Атомный век — страница 27 из 62

акету. А потом когда бабахнуло — громче, чем он ожидал, и когда ударная волна — короткая и стремительная — пришла и пнула башенку БТРа, вздрогнул от неожиданности, хотя, конечно, ожидал выстрела из «шмеля».

— Вперёд! — скомандовал он. — Вперёд! Теперь только вперёд!

Бронетранспортёр, напичканный оружием и электроникой, но всё равно уязвимый для любого пехотинца, выскочил точно сбоку «бредли», и Колюшка Рябцев с расстоянии в двести метров залепил ему в корму длиннющую очередь, да так, что во все стороны брызнули пламя, огонь, а осколки веером ушли в зеленоватое небо.

Ещё ни один «бредли», сделанный из алюминия, не выдержал попадания «шмеля — м» и очереди, считай, в упор из автоматической стомиллиметровой пушки с бронебойными подкалиберными снарядами. А этот как стоял, так и остался стоять, даже не шелохнулся, и из него никто не выскочил, и не повалил дым, а ещё не завыли сирены и в небе не залетали БЛА.

Поубивали мы их, что ли, всех? — страшно удивился Берзалов, и только потом понял, что сержант Чванов кричит в наушнике что есть мочи:

— Подбили! Подбили!!!

— Вашу — у-у Машу — у-у!.. Чего орёшь?! — грубо спросил Берзалов так, как только он умел спрашивать в минуту душевных волнений. — Сам вижу, что подбили.

— Подбили давным — давно! — уже спокойным голосом добавил Чванов.

— Как давным — давно?.. — опешил Берзалов и впился глазами в оптику.

Только теперь он разглядел, что динамическая броня на боку и башенке разорвана в крошево, но это было не самое главное, главное заключалась в том, что, похоже, башенка была свернула набок, как может быть свернута только челюсть у боксёра. Однажды Берзалов был свидетелем, как Артур Абрахам, чемпион мира по версии WBA, дрался со сломанной челюстью, выстоял все двенадцать раундов и выиграл. А противник — большая сволочь, всё норовил в эту сломанную челюсть попасть, только это ему никак не удалось. Так вот, башенка «бредли» оказалась не только сильно деформированной, но ещё и прижатой правым боком к корме, словно её ударили слева — коротко и жестко, как в боксе, от пояса, снизу вверх, с вывертом пятки.

Ого! — подумал он, не веря своим глазам. К тому же «бредли» всё ещё не горел. Слегка чадил, но это было вовсе не то, что обычно бывает после попадания «шмеля», буквально выжигающего изнутри любой объект, который мог пробить. Так что «бредли», действительно, подбили уже давным — давно, сообразил Берзалов, хватаясь за автомат. И словно в подтверждение Чванов снова заорал и появился в прицеле, приплясывая на броне:

— Мёртвый! Мёртвый!

Пришлось выбираться и идти смотреть. Берзалов пробежал эти двести метров, единственно, опасаясь, что его подстрелят свои же.

Выходит, что стреляли зря, что «бредли» основательно покалечен ещё при царе Косаре, с дюжиной дырок и в корме, и в башенке, к которым добавилось отверстий: то, чего Берзалов сгоряча не разглядел в оптику — капли блестящего, как серебро, алюминия и свежие «розочек» от стального сердечника подкалиберного, который пробивает сталь насквозь. А Чванов, не замечая ничего этого, всё бесился и бесился на его корме, выбивая чечётку:

— Мёртвый! Мёртвый! Мёртвый!

— Кто это его так?.. — растерянно спросил Сундуков по кличке Актёр, обходя «бредли» со всех сторон и тоже по дурости полез к Чванову.

Да, действительно, подумал Берзалов, дурилка я картонная, не мог отличить целый «бредли» от подбитого. Опять же окалина, которую принял за маскировочные разводы. Хорошо хоть никто не заметил, как я покраснел. Не увидеть того, что пушчонка «бредли» безвольно смотрит в землю да ещё и безнадежно согнута, не мог разве что слепой. У меня же была целая секунда, чтобы оценить обстановку, а я оценил её неправильно, сокрушённо корил он себя. Теперь о нашем прибытии знают все окрест. И считай, операция провалена.

— Слезайте! — приказал он. — Вашу — у-у Машу — у-у!.. Слезайте! Здесь ещё парочка затаилась! А если снайпер?!

Чванова и Сундукова словно ветром сдуло. Они, озираясь, испуганно побежали к своему бронетранспортёру.

— Товарищ старший лейтенант, получается его ещё кто‑то до нас?.. — слезным голосом спросил Архипов.

— Получается… — согласился Берзалов, открывая дверь и усаживаясь в кабине. — Только я никак не пойму, кто?

— Не знаю… — счёл нужным сознаться Архипов, хотя он не любил чего‑то недопонимать.

Хороший из Архипова офицер получится, мимоходом подумал Берзалов, если, конечно, выживет. Он даже не стал суеверно скрещивать пальцы, потому что знал, что это бесполезно. Война научила его простой истине: человек не может планировать свою жизнь в условиях атомного века. А умозрительность и даже очевидное — это ещё не правило и не закон, потому что все правила и законы в атомном веке давным — давно нарушены и низвергнуты и со всех пьедесталов, пример — квантор и Скрипей. Откуда они взялись и зачем? Раньше ни о чём подобном никто ничего не слышал.

— Ладно… — сказал он. — Потом разберёмся. В пяти километрах отсюда ещё двое.

