— Я думаю, комментарии излишни, — буркнул я и спросил у девушки. — Булавка или заколка есть?
Альбина расстегнула дубленку, сняла с халата булавку, протянула мне. Я нагнулся уколол парню палец, выдавил капельку крови на бумажку, которую я вытащил из кармана (бумажкой оказался прокомпостированный талончик). Потом бросил в него заклинание отмены. Паралич у Рудика пропал. Он встал на четвереньки, снизу вверх взглянул на меня, на Альку, осторожно и медленно встал на ноги.
— Подойдёшь к ней, — я показал на Альку. — Сдохнешь. Понял? Сдохнешь!
По выражению его лица я понял, что он проникся моими словами. Он закивал, робко поинтересовался:
— Я пойду?
— Иди!
Он побрел на выход из двора, под арку. Алька бросилась мне на шею:
— Антошка!
— Идём домой! — я повлёк её в сторону подъезда. — Холодно всё-таки…
Глава 15
Глава 15.
33 чугунных утюга на подоконнике
или проданный славянский шкаф
На этот раз Степан Никифорович ехал в Москву на поезде в купейном вагоне без всяких пересадок, проверок, абсолютно наплевав на все требования конспирации.
С телефона-автомата Казанского вокзала он сделал звонок куратору, сообщив:
— Я в Москве. Еду на старое место.
И положил трубку. Старым местом была всё та же съемная квартира на площади Ногина.
Он вышел из метро и, снова наплевав на все правила конспирации двинулся прямиком к дому, поднялся на нужный этаж, приподнял половичок перед дверью, поднял ключ.
В прихожей Степан Никифорович разделся, аккуратно повесив на плечиках в шкаф старомодное драповое пальто, разулся, поставив ботинки на резиновый коврик-подставку под вешалку. Обул тапочки и направился на кухню.
Вскоре на плите зашумел чайник. Степан Никифорович вытащил из холодильника сыр, колбасу, банку шпрот. Хлеб он купил по дороге.
Чайник вскипел. Степан Никифорович перекусил, попил чаю. Вышел в комнату, прилег на диван и задремал. Дорога была шебутной. Он рассчитывал, что в купе ехать будет поспокойней. Оказалось, что ошибся. Его соседями оказалась молодая семейная пара с грудным ребенком, который почти всю ночь не давал спать. Молодая мамочка с виноватой улыбкой сообщила, что у малыша режутся зубки…
Его куратор Кирилл разбудил его через час.
— Ну, и нервы у тебя! — восхищенно заметил он.
— Какие нервы? — усмехнулся Степан Никифорович. — Устал я от этих шпионских игрищ. Помнишь анекдот про неуловимого Джо?
Кирилл скривился.
— Вот мы сейчас как раз в роли этого самого неуловимого Джо. Нас никто не ловит, потому что мы никому не нужны.
— Зря ты так считаешь, — покачал головой Кирилл. — За нами присматривают…
— Присматривают за всеми! — отрезал Степан Никифорович. — Абсолютно за всеми. Работа у «них» такая. Но это совсем не значит, что мы должны вести себя как шпионы какие. От этого у «них» только больше к нам вопросов возникает.
— Перегорел ты, — заметил Кирилл. — Устал. Может, тебе стоит отдохнуть?
— Не думаю, — ответил Степан Никифорович и вытащил из кармана коробочку с карандашами. — Держи!
Кирилл вскочил, выхватил из рук собеседника коробку, зачем-то поднес к носу, вдохнул…
— Это то, что я думаю? — воскликнул он. — Они?
— Они, — равнодушно подтвердил Степан Никифорович. — Из первых рук. Восемь штук. Четыре омолаживающих, четыре лечебных.
— Почему восемь? — с подозрением спросил Кирилл и пригляделся к собеседнику. — Ого! А я всё не могу никак понять, что с тобой! То ли постригся, то ли покрасился. А ты помолодел! Реально помолодел лет на 10 точно! Попробовал, да?
Степан Никифорович кивнул:
— Попробовал. И один лечебный себе забрал. Только у них срок действия не больше месяца. Имей ввиду. И неделя уже прошла.
— Боже мой! — Кирилл бережно закрыл коробку, спрятал карандаши во внутренний карман пиджака. — Может, по глоточку коньяка ради такого случая?
— Можно и коньяка, — согласился Степан Никифорович.
— Ты реально стал выглядеть лет на 25, не больше, — сидя за столом, заметил Кирилл. — Как тебе удалось?
— Что? — не понял Степан Никифорович.
— Получить артефакты.
— Так получилось, что парню потребовалась моя помощь, — сообщил он. — У него шпана подружку похитили, увезли в глухомань. Он попросил о помощи.
— Просто подвезти его туда и привезти обратно, — уточнил Степан Никифорович и усмехнулся, глядя на куратора. — А ты про что подумал?
— Да ты знаешь, я бы ему помог во всём в данном случае, — осторожно заметил Кирилл. — В том числе и… Сам понимаешь.
— Ничего этого не потребовалось, — Степан Никифорович развел руками. — Юноша просто сходил к ним в дом, привел свою даму и всё. Никаких жертв, никаких разрушений. Правда…
Он замялся.
— Что? — Кирилл пытливо посмотрел ему в глаза.
