Они не стали цепляться «кошками» за борт и притягивать корабли друг к другу, учитывая тот факт, что «Ярдин» был почти на три метра выше «Малышки». Пока стрелки с мачт держали под прицелом выходы на палубу, наши матросы протянули длинную широкую доску со штырем на конце и перекинули ее на бак парохода.
Это напоминало картинки античного «ворона» — приспособления эпохи пунических войн. И первым по этому «ворону» на «Ярдин» вломился Тесфайе с топором, за ним — Эш с двуствольной лупарой и полдюжины гемайнов с винтовками. Я оказался последним — слишком долго провозился с чертовой щепкой, и, балансируя локтями, тоже перебежал на пароход и укрылся на баке за какими-то тюками.
Практичность седобородых стрелков и тут дала о себе знать. Они не стали продвигаться по палубе, не выпустив по пуле в каждого федералиста — и наплевать, шевелился или нет. Надстройка была изрешечена выстрелами из «пом-пома», но кто-то все-таки появился в окне — чтобы рухнуть внутрь с размозженным черепом. Такая участь постигла и второго, сунувшегося из двери с револьвером в руках.
— Эй, там! — крикнул один из наших стрелков — Клаас его звали, — Там, в трюме! Вы, безбожники, дети дьявола, если не сдадитесь, я попрошу моего большого черного друга — и он зашвырнет в вентиляцию динамитную шашку. Или две… А потом — в самую трубу! Сдавайтесь!
— Поцелуй меня в сраку, сепаратистская свинья! Если вы не уберетесь с палубы — я взорву крюйт-камеру! — раздался злобный голос из трюма, — Будь я проклят, если отдам вам корабль, свинособаки! У нас тут одни дагонцы в кочегарке, чтоб вы знали!
— Дэрьмо, — сказал Эш, — Дагонцы савсэм злые. Может, они и сдэлают это, а?
Все переглядывались растерянно. Ситуация была патовая. И тут меня осенило!
— Так, а где тут вентиляция?
Клаас ткнул пальцем в изогнутую трубу, торчащую из палубы на шкафуте.
— Прикройте меня, ладно?
Аккуратно отложив дробовик, я сунул руку за пазуху, и — вуаля! Та самая заветная трубочка Пьянкова-Питкевича была на месте! На цыпочках подобравшись к вентиляции, я показал рукой международный жест, означающий «говорите что-нибудь», и сунул трубку в вентиляцию.
— Йа, йа! — закричал Клаас, — Мы поняли! Vat dit rustig! Успокойтесь там… Мы отходим на шхуну.
Я задержал дыхание, и струя газа ударила в вентиляцию.
— А-а-а-а, — раздался невнятный звук откуда-то снизу, а потом звук удара — как будто упало тело.
Тесфайе мигом метнулся к люку в трюм и ввинтил в него свое мощное тело. Через мгновенье внутри загрохотало, а потом Тес снова вылетел наружу — с динамитной шашкой в руках, из которой торчал тлеющий бикфордов шнур. Очень короткий шнур!
Огромный абиссинец вдруг выпучил глаза, зевнул и обрушился на палубу. Динамит покатился прямо мне под ноги, и я, не соображая, что делаю, пнул его носком ботинка изо всех сил, отправляя за борт. Никогда не увлекался футболом — но получилось неплохо. Взрыв прозвучал у самой поверхности воды, метрах в десяти от «Ярдина».
— Что с ним? — поинтересовался Клаас, подходя к абиссинцу.
— Спит, — ответил я и почесал бровь.
Глаз у меня дергался.
Вторая часть
XVII ГУТАЛИН
Люди останавливались, перешептывались, качали головами. Казалось бы — что тут такого? Ну — надпись. Ну, на главной площади Гертона. Мало ли что народ пишет? Но нервозность в городе нарастала, и народ начинал верить во что угодно: в черного шамана-прорицателя, в проклятье Сан-Риольской ведьмы и в негаснущие надписи — тоже.
«БУДЕТ ГОРЕТЬ ЗЕМЛЯ ПОД НОГАМИ УБИЙЦ ГОРОДА РОЗ!» — вот что провозглашала надпись на площади. Она горела бездымным, потусторонним огнем, потушить который было невозможно. Пытались затоптать — и в ужасе сдергивали с ног сапоги и штиблеты, стеная от жутких ожогов, пытались залить из брандспойта — ни черта не получалось.
— А я говорил, говорил! Добром это не кончится! Неча было в Риоль идти. Нужно было это зурбаганцам — пускай сами бы кровь там и проливали! Сколько добрых гертонцев сложили головы при осаде? И сколько еще сгинет в вельде… — ворчал кто-то.
— Молчи, старый! А радиоприемник тебе племяш откуда припер? Не из Риоля ли? Молчишь? Вот и молчи! — возражали ему.
— Вчера шаман под окнами ходил, говорил, что город наш и сынов его ждут беды страшные, скрежет зубовный и великий понос! — охала дебелая тетка.
— Ну, какой понос, Марта?! Какой еще понос? Может — поношение?
— А не всё ли равно? Едино — ничего хорошего… И спички подорожали, и соль. А шаман — он врать не станет! Я видала, как он одним махом поднял на ноги всех хромых и расслабленных на Блошином рынке! Силу имеет!
— Да, да, они там все сплошь симулянты! Проходимцы!
