Связано ли с этим то, что осенью 1945 года штурмовик СА, член НСДАП, кавалер креста «За военные заслуги» профессор Позе самолично явился в советскую комендатуру в Лейпциге, история умалчивает. Но намёком от неё может послужить то, что учёный имел все возможности прийти там же в комендатуру американскую, прямо к её главе полковнику Джиму Дэну Хиллу – ведь собственно Лейпциг 20 апреля 1945 года заняли американцы. И ушли отсюда только в июле, повинуясь союзническим соглашениям о зонах оккупации. Но Позе, как вспоминал его сын Рудольф, «осенью 1945‐го появился в Лейпциге, где он до этого работал, и там пошел на контакт с советским комендантом».
И ещё он же: «Он имел возможность, как и некоторые другие немецкие ученые, уйти на Запад, к американцам. Но он этого не сделал. Он выбрал российскую или советскую сторону намеренно» [350].
Уже не намёком, а фактом стала командировка Позе в Германию в марте 1946 года – после того, как он уже обосновался в феврале в красивой лесной местности на берегу реки Протвы близ станции Обнинское. Из Германии он привёз сагитированных им специалистов, оборудование, приборы и расходные материалы для своей лаборатории в России.
Лаборатория была развёрнута в школе-интернате имени С.Т. Шацкого «Бодрая жизнь» – бывшем детском доме для вывезенных из Испании детей коммунистов. Её задачами были обозначены разработка конструкции высокотемпературного кристаллизатора, изучение новых материалов для изготовления тепловыделяющих элементов, исследования возможности расширенного воспроизводства специальных веществ, разработка новых типов электронной аппаратуры.
После того как советская атомная бомба была взорвана, острая нужда в немецких специалистах отпала. Их стали отпускать домой. А Рудольф Позе не поехал. По словам его сына (кстати, после пребывания в ГДР тоже вернувшегося в Россию, где возглавил лабораторию в том самом Институте ядерных исследований в Дубне, где 35 лет назад работал его отец), Позе «всё-таки был физик-ядерщик», и ему неинтересно было возвращаться в Германию, где «он должен будет снова что-то создавать». А в Советском Союзе он мог воспользоваться уже существующими институтами. И потому он попросил оставить его в СССР и, когда согласие было получено, отправился работать в лабораторию ядерных проблем в Дубне.
И ещё одна примечательная фраза из воспоминаний сына об отце: «Для него имело смысл возвращаться только в Восточную Германию»…
В ГДР он и вернулся в 1959 году. Там и скончался в 1975‐м.
Ну и последней лабораторией, где научными руководителями служили немецкие учёные, стал объект «Г». Главой объекта, что был размещён тоже в Сухуми, в санатории «Агудзеры», стал Густав Герц.
Он также был участником того «пакта четырёх» с Манфредом фон Арденне, который позволил четырём ядерщикам спасти свои институты и свою работу. В Сухуми – точнее, в неподалёку от этого города расположенном посёлке Гульрипши – Герц занимался разделением изотопов методом диффузии в потоке инертных газов, разработкой диффузионных перегородок для фильтров, созданием теории устойчивости и управления диффузионным каскадом. Не один, конечно, во главе коллектива из нескольких десятков немецких и советских учёных.
Рудольф Хайнц Позе.
[Из открытых источников]
Густав Людвиг Герц.
[Из открытых источников]
Сюда же Герц сумел выписать из Германии циклотрон фирмы «Сименс» и генератор Ван-де-Граафа, а также высоковольтную установку и большую часть лаборатории физической химии.
Экстраординарный вклад он и ещё пятеро его немецких коллег внесли в обеспечение успеха работ по обогащению урана на газодиффузионном заводе в Свердловске-44. Формально это были всего лишь консультации, но именно немецкие учёные добились того, что на «кикоинском» комбинате наконец стало получаться обогащение в 90 % и выше.
Густав Герц тоже был удостоен Сталинской премии 2-й степени. В 1955 году он выехал в ГДР, где стал ординарным профессором физического факультета Лейпцигского университета. Он умер 30 октября 1975 года в возрасте 88 лет.
Но до той поры, когда будет выиграна война, должно было ещё пройти время. А пока Василий Алексеевич Махнёв, генерал научно-технической службы, будущий Герой Социалистического Труда и начальник Управления научно-технической информации и международных связей в Минсредмаше СССР, подводит итоги проверки, как гвозди заколачивает:
За 2 истекших года из-за недостаточного внимания к этому вопросу и плохого материально-технического оснащение геологоразведочных партий разведка урановых месторождений почти не сдвинулась с места.
