Потом настал день, когда несколько разведчиков, явившись ко мне, с искренней радостью доложили, что обнаружили новую превосходную цель для очередного нападения.
— Примерно в трёх днях отсюда, Тенамаксцин, находится большое поселение, можно сказать, город, но мы, наверное, никогда бы и не узнали о его существовании, если бы не заметили верхового испанского солдата и не последовали за ним. Один из нас, который немного понимает по-испански, прокрался туда вслед за ним и узнал, что это богатый, хорошо построенный город, который белые люди назвали Акваскалиентес.
— Горячие Источники, — сказал я.
— Да, мой господин. Похоже, испанские мужчины и женщины собираются там для лечебных купаний и других видов отдыха. Богатые испанские мужчины и женщины. Так что только представь, какую добычу можно там захватить. Не говоря уже о чистых белых женщинах, разнообразия ради. Правда, следует отметить, что этот город хорошо укреплён, да и гарнизон там сильный и отменно вооружённый. Чтобы захватить Горячие Источники, нам потребуется задействовать всех воинов — и конных, и пеших.
Я послал за Ночецтли и, рассказав ему обо всём, приказал:
— Готовь армию к походу. Мы выступаем через два дня. На сей раз участвуют все, включая, — без них нам не обойтись, — все наши тикилтин, а также поглощающих и пеленающих. Это будет самое дерзкое нападение из всех, какие мы когда-либо предпринимали, — прекрасная подготовка к нашему последнему штурму. Штурму города Мехико.
По счастливой случайности, как раз на следующий день в лагерь вместе благополучно вернулись Поцонали и Вероника. Несмотря на усталость (оба долго ехали верхом), они незамедлительно явились ко мне с докладом, причём были так взволнованы, что заговорили одновременно — он на науатль, она на испанском.
— Золотых дел мастер благодарит тебя за предупреждение, Тенамаксцин, и шлёт тебе в ответ самые тёплые пожелания.
— Ты уже известен в Мехико, мой господин, я бы сказал — даже знаменит, и тебя боятся...
— Постой-постой, — перебил я со смехом. — Давайте по очереди. Сначала Вероника.
— Мой господин, у меня для тебя хорошие новости. Начну с того, что вскоре после того, как я передала в собор твоё послание, а твой знакомый Алонсо получил его, город стали прочёсывать солдаты. Они явно искали посланца, но где уж им! Разве можно отличить меня от множества обыкновенных девушек? Кроме того, по твоему приказу, я прислушивалась к разговорам и выяснила следующее. Испанцы, уж не знаю, каким образом, проведали, что наша армия сосредоточена здесь, в Мицтоапане, и называют твоё восстание Микстонской войной, ведь белые люди именуют эти горы Микстон. Весть о ней, рада тебе это сообщить, повергла значительную часть населения Новой Испании в панику. Целые семьи из Мехико, и не только оттуда, хлынули в морские порты — Веракрус, Тампико, Кампече и какие там ещё есть? — требуя, чтобы их немедленно отправили обратно в Старую Испанию на любом судне — галеонах, каравеллах, грузовых баржах, на чём угодно. Многие с ужасом называют происходящее Индейской Реконкистой. Полагаю, мой господин, что частично твоя цель уже достигнута. Незваные пришельцы, во всяком случае белые, бегут из наших земель.
— Бегут-то бегут, но далеко не все, — сказал, нахмурившись, ийак Поцонали. — Несмотря на то что Коронадо увёл из Новой Испании на север так много солдат, в распоряжении вице-короля Мендосы всё ещё имеются значительные силы. В самом городе Мехико сосредоточено несколько сот конных и пеших солдат, командование которыми Мендоса принял на себя. Кроме того, как ты и предполагал, Тенамаксцин, многие из его приручённых мешикатль вызвались сражаться на стороне испанцев. Так же, как и многие изменники: к ним относятся племена тотонаков, тлашкалтеков, аколхуа, которые некогда поддержали конкистадора Кортеса и помогли ему свергнуть Мотекусому. Теперь уже не идёт речи о том, чтобы запрещать индейцам ездить верхом и прикасаться к гром-палкам, — им раздают оружие, и Мендоса лично следит за обучением своих союзников.
— Как это печально, — отозвался я, — что наши же братья ополчились против нас.
— Город защищён, — продолжал Поцонали. — Там имеются гром-трубы и всё необходимое. Но, основываясь на том, что удалось услышать, я бы предположил, что вице-король готовится не к обороне, а к наступлению. Он хочет уничтожить нас в сражении здесь, в нашем гнезде, не подпустив к своей столице.
— Что ж, удачи Мендосе, — отозвался я. — Пусть попробует. Сколько бы ни было у него солдат, как бы хорошо они ни были вооружены, все погибнут раньше, чем доберутся сюда до нас. Я уже проверил утверждение благородного воителя Пикскуи и на личном опыте убедился, что эти горы действительно неприступны. Но, прежде чем Мендоса обломает себе зубы о здешние скалы, я предоставлю вице-королю ещё одно свидетельство нашей мощи и нашей твёрдой решимости. Завтра мы выступаем в поход на восток: все воины, все всадники, все аркебузиры, все женщины пуремпеча с гранатами, — словом, все, кто только может сражаться. Мы отправимся на штурм города под названием Горячие Источники, и после того как он будет захвачен и разрушен, вице-король Мендоса, возможно, передумает и предпочтёт укрыться за стенами Мехико. Благодарю вас обоих, ступайте поешьте и отдохните. Знаю, ийак, ты захочешь быть в гуще боя. А ты, Вероника, должна находиться рядом со мной, чтобы вести хронику величайшего из всех наших сражений.
