.
8. Совнаркому Татарской АССР (т. Гафиатуллин) предоставить с 15 октября 1942 года Академии наук СССР в г. Казани помещение площадью 500 кв. м для размещения лаборатории атомного ядра и жилую площадь для 10 научных сотрудников.
Распоряжение ГКО об организации работ по урану. 28 сентября 1942 г.
[Из открытых источников]
Председатель Государственного комитета обороны И. Сталин [141, с. 269–270].
Понятно, что за исполнение столь объёмного плана должен кто-то отвечать. Выбирать этого кого-то будет, конечно, лично товарищ Сталин. Но подготовить кандидатуры – дело его аппарата. А конкретно на первом этапе – товарища Кафтанова. В тесной координации с товарищем Берией, ибо тот контролирует секретный канал поступления информации о разработках ядерной темы за рубежом.
Выбор у Кафтанова был нелёгок. Всеобъемлющим, бесспорным авторитетом в ядерной теме не пользовался пока никто. Ну да, есть Вернадский. Но он именно уже не более чем авторитет. Ибо стар и болен и уже не может отрешиться от своих геохимических устремлений. И к тому же сын у него эмигрант и в Америке живёт.
Что касается фигур сравнимого, но меньшего ранга, то тут у нас ядерной физикой занимались до войны сразу три конкурирующие научные школы – ЛФТИ академика Иоффе, РИАН академика Хлопина и ИФП академика Капицы.
Капица отпадал, так как уже успел разочаровать Молотова. Вячеслав Михайлович вспоминал позднее о привычной уже мантре Петра Леонидовича: «Мне было поручено найти такого человека, который бы мог осуществить создание атомной бомбы. Вызвал Капицу к себе, академика. Он сказал, что мы к этому не готовы, и атомная бомба – оружие не этой войны, дело будущего» [274, с. 19].
По той же причине сомнения были и по поводу Хлопина – тот тоже не раз выражал своё очевидно скептическое отношение к перспективам быстрого получения в СССР ядерного оружия.
Оставался незаменимый Иоффе. Тот, однако, помялся и тоже отказался, сославшись на свои 63 года. Староват-де он для подъёма такой громадной темы с таким громадным управленческо-хозяйственным сектором. Зато готов с ещё большей уверенностью повторить своё мнение, что «общее руководство всей проблемой в целом следовало бы поручить И.В. Курчатову как лучшему знатоку вопроса, показавшему на строительстве циклотрона выдающиеся организационные способности» [273].
Не менее хорош Алиханов, справедливости ради добавил в том разговоре директор ЛФТИ; к тому же он вместе с Курчатовым участвовал в строительстве циклотрона в качестве администратора и толкача. Да, и ещё он уже членкор Академии наук.
Хорош Исаак Кикоин; но не очень любит брать на себя полную ответственность, да и по характеру больше склонен держаться на вторых ролях.
Харитон тоже – громадный ум, лучший в Союзе специалист по теории взрыва, разработчик самой идеи цепных реакций, но по характеру… мягковат.
Флёров – обладатель одной из лучших голов в ядерной теме, энергичен. Но слишком непоседлив и ядовит. И к тому же – ученик Курчатова, что вновь приводит нас к той же фигуре.