Теплилась обоснованная надежда, что контора в лице Феликса позаботилась о гардеробе — и я мигом убедился в этом. Среди груды сорочек, брюк, штиблетов и исподнего радовала глаз «олива» — парадная форма поручика корпуса пограничной стражи. И отличные яловые сапоги. Если бы я собирался делать карьеру военного — я бы стал пограничником…
На кителе сверкали ордена. Мои ордена! Полный бант Серебряного креста, даже тот, который я так и не принял — первой степени, за миссию в Новый свет. Вот ведь черти, знают, что я не люблю всей этой показухи и никогда не выставлял напоказ… Ну, да Бог с ними — первый класс, нужно соответствовать! Однако, если поручик пограничной стражи — то какого черта документы с Винланда? С этим нужно было разбираться.
Ощупав подкладку саквояжа, нашел два сюрприза: второе дно и папку с бумагами у боковой стенки. На дне лежал стандартный армейский револьвер, отличный раскладной нож и плоская фляжка, в которой нечто булькало. А что касается папочки… «Перед прочтением сжечь, потом съесть пепел и снова сжечь» — было наискосок написано на картоне почерком Феликса. Юморист, м-м-мать.
Раздался стук в дверь. Я мигом набросил на всё барахло покрывало и обернулся. В каюту заглядывала приятная молодая женщина и вежливо улыбалась, демонстрируя ямочки на щеках.
— Меня прислал мистер Тон, второй помощник… Он сказал — у вас есть проблемы с гардеробом…
— А-а-а-а, вы — Натали, да? Мне, право, неловко, но вот этот вот наряд дорог мне как память, — я оглядел свой «хаки» без знаков различий, — Подскажите, куда я могу…
— А давайте я сразу заберу? Снимайте, я отвернусь! Банный халат — в шкафу. Ванна вон там, как горячую воду включать — знаете? — без тени смущения проговорила она.
Какая, однако, бойкая натура!
— С водой я разберусь. Что ж… Если обещаете не подглядывать…
Не Бог весть что, но светить протертым и пропотевшим исподним мне явно не улыбалось. Стянув сапоги, мигом разделся, вывернул карманы гимнастерки и галифе, доставая всякие полезные мелочи, тут же отправил подштанники и белугу в мусорную корзину. Вот уж о чем жалеть не буду — две недели их таскал, один раз едва простирнул в речке, а потом еще эти клятые прогулки верхом…
Накинув халат и обернувшись, я ошарашенно глянул на Натали, которая беззастенчиво всё это время, оказывается, разглядывала мои не слишком впечатляющие стати и мой афедрон — тоже.
— А вы ничего! Поджарый, жилистый… — сказала она, забрала хаки и вышла за дверь.
Да что это такое? Я чувствовал, что лицо у меня горело как у красной девицы на выданье. Ну, и черт с ним — следующие полчаса я отмокал в огромной медной ванной, так что цвет моего лица никого смутить не мог. Горячая ванна после долгих недель походной жизни — это настоящее блаженство! Правда, щипало стертые седлом ляжки — ну, и черт с ними, с ляжками.
А дверь в каюту закрыл на оба замка и придвинул еще и стул, которым подпер ручку. Папка и револьвер лежали тут же, на тумбочке под умывальником.
Морская болезнь то ли испугалась габаритов «Голиафа», то ли полученная на «Гленарване» прививка от сего недуга была вполне достаточной — так или иначе, я чувствовал себя вполне прилично. А потому — прямо в банном халате на голое тело расположился на диванчике с папкой в руках.
Пробиваясь сквозь канцеляризмы и официальщину, я сосредоточился на главном: мне предстояло разыскать пятерых человек. Или на Сипанге, или на окрестных островах — как повезет. Они шли двумя пачками — по двое и трое, и скорее всего, должны были держаться именно таким образом. Обо всех них я читал в газетах — еще тех, лоялистских. А лоялистские газеты — это такое странное явление… В общем, прочитанное в них стоило делить на два, потом извлекать из полученного квадратный корень и после этого использовать по назначению. Например — рыбу заворачивать. Но, как оказалось, и Лось, и Гусев, и даже Петр Петрович Пьянков-Питкевич с таинственной мадам Софией Ламоль — все они действительно существовали. И по мнению специалистов конторы были живы. Неизвестным для меня оставался только Манцев.
Я принялся разглядывать первую парочку: Лося и Гуся. Тьфу ты, черт — Лосева и Гусева… Ах, мать — Мстислава Сергеевича Лося и Алексея Ивановича Гусева, чтоб их! Насколько я помнил, первый был инженером, настоящим фанатиком от науки, грезящим ракетами и космическими полетами. С седой густой шевелюрой, довольно красивым и аскетичным лицом и фигурой спортсмена, он выглядел профессиональным мучеником от науки. Второй — его напарник — выглядел как типичный, даже гротескный уполномоченный Республики Ассамблей. На усатой физиономии этого гуся клейма негде было ставить: сразу видно — сорвиголова, бузотер, смутьян. Про таких Новодворский сказал как-то: «Мы делаем ставку на сволочь!». Смуглое усатое лицо, солидные залысины, чуть раскосые глаза смотрят дерзко и вызывающе… Опасный!
