Бородачи никак не отреагировали на его стон, они продолжали тихо о чем-то переговариваться, поворачивая над костром тонкие жерди с нанизанными на них кусочками мяса. И только когда Звягинцев приподнялся и начал шарить по себе руками, проверяя наличие оружия, они обратили на него внимание.
– Долго же ты, – с упреком посмотрел на него бородач с трубкой.
Суровые черты лица, красноватые, морщинистые щеки, кудрявая черная борода, косматые брови и острые глазки делали его похожим на исследователя далеких стран. Или Деда Мороза. В атрийской, разумеется, интерпретации.
– Где я? – убедившись, что оружие по-прежнему при нем, спросил бродяга, сосредоточив взгляд почему-то на бородаче, что сидел к нему спиной.
– Все там же. – Уголки рта у бородача, у которого из-под капюшона виднелась лишь нижняя часть лица, приподнялись. – Есть хочешь?
Эти трое в снайперских маскхалатах могли оказаться, конечно, бандитами, или мародерами, или, того хуже, кочевниками, но Егор, чей мозг по наитию анализировал происходящее, подумал, что это маловероятно. Окажись они бандитами, вряд ли у него был бы шанс очнуться. А уж если они пособничают хану Айкару в поисках убийцы его сына, то тем более не оставили бы бродяге оружие. И почему они сидят, как на поминках, закинув оружие по-походному за спины?
Звягинцев приложил ладони к разгоряченным щекам, с силой потянул вниз, обнажив белки глаз, открыл рот и хрипло выдохнул. Затем поднялся на ноги и, закрыв глаза, некоторое время просто втягивал ноздрями воздух. Это все, что он мог сделать, чтоб хоть как-нибудь утихомирить рвотный рефлекс, то поднимающий к горлу, то опускающий обратно все, что находилось в желудке. Отпустило. Он снова открыл глаза и попытался осмотреться, но изображение перед глазами плыло и покачивалось, будто эта освещенная костром поляна находилась на большом нефтяном пятне, колыхающемся на поверхности океана. В конце концов ему все-таки удалось разглядеть мятую траву и две продавленные тяжелыми арбами колеи метрах в семи-восьми от него справа. Там же валялся РПК и чей-то подсумок. Значит, он и вправду на том самом месте, где его стащили с дороги и бросили в овраг.
– Где Лена? – спросил Егор, повернувшись к костру. – Кэп… Женька… Где… они?
– Никакой благодарности, – вздохнул бородач с трубкой и разочарованно покачал головой. – Ни тебе здрасьте, ни спасибо, сразу вопросы. Все как всегда. Ничего не меняется.
– Молодежь, – пробасил второй, и бахромистая маскировка на его маскхалате встрепенулась от порыва ветра.
– Странная молодежь, – откликнулся третий. – Впору о себе подумать, а он Женьку ищет.
– Где Лена? – повторил вопрос Кудесник. – Где…
– Да спекся твой кэп, – обернулся тот, что сидел к нему спиной.
Звягинцев не смог разглядеть его лица так, как ему этого хотелось бы, но кое-что сразу бросилось в глаза. Бороды у него не было, наоборот, широкий, раздвоенный подбородок поблескивал в свете костра, будто только что был гладко выбрит, на щеках неприкрытыми оставались глубокие борозды шрамов, а ниже – татуировка, обвившая шею в виде застежки-молнии с «собачкой» аккурат на уровне левого лимфоузла. Из-за расстегнутого на пару верхних пуговиц кителя виднелись черные полосы зимней тельняшки, сразу понятно – гордости ее обладателя. Такому не дай бог сказать, что морпехи слабаки. На вид лет ему было больше, чем бродяге, но явно недостаточно для того, чтобы считать его «молодежью».
– Что значит «спекся»?
Егор проследил за его взглядом и увидел за спиной первого, на том рубеже, где свет от костра полностью поглощала темнота ночи, облаченные в эскады тела.
– Лена… – вырвалось у него, и он со всей прытью, на какую только были способны его слабые ноги, бросился к девушке.
Упав возле нее на колени, Егор приподнял ее за плечи. Голова Лены безжизненно свесилась, волосы касались черной земли.
– Нет! – вскрикнул бродяга, чувствуя, как у него внутри словно что-то оборвалось.
Перехватив девушку так, чтобы голова ее оказалась на его предплечье, пальцы другой руки он приложил к тонкой шее. Пульс не ощущался, и бледный цвет ее кожи только подтверждал наихудшие опасения.
Егор затрясся как в лихорадке, на глазах заблестели слезы, лицо исказила гримаса боли и невосполнимой утраты.
– С ней все нормально, – сказал тот, что курил трубку. – Не волнуйся, она придет в себя.
– Что? – оглянулся на костер Звягинцев. По его щеке сбежала вниз одинокая слеза.
– Еще не время. Доверься нам. Оставь ее и иди сюда.
Сам не зная почему, возможно, что-то такое было в голосе бородача с трубкой – уверенном и властном, что заставляло подчиниться, – но Егор положил Лену на землю, поднялся и возвратился к костру. Словно в забытье, сел между курильщиком и безбородым и точно так же, как они, поджал под себя ноги.
– Будешь? – спросил тот, чье лицо прятал капюшон. В руке он держал открытую флягу с повисшей на цепочке крышечкой.
Но Егор не мог сейчас заставить себя думать о чем-то другом, кроме Лены.
– Да не напрягайся ты так, бродь. – Курильщик положил тяжелую руку Кудеснику на плечо. – Вот увидишь, с ней все будет хорошо. Звезды не могут лгать: она умрет, лишь немного не дожив до глубокой старости, не сейчас. – Он загадочно улыбнулся. – Ты же хочешь, чтобы так было?