32
О последней битве так называемой Микстонской войны, закончившейся нашим поражением и крахом всего восстания, особо распространяться не буду, ибо эта беда, к величайшему моему стыду, случилась по моей вине. В очередной раз, я, увы, недооценил хитрость и прозорливость врага. Подобное уже случалось в моей жизни, в том числе и в отношениях с женщинами. И теперь я расплачиваюсь за свою ошибку — лежу здесь, не то медленно умирая, не то потихоньку выздоравливая. Суждено мне выжить или нет, неизвестно, да это меня особо и не волнует.
Если бы я не вывел армию за кольцо гор, она сейчас находилась бы здесь, в Мицтоапане, в целости и сохранности, неуязвимая и боеспособная. Но увы, так же, как перед этим мы заманили в ловушку солдат с испанского торгового поста, теперь и нас самих выманили из надёжного укрытия. Это было дело рук вице-короля Мендосы. Он, понимая, что в этих горах мы недосягаемы и практически неуязвимы, ухитрился выманить нас оттуда, буквально подсунув идею нападения на Акваскалиентес. Я не виню отыскавших этот город разведчиков, тем более что их, как и многих других, всё равно уже нет в живых. Но у меня нет ни малейшего сомнения в том, что испанский всадник, за которым они последовали в тот город, заманил их туда по указанию Мендосы.
Я вывел всю свою армию, оставив в долине только рабов, немощных старцев и подростков, слишком юных, чтобы держать оружие. От Горячих Источников нас отделяли три дневных перехода, и я заподозрил неладное ещё до приближения к городу. По дороге нам встречались хижины с загонами, обычные испанские сторожевые посты, — но ни на одном не оказалось солдат. Когда мы появились на виду возле стен, оттуда не громыхнули гром-трубы, а посланные мной разведчики беспрепятственно проникли внутрь и, вернувшись, с недоумением пожимая плечами, доложили, что, по всей видимости, в городе нет ни одного человека.
Это была ловушка. Я повернулся в седле, чтобы крикнуть: «Отступаем!» Но было слишком поздно. Со всех сторон грянули аркебузы. Нас окружили солдаты Мендосы и их индейские союзники.
О, мы, конечно, дали отпор. Сражение продолжалось весь день, и с обеих сторон полегли многие сотни бойцов. В тот день ненасытная Смерть обжиралась щедрой добычей. Как я уже говорил, любое сражение — это прежде всего шум, гам и неразбериха. Так было и на этот раз, подтверждением чему могут служить следующие примеры. Мои благородные воители, Ночецтли и Пикскуи, оба были сражены пулями наших собственных аркебузиров, опрометчиво пустивших в ход своё оружие. С другой стороны, Педро де Альварадо — один из первых конкистадоров, осуществлявших завоевание Сего Мира, единственный настоящий конкистадор, до сих пор остававшийся в строю, упал с коня и был затоптан лошадью другого испанца, своего товарища.
Поскольку обе наши армии, моя и Мендосы, были примерно равны по численности и вооружению, победа в этом решающем сражении должна была достаться самым отважным, самым сильным, самым ловким и самым умным. И позвольте вас заверить: мы проиграли вовсе не в силу собственной трусости, слабости или глупости. Мои воины отважно дрались против белых, но почти все они (за исключением йаки) не могли заставить себя убивать сородичей — мешикатль, тлашкалтеков и других, сражавшихся на стороне Мендосы. А эти изменники собственного народа, напротив, всячески стремились снискать милость своих испанских господ и, не колеблясь, убивали нас. Мне самому в правый бок попала стрела, и, уж конечно, она была выпущена не испанцем, а, в чём, увы, не приходится сомневаться, кем-то из моих сородичей.
Один из находившихся на поле боя тикилтин выдернул стрелу из раны (боль была ещё та) и смочил её едкой жидкостью ксокойатль. И вот тут-то я понял, что такое настоящая боль, и, хоть это и недостойно воина, заскрежетал зубами. Больше тикитль ничего для меня сделать не успел, потому что сам уже в следующий момент пал, сражённый из аркебузы.
Когда наконец наступила ночь, враждующие армии, точнее то, что от них осталось, разъединились и жалкие остатки наших воинов, во всяком случае те, у кого были лошади, поспешно отступили на запад. Поцонали, один из немногих уцелевших бойцов, кого я знал по имени, нашёл Веронику на вершине холма, откуда она наблюдала за этой кровавой бойней, привёл её ко мне, и мы поспешили вернуться в наше горное убежище. Боль в правом боку оказалась так сильна, что мне едва удавалось держаться в седле и было решительно не до того, чтобы беспокоиться о том, преследуют нас или нет.
Если испанцы нас и преследовали, то не настигли. Три дня спустя — для меня они стали днями страшных мучений, а я ведь получил далеко не самые тяжёлые по сравнению с остальными раны, — мы снова прибыли в Мицтоапан, петляя, пробрались через лабиринт ущелий (частенько сбиваясь с пути, поскольку хорошо знавшего дорогу воителя Пикскуи с нами уже не было) и наконец, ослабевшие от жажды, голода, крайней усталости и потери крови, снова оказались в нашей долине.