— Так председатель сельсовета объяснил, — добавил Селифан. Я задумался. Ни maman, ни мне выписывать отсюда, чтобы прописаться в деревне нельзя было ни в коем случае. Тогда мы пролетаем с квартирой. Лесник выжидающе посмотрел на меня, понимающе кивнул головой, взглянул на Селифана и сказал:
— Предлагаю оформить куплю-продажу дома на него. У него домовладение рядом, прописка не требуется. Всегда можно объясниться, что, типа, расширение усадьбы и всё такое. Ты как?
Я пожал плечами. Почему бы и нет, в конце концов? Так даже лучше, если моё имя нигде не будет фигурировать.
— Вопрос о недоверии не стоит? — уточнил лесник.
— Не стоит, — подтвердил я, улыбаясь. — Что от меня требуется?
— А что это ты улыбаешься? — нахмурился Василий Макарович.
— Да смешно как-то вдруг стало, — пожал плечами я. — Почему это вдруг я вам не должен доверять? Тем более, если собираюсь там жить. Так что от меня требуется?
— Деньги, — ответил Василий Макарович. — Тысяч пять на покупку дома и тысячи три на его ремонт и обустройство.
Он взглянул мне в глаза:
— Деньги есть? Могу одолжить немного, если надо. Ну, на ремонт сейчас хотя бы тысячу — чтоб пиломатериал закупить.
— Спасибо, Макарыч, — тепло поблагодарил я его. — Денюшка пока есть. Сейчас.
Я встал, вышел в комнату. Maman сидела на диване, закрывая грудь одеялом. Она тревожно спросила:
— Я всё слышала. Ты им наши деньги отдаёшь? Сразу все?
— Мэм, всё после, — успокоил я её. — Потом всё объясню. Наши деньги я не трогал.
Я залез под свой диванчик, вытащил чемодан. Maman внимательно следила за моими действиями. Я вытащил две пачки 25-рублёвых купюр в банковской упаковке и 2 пачки 10-рублевок тоже в банковской упаковке. Maman ахнула.
— Антон! Откуда???
— Мэм, всё позже! — бросил я, плотнее закрывая за собой дверь.
Я протянул деньги леснику. Он покачал головой:
— Брось на стол!
— Примета такая, — пояснил Селифан. — Отдаешь деньги в руки, счастье своё отдаёшь!
— Да ладно? — не поверил я, но деньги бросил на стол. Василий Макарович взял их, сунул за пазуху во внутренние карманы пиджака слева и справа.
Я улыбнулся. Он вернул мне улыбку. У меня не было ни капли сомнения в их честности. Да и деньги, как таковые, как-то не воспринимались иначе, как средство платежа, не более.
Продолжая улыбаться, я перевел взгляд на Селифана и удивленно замер. Оборотень, не отрываясь, смотрел на горшки на окне, из которых проросли крохотные росточки — будущие дубы-защитники. Он даже открыл рот. Я коснулся рукой лесника, показал на Селифана. Лесник пожал плечами, позвал его:
— Эй, Селифан! Ты что?
Оборотень перевел затуманенный взгляд на него, сглотнул комок и выдохнул:
— Ты это видел? Ты видел, нет?
— Что? — удивился лесник.
— Заповедные дубы, — благоговейно произнес Селифан. — Перуново дерево. Их, почитай, и не осталось совсем. Я за всю жизнь видел только один такой дуб. Ему больше тысячи лет было. В заповедных дубравах берегини жили… Ведь их не зря заповедными считали. Они ж дома берегли.
Он развернулся ко мне:
— Ты выращиваешь, да?
Я молча кивнул.
— Отдашь мне?
— Не, не дам, — отказал я. — Эти я для себя выращиваю, для своего дома. По углам участка посажу.
— Правильно, — согласился Селифан. — Посадишь по углам, ни одна вражина к дому не подойдет. Мне вырастишь? Я в долгу буду.
— Ты и так ему должен, — усмехнулся Василий Макарович.
— Вырасти, а? — оборотень не обратил на сарказм лесника никакого внимания. — Хотя бы два… Ну, или один!
Он умоляюще сложил руки перед собой.
— Да без проблем, — я пожал плечами. — Давай горшки, землю и семена. То есть жёлуди.
— Мы завтра утром привезем! — загорелся идеей Селифан. Он вскочил, хлопнул лесника по плечу, повернулся ко мне:
— Нет! Сегодня вечером! Сегодня вечером приедем и привезем 4 горшка, землю и желуди.
— Остынь, Селифашка! — не выдержал Василий Макарович. — 2—3 дня роли не сыграют. Получишь ты свои заповедные дубы! Купим дом, заключим договор у нотариуса, зарегистрируем его в сельсовете, тогда и приедем.
— Кстати, — лесник обратился ко мне. — Может, и мне тогда парочку дубков посадишь?
— Надо хотя бы четыре! — снова вылез Селифан. — По углам посадить.
— Да сделаю я, сделаю! — я поспешил их успокоить. — Я ж говорю: везите землю, горшки, семена! Только это…
Я посмотрел в сторону закрытой двери в комнату, понизил голос:
— Мы квартиру получили, на следующей неделе переезжаем!
— Адрес пиши! — потребовал лесник. Я написал.
— Приедем сначала сюда, если не найдем тебя здесь, поедем туда! — сказал Василий Макарович. — Ориентируйся на послеобеденное время. У тебя ж каникулы?
Я кивнул.
— Вот и отлично. А то, может, с нами махнёшь, в деревню? — подмигнул он. Я отрицательно мотнул головой.
