Минут через десять моих осторожных вливаний «живой» силы «узелок» посветлел настолько, что стал неотличим по цвету от сердца, которое приняло нормальный зеленоватый оттенок.
Пока я работал, совершенно не ощущал усталости. Но едва я закончил и попытался встать, как меня тут же «повело». Я чуть не рухнул — кружилась голова, накатила слабость, немного лихорадило. Я снова присел на табурет и крикнул:
— Макарыч! Зайди, пожалуйста!
Тут же, распахнув дверь нараспашку, в комнату ворвался лесник, за ним Мамаев. Девчонка спала. Я приложил палец к губам, изобразил максимально зверское выражение на лице и зашипел:
— Тссс! Ребёнок спит!
Отец остановился, замер, оглянулся, растерянно посмотрел на жену, стоявшую в дверном проёме, прижавшую кулаки ко рту, словно удерживая крик. Макарыч подошел ко мне.
— Помоги встать, — тихо попросил я. Он подхватил меня подмышки, помог подняться. Опираясь на него, я вышел из комнаты, подошел к столу, опустился на стул. За столом сидела Альбина с довольной улыбкой на лице и уплетала бутерброд с колбасой под чай.
— Чаю сладкого крепкого налейте! — сказал я. Лесник тут же воткнул мне в руки кружку с чаем. Я отхлебнул и зажмурился от наслаждения. Чай был именно такой — крепкий, вяжущий язык, и сладкий. Альбина протянула мне бутерброд — простой белый хлеб с толстым слоем масла и куском любительской колбасы сверху. Я не замедлил впиться в него зубами. Кайф! Сделал еще глоток и только тогда заметил, что отец с матерью на кухне отсутствуют, а со мной рядом Василий Макарович и Альбина.
— Ты им скажи, Василь Макарыч, — выдал я. — Что девчонка спит, нефиг её тревожить! Всё, здоровая она. Вылечил я её.
— Ага!
Лесник поднялся, направился в комнату.
— А ничего столик, — заметила девушка. — Классный такой. И стулья. Заметил?
— Ага, — я чуть не подавился, поспешно запив кусок хлеба с маслом чаем. Стол действительно был красив, даже монументален: из плотно подогнанных отполированных до зеркального блеска дубовых досок, у которых и рисунок совпадал. И стулья под стать ему — тоже тяжелые, из полированного дуба.
— Хозяин — директор местной лесопилки, — буркнул я. Чай быстро закончился. Вместе с ним и бутерброд. Настроение у меня поднялось. Сил тоже прибавилось. Я уже неоднократно замечал, что стал восстанавливаться всё быстрее и быстрее. Сейчас вот прошло не больше пяти минут, а я уже практически «готов к труду и обороне».
На кухню (или столовую — два в одном) вернулись лесник вместе с хозяином. Нарисовался еще один тип — дедушка далеко за 60, в черном драповом пальто, без шапки, с куцым венчиком редких седых волос вокруг обширной лысины, востроносый. Под расстегнутым пальто виднелся белый халат. Местный врач что ли?
— Что вы с ней сделали? — сходу прицепился ко мне дед. Я отмахнулся, вопросительно взглянув на лесника, мол, это что за чудо? Василий Макарович сам недоумённо пожал плечами.
— Это наш доктор Семен Игнатьевич, — поспешил пояснить хозяин. — Заместитель главного врача районной больницы.
— Я — практикующий педиатр! — глядя на меня пронзительными глазками, заявил старичок. — Что вы с ней сделали, молодой человек? Я требую объяснений!
Я растерялся, не зная, что ответить этому назойливому, похожему на задиристого воробья, дедушке.
— Какая разница, что я сделал, — буркнул наконец я. — Девочка здорова? Здорова. Отстаньте от меня!
— Нет, — продолжал наседать дед. — Вы мне немедленно расскажете, что вы делали? Как можно разом вылечить воспаление лёгких? И куда делся порок сердца? Вы мне должны объяснить…
— Ничего я вам не должен! — отрезал я. — Отвяжитесь от меня! Нам пора.
Я кивнул Мамаеву, отойдём, мол. Но дед, как клещ, вцепился в меня, ухватив за рукав, и не отпускал.
— Стой! Стой, я сказал!
Мне это надоело, даже обозлило. Я выпустил в деда заклинание сна. Старичок тут же повалился на пол.
— Ой! — вскрикнула хозяйка. — Убили…
— Да спит он! — со злостью ответил я и повернулся к леснику. — Какого черта, Василий Макарович? Кто его позвал? Зачем тогда меня привезли?
Лесник ошарашенно пожал плечами:
— Не знаю, Антон! Меня Иван Палыч, — он указал на директора лесхоза, — просил тебя привезти. Зоя, вон, умирает… Я откуда…
— Извини, парень, — вмешался Мамаев. — Семена Игнатьевича вчера вызывали на дом. Он пришел, осмотрел, руками развёл… В больницу, говорит, в область везти надо. Но большая вероятность, что не довезем. Ну, сам понимаешь…
— Не понимаю! — отрезал я. — Какого хрена тогда меня везли сюда, от уроков отрывали?
Меня накрыла волна раздражения. Энергия «живая» и «мертвая», чередуясь, пошла по каналам. Сразу возникло жуткое желание уничтожить хозяев дома, лесника и вообще всех окружающих и разрушить всё на свете. Мгновенно лица людей вокруг словно потеряли резкость, превращаясь в размытые светлые пятна. Я сжал кулаки, едва сдерживая себя от этого порыва.
