О производстве кислорода по методу академика Капицы
г. Москва. Кремль
17 августа 1946 г.
Секретно
На основании материалов проверки Правительственной комиссии… Совет Министров Союза ССР устанавливает, что начальник Главкислорода при Совете Министров СССР и директор Института физических проблем Академии наук СССР акад. Капица не выполнил решений Правительства о создании новых, более совершенных кислородных установок по производству газообразного кислорода для технологических целей промышленности. <…>
В целях ликвидации отставания кислородной промышленности в СССР и устранения имеющихся недостатков в этой отрасли Совет Министров Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ:
1. За невыполнение решений Правительства о развитии кислородной промышленности в СССР, неиспользование существующей передовой техники в области кислорода за границей, а также за неиспользование предложений советских специалистов снять академика Капицу с должности начальника Главкислорода при Совете Министров СССР и председателя Технического совета Главкислорода и с должности директора Института физических проблема Академии наук СССР. <…>
Председатель Совета Министров Союза ССР И. Сталин
Управляющий делами Совета Министров СССР Я. Чадаев [357, с. 7—10].
Как видно, Сталин с принятием окончательного решения не торопился. Но уже когда оно было принято, то в нём с изящной грубостью объединили две должности, чтобы снять сразу с обеих. Просил Пётр Леонидович освободить его от работы только в Атомном проекте, а его освободили, как видим, от работы вообще.
Это был жестокий и унизительный удар по Петру Леонидовичу. Тем более что лишили его не только института, но и дома в английском стиле, что был там, при институте, лично для него выстроен.
Дачу, правда, на Николиной Горе оставили. Но всю казённую мебель вывезли…
Мир физиков-ядерщиков тогда был довольно узок, да и в более широком мире физиков вообще все прекрасно знали, кто такой П.Л. Капица и что с ним случилось. А уж в замкнутой и засекреченной корпорации участников Атомного проекта было не скрыть, что новым директором Института физический проблем стал личный друг Курчатова Анатолий Александров. Который как ни пытался вывернуться из столь крепкого этического капкана, всё безуспешно.
Какова была истинная роль главы Лаборатории № 2 в такой «рокировке», можно только догадываться. С одной стороны, всё верно: Капица и своими эскападами на научных советах, и своей вечной оппозицией менеджменту Проекта, и личным демонстративным неприятием товарища Берии не мог не исключить себя из организации дела, построенной на более даже строгой, нежели военная, дисциплине.
А вот с другой – таким быстрым и безоговорочным увольнением П.Л. Капицы с поста директора ИФП Курчатов воспользовался настолько грамотно, что невольно рождаются подозрения…
Известное дело: Игорь Васильевич дружил с Александровым ещё со времён совместной работы в ЛФТИ. И дружил довольно близко, что видно из его переписки с женой во время войны. И втягивал Анатолиуса в свою Лабораторию с самого начала её существования. Недаром фамилия последнего фигурировала в первых списках желаемого кадрового состава. И продолжал втягивать позднее. Даже чуть ли не обманом заманил Александрова на «смотрины» к Ванникову – кстати, в том же 1946 году, когда получил благословение высшего лица в государстве.
Зачем он это делал? Ведь Александров и так уже исполнял в своей физтеховской лаборатории задания по освоению термодиффузионной технологии разделения изотопов. И неплохо справлялся. Но Игорь Васильевич, судя по всему, был уверен, что Александров перерос уровень руководителя лаборатории хотя бы и Ленинградского физтеха. Его потенциалу потребен был инструмент покрупнее.
И тут очень подходяще ошибся самоуверенный Капица, когда сам попросился из Атомного проекта. В Институте физических проблем была собрана слишком высококлассная теоретическая и экспериментальная школа, чтобы отказаться от неё в деле изготовления Бомбы. Именно по этой причине нелояльного директора и выставили вон. А осиротевшему институту потребовался руководитель из круга занятых в Атомном проекте. Анатолий Александров, не имеющий амбиций стать руководителем всего и не умеющий предавать, был наилучшей кандидатурой. Для Курчатова, во всяком случае.
Так что если товарищу Берии кто-то подсказал – а ему явно подсказали – кандидатуру Александрова на пост руководителя ИФП, то несложно догадаться, кто это сделал.
Глава 3Стройки и… сроки
Котлы – реакторами их называть привыкли не скоро – нужны были срочно. Вопрос стоял о Бомбе. И после Победы – точнее, после очевидного и неотвратимого расхождения интересов союзников после Победы – стоял очень остро. Политическая разведка СССР в США работала едва ли не лучше (а в Британии – точно лучше!) военно-технической. Так что пусть не дословно, но смысл доклада № 329, представленного 3 ноября 1945 года Объединённым разведывательным комитетом на рассмотрение Комитета начальников штабов США, был в Кремле известен. А заключался он в определении «приблизительно 20 целей, пригодных для стратегической атомной бомбардировки Советского Союза».