– Звезды? – проигнорировав вопрос, Кудесник поднял на него остекленевшие, ничего не видящие глаза. – Вы кто такие, мужики?
– Меня зовут Звездочет, – ответил курильщик, попыхивая трубкой. – Это, познакомься, – он кивнул на безбородого, – Хирург, а тот, что прячет лицо, – Серб. Будем знакомы. А тебя как кличут?
– Что? Что здесь происходит? – замотал головой, будто пытаясь стряхнуть навалившуюся информацию, Егор. – Что со мной было? Что с Леной? И откуда вы здесь взялись?
– Вот те на! – Брови Звездочета подскочили. – Ты что, ничего не слыхал о «Сонном Янтарнике»? Ну ты, бродяга, даешь.
Кудесник напряг память, хотя точно знал, что раньше такого названия не слышал.
– Это аномалия, которая появляется только перед самим сиянием и существует после него всего несколько часов. Вы попали уже под конец ее действия, – пробасил безбородый Хирург. – Если бы подождали еще, могли бы свободно пройти до Краснозвездного.
– Знаешь, эта штука, – Серб сделал круговое движение пальцем возле виска, – разумная. Не просто какое-то там феноменальное облако, а живая материя. Которая подбирается к тебе как вор. Сначала ты ее не замечаешь, вроде как только свет желтее становится, а когда понимаешь, что попал, – уже поздно. Двойника своего видел? Что-то напоминает шпиль перед сиянием, верно? Только тут немного иначе: идешь себе по дороге, ничего не замечаешь, и вдруг тебе навстречу человек. Приглядываешься: ба! знакомые все лица. – Серб иронично улыбнулся. – А ты и пошевелиться уже не можешь, потому как во сне, который навеял «Янтарник», мозг тебе не подчиняется. И крикнуть по той же причине у тебя не получится. Да-да, я знаю, ты хочешь сказать «Я же не спал!», да? Я видел и двойника, и дорогу, и других. Но в этом и смысл «Сонного Янтарника» – то, что ты видишь, – уже сновидение. Ты идешь по дороге, но не видишь ее на самом деле, она тебе лишь снится. Как и густая трава до самого леса. Ты можешь пройти возле живоглота и не увидеть его, потому что его не будет в твоем сне. Как и нас в нем не было. А когда ты поравняешься со своим двойником, вы сольетесь, потому что идете по одной дороге, свернуть с которой, как ты сам мог убедиться, нельзя. И тогда… – Он сделал глоток из своей фляги, скривился. – Этого никто наверняка не знает, но эвенки, которые тут живут, говорят, что происходит некий обмен. Люди переносятся в параллельный мир. Душой. А опустошенными телами, в которые вошли двойники, остаются бродить по земле. С закрытыми глазами.
– Они превращаются в некую разновидность зомби? – спросил Егор.
– Нет, они превращаются в лунатиков, – ответил вместо товарища Звездочет. – Только, если потревожить их сон, они открывают глаза и на время становятся похожими на обычных людей. Это просто рефлекс. Проснутся, устранят раздражитель и снова впадут в спячку, бродя по протоптанным дорогам.
– Мы видели таких… – начал было Егор, но оборвал себя на полуслове. Вспоминать, а уж тем более рассказывать о «центавровцах» ему совершенно не хотелось.
– Мы знаем, – сказал Хирург.
– Почему вы допустили, чтобы они попали в аномалию? – равнодушным тоном спросил Кудесник, не уверенный даже на один процент, что его присутствие у костра является спасением.
– Они хотели этого сами, – ответил Серб и поднес длинную почерневшую жердину с нанизанным на нее мясом к краю капюшона.
– Они спасались от сияния, – пояснил Хирург и последовал примеру товарища, чтобы убедиться, что шашлык не подгорел, и втянуть ноздрями его преаппетитнейший запах. – И сознательно пошли в «Янтарник». Ведь под его куполом сияние не причиняет человеку вреда. Они надеялись на чудо, но оно, судя по всему, не произошло, так ведь?
Кудесник посмотрел на безжизненные тела в эскадах и костюме и, тяжело сглотнув, зажмурил глаза.
– Почему вы не смогли спасти нас всех? – спросил он.
– Мы спасли, – многозначительно ответил Хирург, и его голос, несмотря на то что он говорил тихо, прогремел как выстрел корабельного орудия. – Но здесь не действуют обычные правила. Это не все равно, что вынести человека из пожара и считать, что он уже спасен.
– Так как же вы спасли? В чем заключается тогда ваше спасение? В том, чтобы стащить с дороги мертвые тела? Они же мертвы, все трое мертвы! И знаете что, – Егор вскочил на ноги, – идите вы к черту со своим «Сонным Янтарником» и баснями о переселении душ! С меня хватит, травите эту хрень кому-то другому! Звездочеты-волшебники, *ля!
Трое у костра молча за ним наблюдали. Так доктора из психлечебницы наблюдают за негодованием очередного мятежного, «трудного» пациента.
– Я не пальцем деланный и не вчера в зону приковылял. – Бродяга отступил на пару шагов, раскинул руки в стороны. – Знаю я, наслышан о том, как в некоторых бродяг после смерти снова жизнь возвращается. Доктор с Бездонных Рек такой фокус за три минуты сделать может, если под рукой нужные цацки имеются. Только лучше бы он этого… – Егор продолжал пятиться, пока не споткнулся о лежащее тело кэпа, – не делал. Или вы не смотрели «Кладбища домашних животных»? Еще никто