база под фарфором заснеженных сосен. Тишина и покой…
Правда, зэки – да, шалят. Те, что отпущены на свободу, но не выпускаются за периметр из-за всё той же секретности. Детнёв закидывает начальство докладными с предложениями «вывезти всех бывших уголовных преступников с территории КБ-11 на такие режимные стройки, где их можно разместить и использовать на работе без контакта с сотрудниками особых объектов». А при «невозможности вывоза этого контингента в другое место предложить министру внутренних дел СССР т. Круглову С.Н. исключить возможность контактирования освободившихся из заключения с сотрудниками объекта путем создания в режимной зоне особого поселка и введения в существующих ныне отрядах жесткого режима» [314, с. 148–149].
Потерявших берега бедолаг вывезли в Дальстрой…
Зато учёным работалось здесь… раздольно. Конечно, и в Москве атмосфера подчас гудит от творческого напряжения, и народ летает, рассекая воздух крыльями. Но вот Курчатову больше доставалось пребывать в ипостаси администратора. Зато здесь, в Сарове, где в 1947 году работало всего-то 36 научных сотрудников, он немедленно нырял в неугомонно бьющийся прибой научного поиска – словно когда-то в мерный рокот волн Чёрного моря… Ну а как себя должен чувствовать учёный, когда оказывается в коллективе творцов? Что трудятся, как одержимые, с увлечением и азартом, забывая о себе и о времени? Трудятся в атмосфере, полной свободы творчества и таланта, решая задачи интереснейшие, исторические!
И результаты были.
Глава 3Победа!
С вполне оправданным удовлетворением Игорь Васильевич докладывал на Спецкомитете об основных научно-исследовательских, проектных и практических работах по атомной энергии, выполненных в 1947 году:
К настоящему времени закончен проект атомной бомбы из плутония… В КБ-11 в 1947 году разработано несколько оригинальных методов, насколько мы можем судить по литературе, впервые примененных с большим успехом.
…новый тип взрывателя был разработан КБ-11 совместное НИИ-6 Министерства сельскохозяйственного машиностроения.
В КБ-11 было сделано много опытных взрывов на моделях и показано, что, подобрав комбинацию тротила с гексогеном, а также конфигурацию и строение пирамидальных отливов, можно избежать распадов центрального металлического ядра.
С помощью оригинальных методов… в КБ-11 была определена степень обжатия газообразными продуктами взрыва центрального металлического ядра.
Опыты, проведенные… в моделях в 1/14 размеров конструкции, подтвердили правильность теоретических расчетов степени обжатия, положенных в основу конструкции.
В настоящее время в КБ-11 строится более сложная аппаратура… [367, с. 268–269].
Основной проблемой было, как добиться такой плотности в центральном заряде, чтобы началась взрывная ядерная реакция. Грубо говоря, обжать его надо было очень быстро и очень жёстко, в миллионные доли секунды создав миллионные величины атмосфер.
Сделать это можно было при помощи сферического взрыва химической взрывчатки, как это сделали американцы. Вот только здесь действовал тот же принцип: разведчики дали тебе чертёж велосипеда – но ездить на нём ты можешь научиться только сам. Самим нужно было провести комплексы исследований – по динамике взрыва, по динамической сжимаемости делящихся веществ при больших давлениях и температуре, по химии процессов и даже по их геометрии. А это означало в тех условиях ещё и создание соответствующих приборов, рентгеновских установок для получения мгновенных фотографий процесса взрыва, самих взрывных полигонов и казематов.
И всё это нужно было, как позже будут говорить, «ещё вчера»…
Так что спорили, дискутировали яростно. Но, бог мой, как же это было интересно!
Параллельно разрабатывали автоматику многоточечного подрыва заряда. А это 32 капсюля-детонатора. Этакий получался шар, увешанный электродетонаторами. Которые необходимо инициировать одновременно. На уровне миллисекунд. То есть опять же – синхронизация, синхронизация и синхронизация. Приборы, приборы и приборы. Усилия, усилия и усилия.
Работали не покладая рук, но при этом почти не уставали! А ведь натурные испытания синхронного срабатывания взрывателей плутониевого заряда – это без преувеличения тысячи взрывов…
И вот 8 апреля 1949 года Игорь Васильевич Курчатов смотрел на изваянную в натуре, в живом виде, свою первую атомную бомбу. Нет, не Бомбу ещё – лётные испытания государственные испытания «объекта РДС-1» на 71-м полигоне ВВС ВС запланировано было провести после испытания главного – самого её атомного заряда. И без снаряжения «тяжёлым топливом», как величали этот самый плутониевый заряд даже в самых совсекретных документах.
Да, но есть главное! Есть то, что делает бомбу – Бомбою! Наконец-то!
Нет, конечно, РДС-1 творили вместе тысячи людей, от безвестных зэков до известного Л.П. Берии, да и самого И.В. Сталина. Но всё же трудно было преодолеть это горделивое ошеломление внутри себя. Когда сознание заполняет одна мысль: «Сделали, сделали, сделали!»