Степан Никифорович вздохнул, скривился:
— По своим каналам я «пробил», кто эти нехорошие ребята. Двое из них оказались детьми председателя колхоза и начальника районной милиции. Остальные дружки их подельники. Хулиганят по району всю жизнь. Точнее, хулиганили. Теперь все они разумом стали скорбные. В психбольницу отвезли всех четверых.
Кирилл задумался, потеребил подбородок, налил еще. Коньяк был хороший, армянский 15-летней выдержки. И бокалы из шкафа куратор выставил ему под стать — пузатые, на короткой ножке, с чуть зауженным верхом. Он поднял свой бокал, отсалютовал, но чокаться не стал, сделал глоток, посмаковал во рту, проглотил.
— Это очень хорошо, что обошлось без крови.
— Хорошо-то хорошо, — хмыкнул Степан Никифорович, выпивая свою порцию ароматного напитка. — Только начальник милиции землю роет, хочет выяснить, что там произошло. Все грешат на алкоголь. Правда, остался там один из их дружков. Так вот он рассказывает с его точки зрения страшные вещи: и про демонов, и про оживших мертвецов, про всякую чертовщину, одним словом. В общую канву укладывается. Только вот главный районный мент всё равно успокоиться не может.
Он взял с блюдечка дольку лимона, положил на язык.
— А наш друг?
— Не знаю. После этого мы с ним не встречались.
Куратор задумался.
— Его надо привезти в Москву! — решил он. — Предложи ему встретиться со мной или со святейшим руководством!
Степан Никифорович скривился:
— И не подумаю. Я только начал с ним выстраивать доверительные отношения, и если он меня пошлёт, то я к нему больше никогда не смогу подойти. Хватит с меня одного Спиридонова.
— И, тем не менее, попробуй, предложи, — продолжал настаивать Кирилл. — Может, ему денег надо? Двухкассетник? Джинсы? Заинтересуй его!
— Не буду! — отрезал Степан Никифорович. — Я подозреваю, у него всё это есть. Да и мне кажется, что к деньгам он тоже равнодушен.
— Попробуй воздействовать на него через его подружку…
— Нет! Это может кончиться еще печальней! Вы, наверное, запамятовали, как отец Алексий объявил его перед родными исчадием ада и врагом человеческим? Парень до сих пор не смог помириться с бабкой и дедом. Носа в деревню не кажет.
Степан Никифорович перевел дух и продолжил:
— А этот тупой поп-инициативник, по чьей вине он с церковью вошел в конфронтацию, так и не извинился перед ними. Проклинать мастер, а вот ошибки свои признавать не научился!
Кирилл вздохнул, развел руками.
— Ну, я не знаю. Этот чудесник нам нужен здесь. Хотя бы на неделю…
Степан Никифорович скривился.
Глава 16
Глава 16
Частный дом на окраине Переславля.
Директор магазина «Океан» Владлен Георгиевич Амельченко уже целый час сидел в гостях у нового так называемого «смотрящего за городом» вора в законе Григория Ботковели по кличке Гриша Фартовый или Гриша Фарт, занявшего место Хромого Шалвы. Гриша прибыл в город месяца два назад. Его подельники по прозвищам Кузьма Строгий и Дима Молдаван прибыли в город пораньше, присмотрели и купили на подставное лицо неприметный дом на окраине, в противоположной стороне от бывшего места жительства Хромого Шалвы.
Гриша Фарт был относительно молод. Ему не было еще и сорока лет, но из них на зоне он провёл без малого пятнадцать лет, отсидев один за другим три срока — за «хулиганку» в молодости, потом за кражу и последний срок за вооруженный разбой. Своё прозвище «Фартовый» или «Фарт» он получил за необычное везение: при задержании милиционеры его буквально нашпиговали пулями. Хирург в тюремной больнице вытащил из него 11 пуль. Григорий выжил. Более того, ранения почти не сказались на его здоровье.
В определенных кругах весть о приезде нового уголовного авторитета разнеслась достаточно быстро. Амельченко узнал об этом одним из первых. Его водитель был из «бывших», из «сидельцев», и, хоть и утверждал, что в завязке, в уголовной среде явно пользовался авторитетом. Он, собственно, и сообщил, что в городе появился «новый хозяин», и свёл директора «Океана» с Гришей Фартовым.
Гриша потащил гостя сразу за стол, разлил по граненым стаканам водку. Амельченко отказался, сославшись на больной желудок.
— Хозяин барин! — пожал плечами Гриша Фарт и двумя глотками опорожнил содержимое полного стакана.
— Хоть закуси тогда! — пригласил он директора, позиционируя себя хлебосольным хозяином. — Пока не покушаем, разговор вести не будем.
Амельченко положил себе с общей тарелки вареной целиковой картошки, из железной кастрюльки-чугунка половником зачерпнул подливы. Взял с большой тарелки толстый ломоть хлеба.
Они обедали вдвоем. Гриша не любил вести переговоры в присутствии кого-либо, даже при своих «ближниках», как он их называл. Только один-на-один.
— Видишь, Владлен, как хорошо, что ты ко мне приехал, — заметил уголовник. — Покушал на халяву по-простецки. Когда б ты еще так вот поел бы, а? Жаль, что водки со мной не выпил.
Он засмеялся. Владлен Георгиевич мысленно скривился, внешне оставаясь спокойным и невозмутимым.
— Ну, давай, рассказывай, Владлен, зачем я тебе понадобился? — спросил Гриша Фарт. — Да не кривись ты! Все мы люди, все мы человеки! Голыми в мир пришли, голыми уйдём.