Я наклонился к Ночецтли и спросил:
— Эти двое, они были людьми Йайака?
— Да, мой господин.
— Убей их.
Оба воителя не сопротивлялись, но стояли отважно, не дрогнув, когда Ночецтли полоснул обсидиановым мечом, сперва налево, потом направо, срубив обоих, как какие-нибудь сорные кусты. Толпа позади нас дружно охнула и подалась назад.
— А сейчас, Ночецтли, — сказала, — выбери из толпы несколько человек покрепче, чтобы убрать эту падаль. — Я жестом указал на павших стражей и тело Йайака, всё ещё перекинутое через спину одной из моих лошадей. — И вели толпе разойтись, пока я не разгневался. Потом выполни мой приказ: собери на этой площади войско, чтобы я, как только облачусь в подобающие главнокомандующему регалии, золото, драгоценные камни и перья, мог провести смотр.
Когда трупы унесли, я знаком велел Пакапетль следовать за мной, и мы, не спешившись, ведя вьючных лошадей на привязи, с гордостью и торжеством победителей въехали во внутренний двор роскошного дворца Чтимого Правителя Ацтлана. Отныне он принадлежал юй-текутли по имени Теотль-Тенамаксцин. То есть мне.
18
При свете факелов, размещённых на стенах внутреннего двора, ещё шла работа: рабы-садовники даже в этот поздний час ухаживали за множеством цветущих кустов, высаженных в огромных каменных горшках. Спешившись, мы с Пакапетль отдали поводья наших четырёх лошадей двоим из этих рабов. Вытаращив глаза, рабы робко приняли поводья, с опаской держа их на расстоянии вытянутой руки.
— Не бойтесь, — сказал я им. — Это спокойные животные. Только принесите им побольше воды и лущёного маиса и пока побудьте с ними. Потом, покончив с первоочередными делами, я расскажу вам, как за лошадьми ухаживать.
Мы с На Цыпочках подошли к главному входу во дворец, но дверь распахнулась перед нами раньше, чем мы к ней приблизились. Женщина йаки — Г’нда Ке — появилась на пороге и жестом пригласила нас войти, причём проделала она это с такой наглостью, как будто была полноправной хозяйкой дворца и сейчас привечала гостей, прибывших по её приглашению. Прежние, весьма непритязательные её одеяния, подходившие для скитальческого образа жизни, теперь сменил роскошный дворцовый наряд. Не поскупилась Г’нда Ке и на мази и притирания для лица, возможно для того, чтобы скрыть портившие её кожу крапинки. В общем, с вид у йаки стала сущей красавицей, любо-дорого посмотреть. Даже куилонтли Ночецтли, отнюдь не почитатель женского рода, благосклонно отзывался о её внешности, я же, однако, невольно отметил, что у неё всё такие же алчные глаза и улыбка ящерицы. А ещё эта женщина по-прежнему упорно говорила о себе в третьем лице — «Г’нда Ке», «она», «её», — как будто речь шла о каком-то ином существе.
— Мы снова встретились, Тенамакстли, — приветливо промолвила она. — Конечно, Г’нда Ке знала о твоём предстоящем возвращении и не сомневалась, что по пути домой ты уничтожишь этого наглого Йайака, незаконно захватившего власть в Ацтлане. А, вот и ты, дорогая Пакапетль! Какой же красавицей ты станешь, когда твои волосы отрастут длиннее! Г’нда Ке так рада видеть вас обоих, и особенно...
— Помолчи! — отрезал я. — Отведи меня к Амейатль.
Женщина пожала плечами и повела нас обоих на верхний этаж, но не к тем покоям, которые Амейатль занимала раньше. Г’нда Ке сдвинула тяжёлый засов на массивной двери и открыла маленькую, не больше парилки, каморку без окон, погруженную во тьму (ибо там не было даже светильника на рыбьем масле) и в затхлость (поскольку каморку эту никогда не проветривали). Я вынул засов и забрал его, чтобы коварная йаки не попыталась запереть здесь и меня, после чего сказал ей:
— Принеси мне факел. Потом отведи На Цыпочках в приличную комнату, где она сможет привести себя в порядок и надеть подобающую женскую одежду. А потом, змея, немедленно возвращайся назад, чтобы постоянно находиться у меня на глазах.
С зажжённым факелом я вошёл в маленькую комнату, где меня чуть не вывернуло от вони. Единственным предметом обстановки там являлся горшок аксиккалтин, содержимое которого страшно смердело. Потом в углу что-то зашевелилось, и с каменного пола поднялась Амейатль, — хотя не знай я, кто находится в заточении, мне едва ли удалось бы узнать в этой измождённой, одетой в вонючие лохмотья женщине со спутанными волосами, мертвенно-бледным лицом и впалыми щеками первую красавицу Ацтлана. Однако, когда узница заговорила, в голосе её зазвучала благородная твёрдость:
— Я благодарю всех богов за то, что ты пришёл, брат. Ибо все эти долгие месяцы я молилась...
— Тс-с, сестрёнка, — сказал я. — Прибереги силы, которые у тебя ещё остались. Мы поговорим позже. Позволь мне отвести тебя в твои покои и проследить за тем, чтобы о тебе позаботились — выкупали, накормили и дали отдохнуть. Потом нам предстоит многое обсудить.
В покоях Амейатль находились несколько служанок, иных я помнил ещё с прежних времён. Все они страшно нервничали и отводили глаза. Я быстро отпустил их, и мы с Амейатль подождали, пока Г’нда Ке вернулась с На Цыпочках, наряженной под стать принцессе. Видимо, с точки зрения женщины йаки, это была хорошая шутка.