И когда ты знаешь: это ты это сделал так, чтобы сделали…
И вот он, заряд! Лежит перед тобою на ложементе. Здоровенный шар, с отблесками света на чёрном металле и скрутками проводов по поверхности сферы. Можно потрогать рукою. А можно и мыслью – всё равно ты знаешь эту конструкцию до последнего винтика. Дорогой друг Юлий говорит, что это он «первую бомбу знает наизусть» и «все чертежи помнит так, будто они находятся перед ним». Так и есть. Харитон, безусловно, гений, тем паче что документация на Бомбу состоит из тысяч чертежей. Но и он, Игорь Курчатов, тоже знает всё наизусть! Это ведь он утверждал каждый новый шаг и каждую новую идею при её создании.
И в ней, в конструкции этой…
В ней – скрипучие полы особнячка в заснеженном Пыжёвском. И воспалённые ночи над разведдонесениями в закрытой комнате Арсенального корпуса Кремля. И холод в Покровском-Стрешневе, когда стылой жабой лежит в душе ощущение, что ничего не успеваешь. И котлованы в Москве и на Урале, и суета аварий, и стук колёс очередного спецпоезда, несущего тебя на очередную стройку… И опять ночи без сна. И горячечное ощущение, когда вот-вот нащупаешь ответ на долго не дававшийся вопрос. И глаза людей. Глаза тысяч людей…
И зрачки у них, как колодцы. Что бесконечностью своею вопрошают тебя…
Но наконец пришёл август 1949 года. «Учебный полигон № 2 Министерства Вооружённых сил СССР». Или – «двойка».
Спецкомитет уже направил проект постановления Совмина о проведении испытания.
В специально сооружённом здании, в сборочной мастерской у башни, именовавшейся с лёгкой руки Курчатов «ДАФ» (акроним Духова, Алфёрова и Флёрова), в 16 часов начали сборку боевого заряда из плутония и нейтронных запалов. В три этапа. На первом Николай Духов, начальник научно-конструкторских сектора НКС-1, что занимался конструированием атомного заряда, автоматики подрыва и баллистикой Бомбы, собирал сердцевину бомбы. На втором Владимир Алфёров, начальник НКС-2, ведавшего электрическим инициированием заряда и электрическим оборудованием Бомбы в целом, занимался подключением автоматики. А на третьем Георгий Флёров собирал устройство инициирования.
Заряд РДС-1.
[Фото автора]
РДС-1. [Фото автора]
Изделия Арзамаса-16. [Фото автора]
Протокол № 85 заседания Спецкомитета при Совете Министров СССР. 26 августа 1949 г.
[Из открытых источников].
Делали всё фактически своими руками: ради секретности допускались не более двух проверенных исполнителей. Их контролировали ещё двое «главноответственных» – Харитон и Курчатов.
Юлий Харитон читал инструкцию, тщательно проговаривая каждый пункт, исполнитель делал всё, как написано. Затем он проверял каждый пункт сделанного и докладывал об исполнении Курчатову.
Тот наблюдал за процессом вместе с Завенягиным, Александровым и Зерновым. И тоже лично удостоверялся, что всё исполнено как надо. После чего расписывался в контрольном журнале.
Он сам такую систему и придумал. Дисциплина должна быть безусловной – этого правила Курчатов держался всю жизнь. И настаивал на этом в общении даже с близкими друзьями. Ибо дружба – дружбой и дело, конечно, не выше её, но… Но дело страдать не должно. Иначе какая это дружба! Это в жизни можно приколоться над милиционером, высыпая тому в ладошку штраф за прыжок с трамвая копеечками. А на работе – будь добр, исполняй свои обязанности и обязательства. До той же копеечки.
К тому же в советской системе «писдокумент», как это называл Курчатов, был хорошей гарантией.
От перехода на низкооплачиваемую должность оператора тачки где-нибудь на Северстрое.
На следующий день ещё раз осмотрели башню, где должна будет помещена бомба. Проверили и подготовили автоматику, снова прошли кабельную линию подрыва.
И в 3 часа ночи 29 августа…
Ночи, в которую никто не спал…
…Анатолий Мальский, битый и заслуженный директор завода вооружений в войну, ныне начальник завода № 2 КБ-11, лично снаряжавший ядерный заряд капсюлями-детонаторами, и Владимир Алфёров с помощниками осторожно вложили готовый заряд в Бомбу. Закрыли корпус.
В 4 часа утра 29 августа, после опечатывания системы автоматики и разъёмов на подрывной линии, Щёлкин, получив разрешение Берии и Курчатова, распорядился вывозить Изделие из сборочной мастерской. Бомбу выкатили по рельсовому пути и установили в клети грузового подъёмника башни.
Здесь в дело вступила следующая инстанция – начальник полигонов КБ-11 Г.П. Ломинский. Он тщательно проверил крепление Изделия и, получив разрешение А.П. Завенягина и ещё одного полномочного заместителя начальника ПГУ (и будущего начальника КБ-11) А.С. Александрова, вместе с П.М. Зерновым поднял грузовую кабину на отметку 30 метров.
Вслед им на пассажирском лифте поднялись Щёлкин и его дублёр-подрывник Сергей Матвеев с боекомплектом капсюлей-детонаторов. За ними последовали Завенягин и Александров – контроль должен оставаться перекрёстным. Под этим взаимным контролем произвели предпоследний осмотр Изделия. Снарядили его детонаторами, подключили к системе подрыва. И – снова осмотр. Последний.