Лось, как свидетельствовало досье, таки построил на средства республики свой летательный аппарат, что-то вроде гигантской ракеты, которая приводится в движение силой взрывов некоего таинственного вещества — ультралиддита. даже решился на рисковый эксперимент — вместе с Гусевым стартовал с поверхности земли и полетел — на Марс. По крайней мере, лоялистские газеты писали именно так. И вот теперь он нашелся — на Сипанге. Адрес прилагается. И контору интересовало по большому счету только ракетное топливо — чудовищной силы взрывчатка. Сами отважные космические конкистадоры — не особенно, и их аппарат, и его чертежи — тоже. Мол, по возможности в тесный контакт не вступать, сообщить резиденту о точном местонахождении, физическом и психическом состоянии обоих. Может быть, исчерпывающие сведения об изобретениях Лосева и так имелись уже в архивах имперской канцелярии, Бог знает… А вот ультралиддит им был нужен. И приписка Феликса на полях гласила «Ты знаешь зачем». Я, кажется, знал.
Пьянков-Питкевич — классический «Мефистофель» с той самой «бородкой предателя нации» — прославился в свое время тем, что обрушил цены на золото в Сипанге, развернув горнодобывающую деятельность на одном из тропических островов и выбросив на рынок огромное количество слитков в течение нескольких дней. Мадам Ламоль — первая красавица Арелата, как говорят, была настоящей пираткой и любовницей этого геолога-энтузиаста, а Манцев… Черт его знает, кто такой Манцев. Документы гласили, что он долгое время занимался исследованиями сопок и вулканической активности в районе Нового Света, но в мою бытность каторжанином Кир Кирыч ни о каком Манцеве не упоминал, и другие сидельцы-работяги — тоже. Совершенно невзрачный тип, какого легко встретить и на крыльце занюханного кабачка, и за преподавательской кафедрой — по таким очень сложно понять, кто они есть на самом деле и что у них на уме. Касаемо этой тройки — контору интересовал не способ добычи золота и даже не буровое оборудование удивительной мощности, а некие горючие «угольные пирамидки» из шамонита и еще — таинственные трубочки с паралитическим газом. И формулы и технические характеристики обеих этих штуковин — по возможности.
Дела-а-а-а. То есть у меня не возникало никаких вопросов, почему обе эти компании оказались на Сипанге. Тамошний климат был весьма благотворным для подобных личностей. Правили этим обширным островом, почти континентом, торгово-промышленные синдикаты, такие, например, как «Анилин Роллинг Компани», или «Джордано Моторс Индастриз». И им было совершенно наплевать, что пьет, с кем спит и кого расчленяет работник в свободное от служебных обязанностей время — главное, чтобы он выполнял контракт. Хозяева синдикатов платили бешеные деньги за достижения прикладной науки и предоставляли для экспериментаторов самое лучшее оборудование и оснащение. Конечно, только в том случае, если научные труды могли принести прибыль. За неудачу, правда, чаще всего приходилось расплачиваться головой — своей и головами коллег тоже. Но это вполне устраивало таких фанатиков, как Лось. А нуарная обстановка «пира во время чумы» и возможность половить рыбку в мутной воде вполне нравилась всяким перелетным гусям вроде Гусева и Пьянкова-Питкевича…
Как всегда основной вопрос звучал в моей голове так: «Почему опять я?» У конторы что — оперативников не нашлось поприличнее? Или снова ловят на живца, играют втемную? Я сойду такой красивый с «Голиафа», начну расспрашивать-вынюхивать — и мне на хвост сядут… А на хвост тех, кто сядет ко мне на хвост, тоже сядут, да? Это можно было принять как рабочую гипотезу. Родина сказала — «надо»…
Мой желудок заурчал. Ему тоже было «надо».
Глянув на часы, я невольно улыбнулся — близилось время ужина: моего первого выхода в высший свет «Голиафа»… Врун из меня ужасный, и в конторе это знали. Именно потому тут лежала военная форма с погонами поручика. И именно потому я вовсе не собирался скрывать, что работаю на «Подорожник», «Курьер» и еще парочку других изданий. Нужно было произвести впечатление и при этом умудриться набить брюхо.
Задача, что и говорить, нетривиальная!
IV СВЕТСКОЕ ОБЩЕСТВО
На сцене играл джазовый оркестр. Джаз и блюз — изобретения буйных интернациональных трущоб Сипанги. При всём моем настороженном отношении к этому острову контрастов — музыка у них что надо. Тем более в исполнении мадам Изабеллы Ли. Жгучая креолка с гремучей арелатско-абиссинско-сипангской кровью в жилах, возрастом далеко за сорок, очень харизматичная, полная природного магнетизма, по-настоящему красивая женщина. Она не прятала свою седину, почти не пользовалась косметикой, носила платья в пол и пела так, что в конце каждой песни хотелось аплодировать стоя или плакать навзрыд.
Музыканты были ей под стать — такие же смуглые, с горящими огнем глазами, виртуозные и шикарные. Ради одного этого джаз-блюз-бэнда стоило мчаться сюда на аэроплане и стирать ноги в кровь верхом на лошади. Так что ужины я посещал регулярно. А еще — шахматный салон, но это разговор отдельный.
Вечером в корабельном ресторане собирался весь высший свет «Голиафа». Первым классом путешествовало человек пятьдесят из возможных трехсот, и к услугам этих дам и господ были все возможные удобства: вышколенные официанты, шеф-повар из Лютеции, деликатесы и вина, шикарный интерьер и даже сам капитан Шиллинг, который попеременно присутствовал на трапезе в каждой из пяти секций этого гигантского по корабельным меркам храма эпикурейства и гурманства. Такие секции, огороженные ширмами, изукрашенными позолотой и причудливыми вазонами с пышными экзотическими цветами, нужны были для того, чтобы пассажиры могли разбиться на группы по интересам и не мешать друг другу.