тящие и не похожие на свинец.
Еще один выстрел. На этот раз в голову, кажется, прямо по глазам. Ощущения непередаваемые! Картечь летит в тебя, прямо по глазам и… и осыпается вниз. Слава «каменной коже»!
Я швырнул конструкт паралича. Рослый мужик в странной короткой черной рясе до колен и черной шапочке, похожей на тюбетейку, шумно повалился навзничь, раскинув руки. На груди у него висел на простой короткой веревке странный деревянный крест, который при магическом зрении прямо-таки горел оранжевым светом, словно маленькое солнышко. Короткоствольная, похожая на обрез, двухстволка-горизонталка отлетела в сторону.
Ну, вот, обнаружился один «товарищ». Я нагнулся, собрал картечины в горсть, посмотрел. Неужели серебро? Получается, этот черноризец меня за нечисть принял?
Я подобрал ружье, повесил его себе за спину. Стянул с него пояс-патронташ, повесил себе на плечо. Пошарил по карманам брюк под рясой, вдруг там нож или пистолет запрятан? Пистолета не оказалось. Был квадратный фонарик да спички, которые я тут же изъял. Несколько купюр да монет я трогать не стал. А вот крест забрал, срезав веревку ножом, сунул в задний карман джинсов. Дома разберусь, что за хрень такая. Пнул его — то ли со злости, то ли для профилактики.
Мужик лежал с открытыми глазами и таращился на меня, не в силах что-либо сказать: паралич, что поделаешь? Я влепил в него конструкт отмены. Он сразу пошевелился, привстал, тут же получил заклинание подчинения и замер.
— Где лесник? Говори!
Я опять пнул его в бок. На этот раз чисто символически. Мужик молчал, напрочь игнорируя заданный вопрос. Я удивился. Неужели заклинание не работает? Почему тогда паралич сработал? Я повторил:
— Где находится Василий Макарович? Отвечай!
— Он есть в подвале! — ответил продавец опиума для народа. Как-то странно он строил фразы, а в речи вообще непонятный акцент присутствовал. Он что, не русский что ли? Казачок засланный? Клиент товарища Устинова?
— Вставай, показывай, где тут у вас подвал!
Охотник на нечисть встал, развернулся, пошел к бывшей церкви. Я направился за ним. Он замедлил шаг, словно хотел остановиться.
— Иди, показывай, где находится Василий Макарович! — повторил я. — Покажешь и остановишься, будешь ждать меня. Уходить и что-либо делать запрещаю. Понял?
— Да! — равнодушно ответил он. — Есть!
В церкви оказался небольшой закуток, на который я не обратил внимания. Там и обнаружился ловко замаскированный люк в подполье.
— Открывай! — потребовал я.
Мужик откинул в сторону обломки старых досок, приподнял старую дверь, снятую с петель, оттащил её в сторону, освобождая люк в полу.
— Открывай! — повторил я.
Он послушно ухватил за кольцо и с некоторым трудом приподнял и откинул крышку.
— Он есть там.
— Лезь, вытаскивай его! — приказал я, немного подумав. Вдруг там ловушки какие или еще что-то нехорошее. Мужик стал осторожно спускаться вниз.
— Стой! Стой! Вылезай назад! — я передумал. Сам полезу. Мало ли, что там
Мужик вылез, замер возле люка.
— Ловушки есть? — спросил я.
— Нет! — ответил он. Я наложил на него паралич. Непонятный церковник сполз на пол, чуть не сверзившись в люк.
— Макарыч! — крикнул я. — Ты там живой? Я за тобой иду!
Деревянная лестница в подвал оказалась вполне нормальной, даже свежей. Я мог поклясться, что её сделали не более года назад. Дерево еще сохранило свой светло-желтый цвет.
Я осторожно спустился вниз. Вот здесь и пригодился трофейный фонарик. Я включил его, осмотрелся и ахнул. Сам подвал был еще тот подвал! Не подвал, а целое бомбоубежище. Высота потолка два с половиной метра, не меньше! Я вытянул руку вверх, потолка так и не достал. Стены выложены красным кирпичом. И какой контраст с деревянной церквушкой наверху. У ближней стены справа стояли четыре старинных сундука. Я такой у своей бабки в Бахмачеевке видел. Стояли еще два топчана, пара табуретов и стол. И тоже, как лестница, достаточно свежих. Поодаль стояли еще две железных канистры по 20 литров каждая.
