Мы шли в полный рост, пока не миновали последние лачуги квартала рабов, а потом пригнулись и стали осторожно удаляться от города. Когда на виду показалась хижина, окружённая солдатами (никто из них даже не смотрел в нашу сторону), нам, чтобы не приближаться к ней, пришлось повернуть налево и продолжить путь, пока дорога не вывела нас к следующей хижине, возле которой помимо солдат находилась ещё и одна из тех гром-труб, что называются кулевринами. Поэтому нам пришлось повернуть назад и вернуться тем же путём, чтобы оказаться примерно на равном расстоянии между этими сторожевыми постами. К счастью для нас, в том месте густой кустарник тянулся до самой темневшей на горизонте линии деревьев. Низко пригибаясь, делая всё возможное, чтобы как можно меньше шевелить кусты, я стал пробираться под ними, а бедный запыхавшийся тикитль последовал моему примеру. Мне показалось, что в этом мучительном скрюченном положении нам пришлось медленно преодолевать бесконечные долгие прогоны, причём очевидно, что Уалицтли такое продвижение давалось с куда большим трудом, чем мне, — но в конце концов мы всё же добрались до опушки леса. Оказавшись среди деревьев, я с наслаждением расправил спину, — при этом все мои суставы заскрипели, — а тикитль со стонами снова растянулся на земле.
Я улёгся поблизости, и некоторое время мы с ним молча приходили в себя. Отдышавшись настолько, что уже мог говорить, но ещё не набравшись сил, Уалицтли спросил:
— Не расскажешь ли ты мне, Тенамаксцин, почему белые люди дали нам уйти? Уж конечно, не потому, что мы захватили в заложники одного из их чёрных рабов. Раб любого цвета кожи, по их представлениям, не стоит и плевка.
— Они думают, будто именно этот раб владеет тайной — знает путь к сказочным сокровищам. Им хватило глупости поверить в подобную выдумку, но всё это я объясню как-нибудь в следующий раз. А сейчас попытаюсь придумать способ найти куачика Ночецтли и остальных наших воинов.
Уалицтли сел и бросил на меня обеспокоенный взгляд.
— Должно быть, ты ещё не пришёл в себя после того удара по голове. Если все наши люди и не погибли от выстрелов тех гром-палок, то наверняка рассеялись и разбежались кто куда, лишь бы подальше отсюда.
— Они не погибли, не рассеялись и не разбежались. А я не повредился в уме. Пожалуйста, перестань говорить как целитель и дай мне подумать.
Я посмотрел вверх: Тонатиу уже спускался к западному горизонту.
— Так. Мы снова оказались к северу от Компостельи, а стало быть, не так далеко от того места, где угодили в западню. Не исключено, что Ночецтли вместе с собравшимися под его командованием воинами находится где-то поблизости. Впрочем, он мог повести их в обход города, к югу, кате и было задумано первоначально. Или, напротив, отступить и вернуться в Ацтлан. Какой образ действий мог он избрать, не зная, что стало со мной?
Тикитль благоразумно воздержался от комментариев.
— Мы не можем просто бродить здесь в поисках наших воинов, — продолжила. — Ночецтли обязательно должен нас найти, и я не могу придумать лучшего способа помочь ему в поисках, чем подать какой-либо заметный сигнал.
— А этот сигнал прежде всего привлечёт внимание испанских патрулей, которые в скором времени наверняка примутся нас искать, — не выдержал тикитль.
— Уж чего испанцы точно от нас не ожидают, так это того, что мы станем намеренно привлекать внимание к месту своего укрытия. А вот если где-то неподалёку находятся наши люди, то они наверняка стараются разузнать хоть что-то о судьбе своего вождя. Что-нибудь необычное должно привлечь внимание, по крайней мере, их разведчика. Например, большой яркий костёр. Благодаря богине земли Коатликуе в здешнем лесу немало сосен и земля густо усыпана их иголками.
— Тогда призови бога Тлалока, чтобы он ударил и поджёг эти иголки своей молнией, — усмехнулся Уалицтли. — Что-то здесь не видно тлеющих угольков. В моей лекарской сумке имелись, помимо прочего, воспламеняющиеся жидкости, но сумку у меня отобрали. А чтобы найти что-нибудь подходящее и добыть огонь трением, нам потребуется целая ночь.
— Без всего этого можно обойтись, как и без молний Тлалока, — возразил я, нашаривая за пазухой стёганого панциря, который с меня не сочли нужным содрать, некий предмет. — У меня тоже забрали оружие, но, очевидно, испанцы нашли эту безделицу безвредной и не стали её отнимать.
Я вынул линзу — кристалл, некогда подаренный мне Алонсо де Молиной.
— Я бы тоже не счёл это стоящим, — пробормотал Уалицтли. — Какой вообще может быть прок от этого маленького кусочка кварца?
Ограничившись одним словом: «Посмотри», я встал и отошёл туда, где случайный солнечный луч падал сквозь ветви на устилавшие землю бурые иголки. Глаза Уалицтли расширились, когда спустя всего лишь мгновение оттуда потянулась струйка дыма, потом язычок пламени. А через несколько секунд мне пришлось отпрыгнуть от быстро разгоравшегося и уже довольно внушительного костра.
— Как ты это сделал? — изумился тикитль. — И откуда у тебя этот магический инструмент?