— И жижа вонючая из клоаки поперла…
Тут уж я не выдержал и свернул в проулок, чтобы отдышаться. Меня разбирал смех — жижа! Жижу устроил Эш Адгербал, вывалив полсотни фунтов пекарских дрожжей в коллектор. Оказавшись в питательной среде, в жарком местном климате микроорганизмы принялись размножаться — и жуткая вонь распространилась на многие кварталы жилой застройки, и из люков стала вытекать зловонная масса. В одном из ресторанов произошел даже взрыв метана, наверное, там были неполадки с вентиляцией.
Вообще, последние пять дней мы дали волю фантазии — Гертон сталкивался с инцидентами загадочными и необъяснимыми, полиция сбивалась с ног, разыскивая вредителей и саботажников и уверяя горожан, что всё происходящее — происки шпионов Наталя. Так-то оно, в общем, и было, но не в характере гертонцев — верить в простые истины. Они во всем искали подвох. Здесь в чести — теории заговора, мрачные слухи, предсказания. Такая вот душа у этого города — импульсивная, полная темного мистицизма и скрытого недовольства.
Гертонцам всегда было легко найти виновных в своих бедах: иноземцы, риольцы, гемайны, злые духи, ретроградный Меркурий… Именно поэтому они чуть ли не первыми отправились на войну, и, по моим расчетам — первыми же должны были в ней разочароваться. По крайней мере, мы собирались приложить для этого все усилия.
Тесфайе в этом плане был настоящим кладезем полезных знаний. Чего стоила, например, его задумка с кошачьей мятой? Она росла вокруг Гертона в изобилии, а о ее свойствах тут почти никто и не знал! Так что в тот день, когда десятки котов с воплями и игрищами оккупировали личный автомобиль мэра перед самой инспекцией отправляющегося к театру военных действий пополнения, многие горожане снова увидели в этом происшествии таинственный и недобрый знак.
Ну, и шамана-колдуна-предсказателя Тес отыгрывал на «ять». Пинками исцелил нищих, предсказал крысиный жор для пары амбаров (еще бы — сам подманивал грызунов арахисовым маслом), зловеще завывал, тряс браслетами и бусами из стекляруса и размахивал бубном. Его объявили в розыск как паникера, но притоны и злачные места трущоб Гертона с удовольствием открывали перед ним двери — всегда есть процент народа, которому нравится слушать про конец света и испытывать эсхатологический ужас.
И вот теперь — горящая надпись. Предмет вполне материальный, но не менее таинственный — какого черта огонь не гаснет?
— Р-разойдись! — полицейские оттеснили толпу и освободили проход для подводы с песком.
Бригада рабочих, отплевавшись через левое плечо, взялась за лопаты. Лошадка, запряженная в телегу, прядала ушами и отфыркивалась, косясь коричневым глазом на языки необычного пламени. Через несколько минут всё было кончено, только куча песку на площади напоминала о происшествии.
— К чему это всё? Клоунада. Комедия, — Арис брезгливо поджал губы, — Вы заставляете сомневаться в вашей компетентности, поручик.
Я пожал плечами:
— О моей компетентности никто и не говорил. Я — тупой и преданный, и не лишен воображения, верно? А еще — я успел познакомиться с нравами Гертона в частности и Федерации в целом.
— И?
— Гертон — центр легкой промышленности, так?
— Да-да, центр снабжения одеждой, обувью, кожевенными изделиями всей федералистской армии, — он цедил слова сквозь зубы, — А вы рисуете надписи и приманиваете кошек! Сотни комплектов формы, сапог, портупей, седел ежедневно поставляется в военные части…
— Давайте с вами заключим пари, Арис, — это начинало доставлять мне удовольствие, — Через тридцать дней словосочетание «гертонские сапоги» станет именем нарицательным для чего-то, приносящего беду и неудачу. Не хочу делать оптимистические прогнозы — но местные заводы обанкротятся, снабжение будет нарушено. По крайней мере — на какое-то время.
— Что — ваш шаман дунет, плюнет и постучит в бубен? — особист поморщился.
— Именно! — я сдерживал улыбку.
Тесфайе превзошел сам себя. Он крутился и вертелся вокруг своей оси, подпрыгивал чуть ли не выше собственного роста, завывал и бил в бубен, извергая изо рта самые изощренные проклятия на всех известных ему языках. Ночная смена только-только покидала проходную Гертонского кожевенного завода, фабричный гудок возвестил конец работы, солнце едва-едва окрасило крыши домов, трудовому народу хотелось есть и спать. А тут — шаман!
Одни рабочие огибали странного типа по широкой дуге, другие — останавливались и пялились на бесноватого колдуна, третьи стремились скорее постучать по дереву или отплеваться. Кто-то вызвал полицию — и шаман кинулся прочь, сверкая мощными коричневыми ляжками. Погоня, свистки, грохот… В узких улочках заводского района полицейским было сложно угнаться за ним, тем более, что Кузьма и Эшмуназар подготовили для них парочку неприятностей вроде высыпанной телеги угля, внезапано открывшегося водопроводного люка или града цветочных горшков и черепицы с крыш и балконов.
Шаман скрылся — как будто и не было. Город посудачил о нем некоторое время, а потом забыл и не вспоминал — до поры.
Воспользовавшись шумом и суматохой на другом конце заводского района, мы с Арисом приблизились к невзрачному кирпичному забору. Я подставил руки лодочкой, особист оперся ногой и, оттолкнувшись, перемахнул на ту сторону. Силён! Чуть ли не сальто сделал. После недолгой возни с той стороны сверху появилось его лицо: