Он даже ухитрился повернуть на просёлок в нужный момент.
— Ты здесь был? — спросил я. — Знакомые места?
Степан неопределенно хмыкнул, усмехнулся и бросил:
— Довелось как-то прокатиться.
И добавил:
— Исключительно по работе. Летом здесь замечательно. Лес, речка, грибы, рыбалка.
Он поморщился и, словно нехотя, сообщил:
— Храм здесь был. Старый настоятель умер. А новый батюшка председателю колхоза не понравился. Ну, и закрыли храм.
— А поп что? — спросил я.
— Батюшка, — мягко поправил меня Степан. — Я понимаю, что ты атеист, к религии относишься, может, даже свысока…
— Не просто свысока, — перебил его я. — А вообще отрицательно. Из-за одного попа я теперь бабушку свою навестить не могу. Она меня за сына дьявола считать стала!
Я замолк. Я знал, кем и где работает мой знакомец Коломойцев Степан Никифорович. А знает ли он, что я это знаю, я не знал. Вот такая тУфтология.
— Это частности, — отмахнулся он. — Исключение, которое как раз подчеркивает правило. Наличие одного дурака…
— Фанатика, — снова перебил я.
— Фанатика, — согласился Степан. — Совсем не означает, что все священнослужители негодяи, а Церковь всего лишь культовая община для отправления религиозных обрядов… Совсем наоборот…
Он не договорил. Вдоль дороги показались тёмные силуэты домов. Машина остановилась.
— Ну, — спросил он. — Куда дальше?
— До конца, — ответил я, воссоздавая в памяти отрезок карты. — Я скажу…
Степан рассмеялся, выжал сцепление, нажал педаль газа. Машина, тихо урча мотором, покатила вдоль темной улицы.
— Ты что? — спросил я.
— Нет, нет, ничего… Даже интересно… — он не договорил.
— Стой, вот здесь! — я показал нужный дом — целая усадьба за высоким забором. Причем от остальных домов в этом то ли селе, то ли деревне (пожалуй, всё-таки селе — если со слов Степана здесь была церковь) усадьба находилась на отдалении, словно какая-нибудь крепость.
— Однако… — задумчиво проговорил Степан, глядя на железные ворота. — И что ты собираешься делать?
Я вышел из машины. Степан вылез вслед за мной, встал рядом.
— Может, позвонить? — предложил я, указывая на кнопку звонка. — Хозяева возьмут, да и откроют.
— Здесь живёт тот самый председатель колхоза, — заметил Степан. — Который нашего батюшку избил, а потом во все инстанции писал, что здесь, дескать, ведется антисоветская пропаганда и укрываются диссиденты. Вот и закрыли приход.
— Понятно.
Я переключился на магическое зрение, подошел к воротам. Внимательно осмотрел их. Без шума не обойтись. Ворота были добротные, металлические, как в гаражах. И калитка тоже основательная.
Я снова осмотрелся и хохотнул.
— Ты что? — напрягся Степан.
— Ворота железные, калитка тоже, — ответил я. — А забор из двухсантиметровых досок.
— Действительно, — усмехнулся Степан. — У меня, кстати, в машине топор есть. Только не убивай никого.
Я повернулся к нему. Степан не шутил.
— Не буду, — тоже вполне серьезно ответил я.
Первым делом я наложил конструкты «каменной кожи» на себя и, на всякий случай, на Степана. Пару раз пропустил «живую силу» по каналам, сконцентрировав её сгусток в правой руке. На секунду замер, окинув через деревянный забор магическим взглядом двор. Два сантиметра древесины для меня не оказались непреодолимой преградой. Недалеко, метрах в пяти справа обнаружилась собачья будка. Я выпустил в неё конструкт сна, благо расстояние позволяло. Пес шевельнулся и замер. Мне показалось, что он даже всхрапнул. Я хихикнул. Степан стоял рядом.
— Может, всё-таки топор принести? Или лом?
— Не надо.
Я глубоко вздохнул и ударил кулаком в середину доски. Громкий треск ударил по ушам. Доска проломилась внутрь. Я ухватил её обломки, потянул на себя, вырывая их вместе с гвоздями. Ухватил вторую доску, которая рядом была прибита, потянул на себя. Мне показалось, что треск должен был разбудить всех в округе. Оказалось, что я ошибся. Окна дома оставались темными. Никто не выскакивал из дверей, не бросался на нас с дикими воплями. Всё было тихо.
Я полез через дыру во двор. Степан сунулся за мной, но я его одёрнул.
— Я сам. Лучше машину разверни!
— Понял!
Я огляделся, осторожно ступая, направился в глубь двора, где стояла отдельно от всех строений квадратная избушка с высокой шиферной крышей. Замков снаружи на двери не наблюдалось. Зато сама дверь оказалась припертой под ручку массивным колом. Я раздраженно врезал по деревяшке ребром ладони, легко разломив ее. Боли не почувствовал, чему даже ничуть не удивился. «Каменная кожа» защищала даже в том случае, если наносил удар сам.
Распахнул дверь.
— Ну, наконец-то!
Альбина бросилась мне на шею.
— Я уже вся замёрзла!
Я отстранил её от себя, окинул взглядом.
— Ты цела?
— Да всё нормально! — сердито ответила она. — В целом. Только шапку и сумочку потеряла. Может, у них в машине лежат?
— Твою шапку и сумку maman подобрала, — отмахнулся я. — Тебе они ничего не сделали?
— Не успели! Бежим отсюда!