Внезапно кто-то сзади обнял меня, прижался ко мне. Я почувствовал, как чьи-то губы коснулись моей шеи, нежный укус под ухо. Чей-то знакомый нежный голос зашептал мне в ухо:
— Антошка! Тошка! Прекращай! Успокойся. Всё хорошо…
Наваждение схлынуло. Снова на меня навалилась слабость. Я сел на стул. Под ногами на полу валялся похрапывающий старичок. Мамаев с женой прижались спиной к стене. Лесник стоял поодаль со своим охотничьим ножом в руке. Меня что ли собрался резать? Альбина встала рядом и, успокаивая, гладила меня по голове.
— Мы не хотели, Антон! — выдавил Мамаев. — Мы его не звали…
Он показал на врача.
— Он сказал, что, если она до утра дотянет, можно попытаться в Переславль в детскую больницу отвезти, — подтвердила его жена.
— Девчонка жива, здорова, — буркнул я и объяснил. — Совсем здорова. Сердце я ей тоже поправил. Кормите её больше. Ей силы надо восстанавливать.
Подумал и добавил:
— А сейчас пусть спит, сколько влезет. Не будить ни в коем случае!
Альбина прижала мою голову к себе, куда-то в район между грудью и пупком. Я закрыл глаза, окончательно успокаиваясь.
— Антон! — позвал меня лесник.
Я отстранился. Альбина отошла от меня. Жена хозяина удалилась в комнату, закрыла дверь. Мамаев перешагнул старичка, сел напротив, где сидела раньше моя девушка.
— Сколько я вам должен? — спросил он. — Зойка — дочка наша единственная…
— Ничего вы мне не должны! — отмахнулся я.
— Он дом здесь строит, — влез в разговор Василий Макарович. Свой нож он уже спрятал куда-то в ножны под куртку.
— Мастера нужны? — поинтересовался Мамаев.
— Мастера есть, — ответил лесник. — Работают уже. Пиломатериал нужен по себестоимости.
— Без проблем, — пожал плечами директор лесхоза. — Скажешь мне, когда потребуется.
Лесник кивнул.
— Врачи сказали, что жена того… — поморщился Мамаев. — Рожать больше не сможет. Сам понимаешь, после этого единственное дитя… А тут…
Он смахнул набежавшую слезу, отмахнулся.
— Наверно, можно и жену твою вылечить, — сказал я. — Только не сейчас. Через пару-тройку недель. После Нового года будет самое то. У меня как раз каникулы будут.
Мамаев ошеломленно встал, недоверчиво вытаращился на меня, перевел взгляд на Альбину, потом на лесника. Тот кивнул в знак подтверждения, типа, мол, он такой, он может! Встал, подошел ко мне, ухватил мою руку обеими руками, затряс, приговаривая:
— Да я для тебя… Да ты такой молодец…
— Мы сейчас поедем ко мне в деревню с Василием Макаровичем, — ответил я. — Вернемся через пару часов, тогда «волгу» дашь обратно в город вернуться?
— Конечно! — яростно закивал головой Мамаев. — В чём вопрос? Машина сегодня в вашем распоряжении! И это…
Он протянул сумку.
— Это пироги, жена пекла. Чай в термосе. Сладкий, крепкий, как Макарыч сказал.
— Ладно, поехали! — лесник потянул меня за руку. — Время идёт, часики тикают. Нам еще обратно возвращаться.
Глава 39
Поездка в Кочары
До Коршево мы доехали вполне нормально. Мы с Альбиной даже замерзнуть не успели несмотря на то, что печка в машине, увы, не работала.
— У тебя глаза были черные и без зрачков! — тихо сообщила она мне на ухо. — Я так напугалась… А он, — она показала на лесника, — ножом тебя хотел в бок.
— Спасибо! — шепнул я девушке. — Что вовремя меня остановила.
— Сочтемся, — так же шепотом отозвалась она.
Было видно, что дорогу до села регулярно чистили от снега, песок на посыпку не жалели. Не то, что трассу, имеющую республиканское значение, от Переславля до Кутятино.
— Так я ж и посыпаю, — пояснил со смехом лесник. — В районное ДРСУ устроился на зиму на полставки. Вот и катаюсь через день на «стотридцатом» («Зил-130») по району. Ну, основное место, конечно, здесь — до дома и обратно.
— Это, получается, дорога до деревни расчищена, так? — обрадовался я.
— Так ты ж в Кочарах дом купил, — усмехнулся лесник. — Туда я реже езжу.
Мы проехали Коршево. Я нахмурился и вполголоса выругался, заметив у церкви знакомую фигуру. На крыльце стоял отец Алексий, тот самый поп, что ходил к моей бабке, внушая ей, что я — исчадие ада. И ведь внушил гад! Так внушил, что я на следующий день убрался из деревни, дав себе слово, что больше здесь не покажусь.
Стоило только селу скрыться сзади, как «уазик» встал. Лесник ехидно улыбнулся и сказал:
— Давай, иди, дорогу открывай! Как Еремеич тебя научил.
— Какую дорогу? — подала голос Альбина.
Я вышел из машины, оглянулся. В кабине машины через лобовое стекло мне хитро ухмылялся Василий Макарович. Сидевшая на заднем сиденье Альбина прилипла лбом к боковому стеклу, пытаясь разглядеть, что я буду делать такого интересного. Я усмехнулся и мысленно махнул на них рукой. Еремеич, в конце концов, не оговаривал прятаться от кого-нибудь при произнесении заклинания короткой дороги.
— Откройся мне дорожка-дороженька до деревни Кочары короткая да гладкая! — скомандовал я.
Тут же резкий порыв ветра поднял тучу снежной крупы, швырнул мне в лицо. Я едва успел закрыть глаза. Всё равно, оказалось не очень приятно. По лицу словно холодным песком сыпануло. Вокруг завьюжило так, что видимость пропала совсем — я не различал машину, которая от меня была в двух шагах. И вдруг всё стихло, успокоилось, как будто ничего и не было.