— Пакапетль подошли всё новые наряды Г’нды Ке, за исключением сандалий. Нам пришлось поискать для неё другие, маленькие, — словоохотливо распространялась недавняя тюремщица. — В прежние времена бедной Г’нде Ке нередко приходилось ходить босой. И теперь она так полюбила роскошную обувь. И, несмотря на всего его немалые прегрешения и недостатки, Г’нда Ке благодарна Йайаку — потому что он потворствовал её любви к обуви. У Г’нды Ке теперь все кладовые битком набиты. Она может менять сандалии каждый...
— Прекрати свою трескотню, — отрезал я и обратился к На Цыпочках: — Видишь эту претерпевшую столько страданий госпожу? Это моя дорогая двоюродная сестра Амейатль. Поскольку никто в этом дворце не заслуживает доверия, я прошу тебя, Пакапетль, поухаживать за ней и проявить нежную заботу. Амейатль покажет тебе, где находится её парилка, где хранится её одежда, ну и всё прочее. Кухня внизу: принеси ей оттуда чего-нибудь питательного и чашку хорошего чоколатль. Ну а потом уложи её на постель из множества одеял, чтобы было помягче. Когда Амейатль заснёт, спустись ко мне вниз.
— Служить госпоже Амейатль для меня высокая честь, — отозвалась На Цыпочках.
Тут сама Амейатль наклонилась было, чтобы поцеловать меня в щёку, но, вспомнив, как скверно от неё пахнет, отшатнулась и ушла, сопровождаемая На Цыпочках. Я снова повернулся к Г’нде Ке.
— Мне уже пришлось убить двух часовых, охранявших дворец, но я склонен предположить, что и вся остальная челядь также служила самозванцу Йайаку охотно и без возражений.
— Верно. Были, правда, и другие, с презрением отказавшиеся прислуживать ему, но они давно покинули дворец и отправились искать счастья в других местах.
— В таком случае я поручаю тебе найти этих верных слуг и вернуть их сюда. А заодно и избавиться от всей нынешней свиты. У меня нет времени собственноручно убивать такое множество слуг, тем более что ты, будучи змеёй, наверняка знаешь яд, которым можно отравить их всех разом.
— Конечно знаю, — отозвалась она столь невозмутимо, словно я спросил её насчёт успокаивающего сиропа.
— Хорошо. Подожди, пока Амейатль не поест досыта, — бедняжка изголодалась в заточении, а потом, когда дворцовая челядь соберётся на вечернюю трапезу, позаботься о том, чтобы их атоли была как следует сдобрена твоим ядом. После того как все умрут, Пакапетль некоторое время будет вести хозяйство сама, пока мы не найдём новых надёжных слуг и рабов.
— Как велишь. Только скажи, какой смертью этим людям надлежит умереть: быстрой или медленной, лёгкой или мучительной?
— Мне всё равно, как они умрут. Главное, чтобы все были мертвы.
— Тогда Г’нда Ке предпочтёт проявить милосердие, ведь ей изначально присуща доброта. Она добавит в их пищу траву тлапатль, вкусившие которой перед кончиной впадают в безумие. До последнего вздоха они будут лицезреть чудесные цвета и дивные видения. Ну а сейчас, Тенамакстли, скажи Г’нде Ке: будет ли она сама тоже участвовать в этой последней, фатальной трапезе?
— Нет. У меня ещё найдётся для тебя применение, во всяком случае, пока Амейатль не восстановит силы и не возьмёт снова бразды правления. Не исключено, что тогда она захочет, чтобы я избавился от тебя, причём каким-нибудь не слишком милосердным способом. Таким, что потребуется приложить воображение.
— Не вини Г’нду Ке за плохое обращение с твоей двоюродной сестрой, — сказала женщина, следуя за мной к покоям правителя, ранее принадлежавшим Миксцину, а потом Йайаку. — Это её родной брат распорядился содержать свою сестру в нечеловеческих условиях, а Г’нде Ке просто приказали следить, чтобы дверь всегда была на засове. Даже Г’нда Ке не могла нарушить его повеление.
— Ты лжёшь, женщина! Ты лжёшь чаще и легче, чем меняешь свою драгоценную обувь.
Одному из слуг я дал указание отнести горячие угли и вёдра с водой в дворцовую парилку, причём сделать это не мешкая. А затем, нетерпеливо сбрасывая с себя испанский наряд, продолжил:
— Тебе, с твоим колдовством, с твоими ядами, да просто с твоими змеиными глазами, ничего не стоило убить Иайака в любой момент. Но я знаю: вместо этого ты применила свои злые чары, чтобы побудить его к союзу с испанцами.
— Это просто озорство, дорогой Тенамакстли, — беззаботно откликнулась она. — Обычная проказа Г’нды Ке. Ей ведь приятно стравливать мужчин друг с другом. Просто чтобы скоротать время до тех пор, пока ты не воссоединишься с ней, дабы мы вместе смогли развязать настоящее кровопролитие.
— Вместе! — фыркнул я. — Да по мне было бы предпочтительней связаться со страшной богиней подземного мира Миктланкуатль.
— А теперь ты говоришь неправду. Посмотри на себя.
Я уже обнажился, нетерпеливо ожидая, когда слуга доложит, что парилка готова.
— Ты рад снова быть с Г’ндой Ке. Ты бесстыдно демонстрируешь ей своё обнажённое тело — и оно великолепно. Ты намеренно искушаешь её.