— Тихо! — я ухватил её за рукав. — Осторожней!
Мы дошли до пролома, кое-как вылезли на улицу, сели в машину. Я на переднее сиденье рядом с водителем, девушка сзади.
— Стой! — остановил я Степана. — Подожди!
Повернулся к Альбине. Её трясло, но скорее от холода.
— Кто это был? Что за люди?
— Уроды, — буркнула она. — Мой жених. Якобы жених, — тут же поправилась она, заметив мою гримасу. — Точнее, его дружки. Выследили меня. Я тебе рассказывала. Забыл? Когда школу закончила, поступила в институт. На каникулах приехала к родным. А он заявился свататься. Дал моим родителям денег, они и согласились. Я сбежала. Он меня там нашел. В общем, я милицию вызвала, их забрали и всё такое. Теперь вот опять нашли!
Она сжалась, заплакала.
— Вон там мои мать с отцом живут, — она махнула рукой. — А я видеть их не хочу. Продали меня как проститутку какую…
— Они ж опять приедут, — задумчиво сказал Степан. — Дорожку протоптали… Не скроешься.
— Может, грохнуть их? — ухмыльнулся я. — А дом сжечь нафиг!
— Нет! — категорично отозвался Степан. — Заявление в милицию писать надо.
— Опять? — засмеялся я. — Ладно. Сидите, я сейчас.
У меня родилась озорная идея.
— Куда? — крикнул мне вслед Степан.
— Сейчас приду! — отозвался я.
Я пролез в дырку, подошел вплотную к крыльцу, оглядел фасад дома. Сквозь кирпичную стену магическое зрение почти не «пробивало». Но, тем не менее, я смог различить несколько светящихся розовым светом силуэтов: четыре на первом этаже, один на втором. Они не двигались. Спали.
Теоретически конструкты должны были «добить». Всё-таки объекты воздействия были недалеко.
Пять заклинаний магии Разума, пять конструктов «ночной кошмар», по одному на каждого, обильно напитанных магической энергией, «ушли» по назначению.
Я рванулся обратно, к машине. Проскочил через дырку, плюхнулся на переднее сиденье.
— Погнали!
— Что ты сделал? — спросил Степан, нажимая газ.
— Ничего особенного, сон им испортил.
Мы успели услышать звон разбитого стекла и нечеловеческий, полный кошмарного ужаса душераздирающий вопль. Степан резко вжал тормозную педаль до упора. «Шестерку» развернуло, крутануло полтора раза вокруг своей оси. Алька сзади завизжала.
— Ты что натворил? — Степан попытался схватить меня за грудки. У него это получилось плохо, слишком уж плотная ткань была у зимней куртки. Сзади донёсся еще один вопль, мало похожий на человеческий.
Я засмеялся, стукнул его по рукам:
— Сон им немного подпортил. Тебе какая разница?
Его вопросы меня начали раздражать.
— Ты ж их запретил убивать, — добавил я. — Поехали. Мне еще в школу надо успеть.
Степан посмотрел на меня словно на сумасшедшего. Сзади подала голос Альбина:
— Я на работу не пойду. Мне выспаться надо!
«Шестерка» рванула вперёд.
Во двор родного дома мы зарулили ближе к пяти утра. Всю дорогу Степан мрачно молчал. Альбина дремала. Я бодрствовал, держа наготове конструкт подчинения. На всякий случай.
Я предложил уже у подъезда:
— Давай я тебе хоть за бензин денег дам?
И достал «четвертной» — 25 рублей. Степан скривился, потом вдруг неожиданно выдал:
— У тебя карандаши есть?
Я оторопел и переспросил, не сообразив, что он имеет ввиду:
— Какие карандаши?
Степан смутился, стушевался, промямлил:
— Ну, эти… Которыми лечить можно. Которые ты сам делаешь…
Я молчал, не зная, что и сказать в ответ. Получается, что церковь знает про мои амулеты. Интересно, откуда?
Степан тоже молчал. Сзади сопела Альбина. Я решился. Сунул руку во внутренний карман, вытащил коробку с десятью карандашами:
— Держи. Здесь пять лечебных, пять восстанавливающих. На лечебных один ободок вырезан. На восстанавливающих два.
— Спасибо, — удивлённый Степан бережно сунул коробочку в карман, смущенно поинтересовался. — Сколько я тебе должен?
— Нисколько, — махнул рукой я и тронул Альбину. — Алечка, вставай, солнце. Мы приехали!
— Спасибо! — я пожал ему руку. — Выручил.
В ответ Степан сжал мою руку и тихо спросил:
— Всё-таки, а что ты с ними сделал?
— Напугал до усрачки, — ответил я. — Надеюсь, после этого они забудут сюда дорогу. Ты только никому не рассказывай, что мы сегодня ночью делали. Ладно?
— Хорошо! — кивнул Степан.
— Думаешь, не расскажет? — бросила Альбина, поднимаясь по ступеням.
— Не расскажет, — ответил я. — Будет молчать как партизан.
Ведь я, прежде чем высказать эту просьбу, наложил конструкт подчинения.
— Товарищ полковник, разрешите? — в кабинет начальника районного ОВД полковника милиции Булкина заглянул начальник отделения уголовного розыска капитан Лысков.
— Заходи! — буркнул Булкин. — Что скажешь?
— Ваш сын Егор вместе с друзьями Скориком Олегом, сыном председателя колхоза «Заветы Ильича», Грачевым Русланом, водителем председателя колхоза, и Кошкиным Ильей помещены в изолятор районной больницы.