— Нет. У меня здесь дел много. Может, через месяц. Альбину с собой захвачу.
Василий Макарович согласился:
— Да, через месяц дороги подмёрзнут, грязи не будет. К тому времени и я что-нибудь с шабашниками придумаю насчет ремонта. Вот и посмотришь.
— Там и участок надо расчищать, — задумчиво сказал я. — Оставить только деревья, остальное выкорчевать.
— Выкорчуем! — уверенно заявил лесник.
— Ну, ладно! — они поднялись. — Поедем. Среди недели жди в гости.
— Подождите! — я вскочил, бросился в комнату, взял с подоконника горшок с «вяленьким цветочком», осторожно принес на кухню. Maman молча проводила меня взглядом. Она так и не встала с дивана, лежала, накрывшись до подбородка одеялом.
Я поставил горшок с желтой розой на стол перед оборотнем.
— Что на это скажешь?
Селифан осмотрел цветок, приблизился к нему, даже обнюхал, при этом закрыл глаза. Лесник тоже приблизился к розе, осторожно тронул её рукой.
Оборотень повернулся ко мне:
— Если бы не видел воочию, подумал, что это Петров крест или Царь-трава.
Он аккуратно коснулся цветка заскорузлыми пальцами, вдохнул запах:
— Если бы не знал, что это твоя работа, то б точно решил, что ведьма ворожила. Только они так могут!
Василий Макарович кивнул, соглашаясь, и добавил:
— Если в доме Царь-трава, то никакая беда, никакое лихо, никакая вредная нечисть в дом не войдет!
Он засмеялся:
— Я б такой тоже себе заказал…
— Я тоже! — поспешил сообщить оборотень.
— Хватит парня озадачивать, поехали! — подытожил лесник. — Значит, в понедельник договор оформим, во вторник в сельсовет отнесем. В среду он, — Василий Макарович показал на Селифана, — тебе дарственную или доверенность на дом у нотариуса подпишет. В четверг жди в гости.
Я накинул куртку, вышел их проводить. На улице стояла холодная сырая погода. Дождя не было. Я пожал гостям руки и поспешно юркнул в подъезд — домой, в тепло!
Пока я провожал гостей, maman успела встать и ожесточенно гремела посудой на кухне. Я подошел к ней, чмокнул её в щёку:
— Доброе утро, мэм! Хочешь, я тебе кофе сварю?
— Хочу! — она развернулась ко мне. — А ещё хочу, чтобы ты мне поведал, откуда у тебя такие деньги!
Я достал из подвесного шкафа турку, насыпал две ложки кофе, налил из чайника еще не остывшей воды, поставил на газ.
— Хорошо, мэм! — сказал я. — Сейчас выпьем кофе, и я тебе всё расскажу!
Глава 31
Визит оборотней в погонах
Я рассказал maman про своё целительство за последнее время. Почти про всё. Умолчал про недавний случай с Димочкой и, как результат, лечением Альбины. Разумеется, смолчал про своё «гусарство» по отношению к девушке, как мы с ней ходили в магазин.
— Люди заплатили за своё здоровье, мэм, — объяснил я источник доходов.
— Тебе не стыдно? — возмутилась maman. — Брать деньги за лечение? Тем более, такие деньги⁈
— Мэм! — укоризненно ответил я. — Вот ни капельки не стыдно! Потому что я деда Пахома вылечил, ни копейки не взял! Другим таким же здоровье поправил. Тоже бесплатно! А эти, которые мне заплатили, все жулики! По ним тюрьма плачет.
Я перевел дух.
— Тем более, что мне после таких лечений самому восстанавливаться надо!
Мы еще немного поспорили. Ну, как поспорили, поговорили. Maman говорила одно, я выдвигал свои аргументы.
По мнению maman, я должен всех лечить бесплатно, открыто и на широкую ногу.
В ответ я посмеялся и сказал, что тогда я буду заниматься лечением исключительно избранных где-нибудь в подвале в Москве без права выйти погулять. Но, возможно, как мэм и желает, совершенно бесплатно.
— Помимо того, мэм, — сообщил я. — Лечение всего лишь одна из возможностей, какими я располагаю. Вот, посмотри!
Я указал на «вяленький цветочек»:
— Мэм, с тех пор, как я его вырастил, ты каждое утро просыпаешься с хорошим настроением, перестала простужаться. А ведь раньше, чуть какая сырость на улице, у тебя сразу сопли текли!
— И поэтому я совсем не собираюсь после школы куда-то поступать! — добавил я. — Не интересно мне заниматься ни химией, ни физикой и уж тем более филологией с педагогикой! Я собираюсь заняться изучением своих возможностей, которые даёт магия! И самой магией! Или ты считаешь, что я не смогу себе заработать на жизнь?
Maman замолчала, встала из-за стола и ушла в комнату, вытирая глаза. Впервые она в разговоре со мной так расстроилась, что даже заплакала. Я не стал её успокаивать. Сама успокоится. Занялся завтраком.
Maman пришла на кухню через двадцать минут да и то, после того, как я её позвал завтракать.
— Много у тебя еще денег осталось? — тихо спросила она. Я задумался, прикинул:
— Тысячи три с небольшим, наверное.
— Давай их положим на сберкнижку, — предложила она. — Те, которые ты мне отдал да эти…
— Я бы подождал, ма, — ответил я. — Мебель в новую квартиру надо бы купить. Ремонт в доме сделать.
— В каком доме? — удивилась maman.
— Который я сегодня купил!
— Всё-таки купил, — вздохнула она. — В этом захолустье…