Тем более в Москве – не через «Кембриджскую пятёрку», а по до сих пор не рассекреченному каналу ГРУ – знали о плане «Немыслимое». Тот предусматривал нападение на позиции Советской армии в Германии, с выходом в перспективе на старую советско-польскую границу. С попутным разрушением русских городов в тылу, нефтяных центров на Кавказе и прочими благодарными подарками от благодарных англосаксов.
И всё это – с использованием 10–12 фашистских дивизий, что находились якобы в плену в английской зоне оккупации.
«Якобы» – потому, что в лагерях пленных поддерживался германский военно-дисциплинарный порядок. Вплоть до расстрела немецкими солдатами своих камерадов, осуждённых в лагерях немецким же военным трибуналом за отказ ещё во время уже прошедшей войны выполнять приказы и дезертирство [360].
Тот план окончательно утерявшего связь с действительностью Черчилля удалось относительно беззатратно предотвратить: часть советских войск передвинулась на север Германии, откуда отвечавший за разработку плана генерал Томпсон готовил охват русских. Чем этот охват сорвали. На юге же русские, дотоле терпеливые, учтиво, но бесповоротно потребовали от американцев оставить Лейпциг, отходивший в советскую зону оккупации. Так что и там планировавшийся англичанами удар не состоялся.
К тому же сами американцы довольно прохладно отнеслись к намерениям «кузенов» – им важнее было обеспечить участие СССР в разгроме сухопутных войск Японии.
Понятно, что всё это заставило советское руководство не просто напрячься, а счесть себя в состоянии продолжения войны. На некоторое время ядовитую слюну, капавшую с клыков бывших союзников, можно было отводить от себя вполне осознаваемой теми угрозой ответного затопления всей Европы советскими войсками. Но потенциально этот довод терял в весе: американцы увлечённо наращивали выпуск атомного оружия. И следовательно, единственным стратегически значимым ответом на эту угрозу было появление у России собственной Бомбы.
Но для неё нужна была ядерная взрывчатка. Вот эту задачу перед Курчатовым и ставили. И с нею на данный момент – конец 1945 года – имелись массивные и очень многообразные трудности.
Если с выпуском нужного количества чистого природного урана (урана-238) в металлических блоках завод № 12 к октябрю 1945 года справился, то далее из него нужно было получить либо уран-235, либо плутоний-239. С 235U вопроса не возникало – его можно получить путём диффузии из 238U. Причём неважно, какого рода диффузия, это вопрос только цены и времени. За ценою руководство СССР не стояло, но зато и требовало за это как можно плотнее сократить время исполнения задачи. А вот со временем была беда.
С одной стороны, казалось, что его хватает: достаточно реалистичный план Сталина – с обоснования Курчатова, кстати, и составленный – требовал сделать Бомбу к концу 1947 года. С другой же стороны, Курчатов свои прогнозы основывал на научной стороне дела. И с нею его команда учёных в целом справилась. Вот только для советской промышленности и советской культуры производства, несущей в себе всё наследие векового крестьянского хозяйства и победившего пролетарского наплевательства на всё, кроме зарплаты, это была задача почти неисполнимой сложности и прецизионности.
«Почти» – потому что победивший в крестьянской стране пролетариат находился под жёсткой хозяйской дланью товарища Сталина. И длань эта в образе товарища Берии умело сжималась, когда надо, в кулак. И тогда превращала это «почти» в нужный результат. Хотя и не всегда к нужному сроку.
Это весьма отчётливо видел Игорь Курчатов на примере так называемого комбината № 813, где Исаак Кикоин добивался необходимого для бомбы выхода урана-235.
Начали строительство этой, как её первоначально назвали, Базы № 5 в рабочем посёлке Верх-Нейвинское в районе Верхнего Тагила и Невьянска, в 80 километрах от Свердловска. Почти одновременно с Базой-10 начали: первые военные строители прибыли 25 декабря 1945 года. Но тут же столкнулись с теми же проблемами, что и на «десятке», – нехваткой всего. Вроде бы, как и там, не на пустое место пришли – ещё в 1941 году здесь авиационный завод № 261 построили, эвакуированный с запада. Так что какие-то здания, жилые бараки и дороги присутствовали. Да только вот вся транспортная база, например, состояла из 5 паровозов, 71 автомобиля и 298 лошадей [358]. Не было экскаваторов, краны поднимать могли не больше полутонны, раствор и бетон готовили на временных заводах.
Это при том, что объём только земляных работ составлял около 7 млн кубометров – в три раза больше, чем было вынуто при строительстве первой линии московского метро. Хоть 865‐е спецстройуправление НКВД и направило сюда 20 тысяч человек, лопатами и тачками быстро много не наработаешь. К тому же такое производство – это не только цеха и жильё. Это и тепло, и энергетика, и склады с логистикой, и всё прочее. Обустройство развернулось только в 1947 году.