— Достался от отца, по наследству, — ответил я, с улыбкой припоминая историю этого подарка. — Так что с благословенной помощью Тонатиу и пребывающего в Тонатиукане моего покойного отца я способен почти на всё. Кроме, разве что, пения.
— Пения?
— Стражник, который охранял камеру во дворце, с пренебрежением отозвался о моём голосе и сказал, что певец из меня никудышный.
Уалицтли снова бросил на меня подозрительный взгляд лекаря.
— А ты уверен, мой господин, что тот удар по голове прошёл для тебя бесследно?
Рассмеявшись в ответ, я повернулся, чтобы полюбоваться разожжённым мною костром. Пока огонь бежал по иголкам, устилавшим землю, он не был слишком заметен, но стоило ему добраться до смолистых ветвей, как вверх повалили клубы дыма. С каждым мгновением дымное облако поднималось всё выше, становясь всё плотнее и темнее.
— Уж кого-нибудь это наверняка привлечёт, — с удовлетворением произнёс я.
— Я предлагаю вернуться в те кусты, через которые мы сюда добирались, — сказал тикитль. — Тогда мы, возможно, сумеем заранее увидеть, кто именно приближается. И, кто бы то ни был, он не найдёт здесь вместо нас лишь парочку поджаренных трупов.
Так мы и сделали: отошли и, затаившись в кустах, наблюдали за тем, как костёр пожирает рощицу, посылая в небо клубы дыма, способные, наверное, потягаться с извергающимся Попокатепетлем — великим вулканом неподалёку от Теночтитлана. Время шло, и клонившееся к закату солнце окрасило высокое облако дыма в ярко-золотистый цвет, сделав его на фоне быстро темнеющего неба ещё более приметным сигналом. Прошло ещё немало времени, прежде чем мы наконец услышали, как тихо зашелестели окружающие нас кусты. Не решаясь подать голос, Уалицтли бросил на меня вопросительный взгляд. Я предостерегающе прижал палец к губам, а потом медленно поднялся, чтобы посмотреть поверх верхушек кустов.
Да, то оказались не испанцы, но мне едва ли приходилось этому радоваться, ибо к нам приближались облачённые в доспехи ацтеки во главе с воителем-Стрелой Тапачини. Воины Йайака. Один из них, как назло, востроглазый, заухал совой. Мы с Уалицтли, понимая, что скрыться уже не удастся, выпрямились. Воины остановились на некотором расстоянии, но заключили нас в плотное, ощетинившееся копьями и дротиками кольцо.
Вскоре, расталкивая своих людей локтями, ко мне приблизился и сам Йайак. Причём не один, а в сопровождении Г’нды Ке: оба торжествующе ухмылялись.
— Ну что, братец, опять мы с тобой сошлись лицом к лицу. Но уж будь уверен, это последняя наша с тобой встреча. Может, Коронадо и не хотел поднимать тревогу по поводу твоего побега, но добрая Г’нда Ке рассудила иначе. Как только ты задал деру из дворца, она тут же примчалась и рассказала обо всём мне. После этого мне и моим людям оставалось лишь наблюдать и ждать. Ну а теперь, братец, позволь мне ещё до прихода испанцев увести тебя отсюда подальше. Мне потребуются уединение и время, чтобы обеспечить тебе по-настоящему медленную и мучительную смерть.
Он сделал своим воинам знак схватить нас, но прежде чем они успели что-то предпринять, из их рядов неожиданно выступил воин с аркебузой.
— Я уже убивала тебя, Йайак, когда ты угрожал моему Тенамакстли, — прозвучал голос На Цыпочках, — и сейчас убью снова. Ты не ошибся, это ваша последняя встреча.
Гром-налка извергла огонь и дым, так что стоявшие по обе стороны от На Цыпочках воины непроизвольно отпрянули. Свинцовый шарик угодил Йайаку в левый висок. Череп его раскололся, разбрызгав красную кровь и розовато-серый мозг. Йайак рухнул наземь, и на сей раз никакой подвернувшийся под руку тикитль уже не смог бы его оживить.
На несколько мгновений все оцепенели. Очевидно, что облачённой в громоздкие стёганые доспехи Пакапетль, несмотря на выпиравший животик, удавалось всё это время прикидываться мужчиной и прятать свою аркебузу до тех пор, пока ей не потребовалось пустить оружие в ход.
Теперь На Цыпочках успела даже послать мне мимолётную, исполненную любви печальную улыбку. Потом люди Йайака с яростным рёвом бросились на неё, и боец, подскочивший к женщине первым, одним взмахом обсидианового меча рассёк стёганый панцирь и вскрыл её тело от грудины до паха. Прежде чем она упала, из странной раны вместе с хлынувшей кровью вывалились внутренности... и кое-что ещё. Люди вокруг неё в ужасе отпрянули, издавая восклицания, достаточно громкие, чтобы перекрыть все другие звуки.
— Текуани, — кричали они, — ципитль! паланкуи!
Что означает «чудовище», «уродство», «кошмар».
В этой сумятице никто — ни мы с тикитлем, ни наши враги — не услышал, как кусты снова зашелестели. И внезапно всех нас оглушил дружный боевой клич, соединивший в себе орлиный клёкот, рык ягуара, уханье совы и улюлюканье попугая. С треском проламываясь сквозь кусты, воины моей собственной армии обрушились на людей Йайака, разя их мечами, копьями и дротиками.
— Займись ею, тикитль! — крикнул я Уалицтли, указывая на растерзанное тело Пакапетль, и бросился в схватку.