Столь неудовлетворительное состояние добычи урановых руд и получения солей урана объясняется тем, что работы эти до сих пор Наркомцветметом не развивались и на них затрачивались ничтожные силы и средства. <…>
Технология получения металлического урана тех кондиций, которые необходимы для опытов академика Курчатова, вовсе не разработана, а металл этот еще не вырабатывался и не вырабатывается. От так называемого «кускового» урана, вырабатываемого опытным цехом Института редких металлов («Гиредмет») Наркомцветмета, т. Курчатов сейчас отказывается, как непригодного для опытов. …
Фактически на сегодня Лаборатория № 2 имеет всего одно трехэтажное здание, где помешаются опытные установки, лаборатории, библиотека, механическая мастерская, живут сотрудники и охрана института, и 1 одноэтажное здание, предназначавшееся для кормовой кухни опытного собачника ВИЭМ.
Лаборатория не имеет помещений для перевода своих работников из Ленинграда и с Урала, не имеет жилья, оборудования, материалов, и в связи с этим план работ Лаборатории срывается.
Ценнейший запас радия (4 грамма) Лаборатория из-за отсутствия специального хранилища держит в картофельной яме.
…
Ввиду того, что Академия наук и Наркомцветмет в течение 2 лет не смогли вывести из кустарного состояния работы по добыче и переработке урана и научно-исследовательские работы по изучению и использованию урана, просим принять предлагаемый нами проект постановления ГОКО, предусматривающий:
а) передачу научно-исследовательских работ по урану, добычу и переработку основных урановых месторождений в ведение НКВД СССР;
б) выделение НКВД СССР необходимого оборудования и материалов для развертывания работ по урану.
В. Махнев [330, с. 150–153].
Кустарный! Вот конгениальное определение тому, что до сих пор творилось в советском Атомном проекте, пока его курировал В.М. Молотов. Который никогда не принимал поспешных решений, что иной раз оборачивалось просто непринятием решений вовремя. Даже деликатнейший Юлий Борисович Харитон при жизни Молотова вспоминал, что «стиль его руководства и соответственно результаты не отличались особой эффективностью».
Постановление ГКО № 7069сс. 3 декабря 1944 г.
[Из открытых источников]
Важно, что упомянутая справка подготовлена не одним Василием Махнёвым, а с участием всё тех же заместителей наркома внутренних дел Василия Чернышёва и Аврамия Завенягина. То есть – ещё раз – Л.П. Берия отправил на выяснение истинного положения вещей свой высший «генералитет», отвечающий в НКВД за промышленно-строительные проекты.
По результатам проверок порученцы Берии представили доклады, в которых озвучивались крайне неприятные факты, составлявшие в целом картину катастрофы.
Чтобы сдвинуть дело, Сталин согласился с очевидно напрашивавшимся решением: передать кураторство от несправившегося Вячеслава Молотова уже проявившему себя в ходе войны отличным организатором Лаврентию Берии. У которого к тому же всё нужное имелось в распоряжении: широчайшие, можно сказать, тотальные полномочия, вооружённая сила войск НКВД и огромная трудовая армия ГУЛАГа, отлаженный аппарат контроля и принуждения. И самая полная разведывательная информация.
Это разумное решение и было проведено 3 декабря 1944 года в постановлении ГКО № 7069сс.
Глава 5Спецкомитет
Товарищ Берия взялся за дело фундаментально, хорошо подготовившись. Уже в приложениях к постановлению ГКО № 7069сс устанавливаются меры обеспечения работ и работников Лаборатории № 2. Для строительства самой Лаборатории в Покровском-Стрешневе НКВД обязывался поставить «спецконтингент». Наркомлес – стройматериалы и деревянные брусчатые дома. Мосгорисполком – кирпич и площади для застройки домов для рабочих. Наркомторг – горячие обеды и сухие пайки. Наркомвнешторг – металлообрабатывающие станки и… костюмы шерстяные, обувь, постельное бельё и прочий товар того же рода. Наркомат обороны – автомобили «студебекер» и «виллис».
Установлены были также персональные оклады для руководящих и научно-технических работников: 10 окладов по 3000 рублей, 5 – по 2000 рублей и 10 – по 1500 рублей. Отдельные пункты касались также мебели, лимитных промтоварных книжек, сотрудникам Лаборатории предоставили обеды и снабжение по карточкам.
Словом, начали с тылового обеспечения. Для чего, в частности, Л.П. Берия распорядился первым делом пересчитать всех физиков СССР. Коих оказалось ровно 4212. Вот только «чистых» ядерщиков среди них удалось выделить не больше сотни. Почти все они работали на Лабораторию № 2.
Одновременно Берия через Махнёва затребовал от Курчатова план работ на 1945 год. Причём не только его Лаборатории, но и других научных заведений, что должны были действовать по его заданию. Планы составлять Игорю Васильевичу было не впервой, и задания для РИАНа, ФИАНа или МГУ он согласовывал и ранее.
Ничего сверх возможного для наших светил – Хлопина, Капицы, Иоффе, Скобельцына и других. Но на лица иных стоило бы посмотреть, когда задания дойдут до них в виде распоряжений Игоря Васильевича Курчатова. Например, как уважаемый Пётр Леонидович Капица будет нацеливать свой Институт физических проблем на разработку новых (зелёным карандашом в плане подчеркнуто) методов промышленного разделения изотопов урана и новых (и тоже подчеркнуто) методов промышленного получен