Он не знал, что делать: то ли прекратить обследование квантора и вернуться, то ли идти дальше, а потом уже, убедившись в безопасности, вызывать Гаврилова.

Только он испытал некоторое облегчение, только Клим Филатов завёл двигатель и отъехал под цветущие яблони, только бойцы приготовились двигаться дальше и уничтожить коварного противника, как раздался взрыв и грохот, переходящий в протяжный гул. Казалось, это произошло совсем рядом, может быть, в километре, а может, ещё ближе. Берзалов автоматически отметил время: семь ноль пять. В кванторе они двадцать минут, а кажется, два часа прошло. СУО молчала, а в триплекс лезли одни белые ветки яблонь и крыши домов.

— Кто‑нибудь что‑нибудь понял? — спросил Берзалов. — Что взорвалось? Филатов, вперед вправо, за домики, за домики.

Смена дислокации была азбучной истиной, пренебрегать ею было глупо и даже опасно.

— Не знаю, — растерянно ответил Архипов. — Посёлок пуст. Я его специально обежал. Нет никого, даже трупов. Такое ощущение, что его покинули ещё год назад. Сады заросшие, земля не копана.

— Хорошо, — оценил Берзалов. — Кто ещё что‑нибудь увидел?

— Я видел на окраине следы, — доложил рядовой Сундуков и, как всегда, выпучил на Берзалова и без того изумленные глаза.

— Какие? — оживился Берзалов, хотя, конечно, тоже их видел в луже, где плавали головастики.

— Такие, как от бэтээра, — важно надул щеки Сундуков. — Очень похожие.

— Ага — а-а… — многозначительно сказал Берзалов. — Интересно…

— Следы старые, — добавил Сундуков. — А ещё там гильзы от стомиллиметровой пушки.

А вот этого я не заметил, посетовал Берзалов, плохо, я должен всё замечать.

— Значит, одна из наших групп шла здесь, — не показал он вида, что немного растерялся. — И «бредли» они подбили. Кто ещё что заметил?

— Да вроде больше ничего, — ответил за всех Архипов.

Клим Филатов как раз переполз центральную улицу посёлка и завёл бронетранспортёр на самую окраину, дальше был обрыв и зеленела река — в камыше и осоке, холодная, стылая, как любая река в мае.

— А башенку кто свернул набок?.. — ехидно осведомился Берзалов.

Все на мгновение замолчали, пристыженные и пораженные мыслью: всё же видели сами, а сформулировать не смогли. Хороший у нас лейтенант. На — блю — да — тель — ный — й-й…

— М — м-м… — покрутил головой Колюшка Рябцев и, должно быть, хотел произнести свою коронную фразу: «Не верю!», но, естественно, ничего не добавил, потому что не покидал борта, а прикрывал вместе с Филатовым остальных.

— Наверное, тоже наши… — скромно предположил Ефим Бур и посмотрел внизу вверх на Берзалова, потому что сидел на своём месте рядом с водителем.

— Нет, не наши, — авторитетно сообщил Берзалов, наклоняясь, чтобы лучше видеть его. — Наши так же, как и мы, били уже по мертвому «бредли». Кто‑то его ещё до наших приголубил.

— Почему?.. — удивились все и даже заерзали до неприличия активно, выражая недоумение: кто бы мог сотворить такое непотребство.

— Удар был нанесен сверху и слева, — принялся рассуждать Берзалов в благодушном тоне, хотя, конечно, следовало одернуть Архипова за то, что распустил отделение. — Конкретно по «бредли», потому что дома вокруг целые, стёкла разве что выбиты.

— А мы не заметили… — признался Архипов, — вы, товарищ старший лейтенант, — прямо провидец.

— Значит, это был не ядерный взрыв, — рассуждал польщенный Берзалов, — и вообще, не взрыв. Вот тогда‑то «бредли» и выгорел. А больше гореть нечему.

— Вот как… — все страшно удивились. — А что же это тогда было?

— Целенаправленный источник энергии конкретно на башенку, — сказал Берзалов и сам же поразился своим скоропалительным выводам.

— Так — х-хх… и нас же могут?! — в полное тишине высказал кто‑то опасение, вместо того, чтобы соображать о деле.

И все загалдели, как на митинге, все, кроме Архипова, которому не пристало как командиру первого отделения пугаться раньше времени.

— Тихо, — опомнился он, — не на базаре!

— М — да… — многозначительно сказал Чванов, держа на коленях огромный, как казан, шлем.

— Вот то‑то же… — веско произнёс Берзалов. — Так что вспоминайте, чему я вас учил. А главное, не суетитесь, не красуйтесь перед противником, на броню не лезьте и не пляшите. Вашу — у-у Машу — у-у!.. Давно со снайпером не встречались?

— Да нет… — ответил кто‑то неуверенно, а Чванов покраснел, Сундуков же, как всегда, изумленно вытаращил глаза и, похоже, ничего не понял.

— Вы чего, испугались? — спросил Берзалов, почувствовав, как напрягся экипаж. — Если бы здесь кто‑то был, мы бы с вами уже не рассуждали… — и разрядил этим обстановку.

— А кто?.. — глуповато спросил Бур.

— Господи! Но ведь ясно, сгорели бы, как «бредли»! — чётко сформулировал Архипов. — А что мы будем дальше делать, товарищ старший лейтенант? — и так выразительно глянул на Чванова и Сундукова, что те покраснели, спрятали глаза и поняли, что кулаков Архипова им не избежать, и поделом.