Потолок подпирали четыре столба-колонны, каждый в два обхвата, не меньше. И к одному из них был привязан человек. Руки у него завели назад и связаны за столбом. Сам пленник сидел на земле с закрытыми глазами и еле дышал. На шее у него была накинута петля, а конец веревки привязан к костылю, вбитому в столб-бревно. Попробуешь пошевелиться, петля неминуемо затянется. Хитро придумано.
Я понял причину неприятного запаха в подвале. Всё-таки лесник не один день сидел здесь привязанным. И в туалет его, видимо, никто не выводил.
Первым делом я, конечно, срезал петлю с шеи. Как у меня в руках оказался мой нож-кинжал, я даже и не понял. Потом разрезал шнур, стягивающий руки. Лесник тут же обессиленно повалился на пол.
Я зажег керосиновую лампу, стоявшую на столе, вернулся к Василию Макаровичу, сел возле него. Магическое зрение выдало, что внутри организма Макарыча клубится непонятная серая субстанция. Кроме того, пальцы рук вообще были черными! Кончики пальцев были раздроблены! Его пытали, оказывается. Ничего, вылечим. Нет такой крепости, которую не могли бы взять большевики!
— Ну, ты чего, Макарыч? — сказал я, подливая в его организм «живую» силу. — Вставай, хватит притворяться. Некогда. Идти надо!
Приговаривая так, я вливал в него силу, загнал пару конструктов — «айболит» и «хвост ящерицы» — снова вливал силу. Серая субстанция постепенно рассеивалась. Пальцы посветлели и приняли свою первоначальную форму.
Наконец он открыл глаза, глубоко вздохнул.
— Вот это я задремал!
— Давай, просыпайся, пошли!
Пока Макарыч приходил в себя, я решил взглянуть на содержимое сундуков. Вдруг там сокровища какие?
Я поднялся на ноги, открыл один сундук. Увы, он был забит одеждой. Вполне нормальной, современной, но исключительно рабочей — телогрейки, спецовки, простенькие рубашки, портянки. Всё новое, чистое. Второй сундук был забит консервами, причем, исключительно железными банками.
За спиной лесник подал голос:
— Мля! Я не задремал! Антоха, я всё вспомнил! Они меня сжечь, падлы, собирались!
Я повернулся:
— Очнулся, Василь Макарыч! Давай, собирайся, переодевайся вот!
Я ткнул рукой в сторону сундука с одеждой.
— Выбери себе что-нибудь. А то ты совсем не озонируешь.
Лесник подошел ко мне, обнял меня, прижался щекой. Отодвинулся.
— Ты это, извини, если что, — пробормотал он.
В углу я обнаружил канистру с водой, сообщил об этом леснику. Он кивнул, поспешно освободился от штанов. Я отвернулся.
В третьем сундуке были крупы, сахар, макароны. А вот в четвертом ножи, топоры, сулицы, даже мечи. Кованые!
Я постоял рядом, соображая, зачем они могли понадобиться. Сзади ко мне, прыгая на одной ноге, напяливая штаны, подскочил лесник. Посмотрел, хмыкнул.
— Это инквизиторы, Антон. Это их оружие.
— Ручной работы? — удивился я. — А смысл?
— Ручной ковки, — мрачно пояснил Василий Макарович. — С серебряной режущей кромкой. Против таких, как я, против ведьм, оборотней… Ладно, пойдем.
Он взял один из кинжалов — длинный, узкий, обоюдоострый. Мы поднялись по лестнице: я первым, лесник вторым. Черноризец лежал возле люка и злобно таращился на нас. Василий Макарович буквально подскочил, когда увидел его.
— Тварь!
Я не успел среагировать, как он подскочил к нему и воткнул ему кинжал в грудь по самую рукоять. Вытащил, воткнул снова! Мужик выгнулся, захрипел и обмяк.
— Он меня сжечь собирался, — пояснил Василий Макарович. — Весь ливер мне отбил в подвале. Гадина. Пшек грёбанный!
— Кто? — не понял я.
— Поляк это, — пояснил лесник. — Инквизитор. Католик. Охотник за колдунами.
Он подхватил труп за ноги, потащил к выходу. Я вздохнул, пожал плечами, закрыл люк, стал маскировать его — положил на него старую дверь, скинул обломки досок.
— Его прикопать бы надо, — Макарыч стоял во дворе. — Чтоб не нашли. Где б лопату взять?
— Успокойся!
Я запустил в труп инквизитора конструктом праха, как неделю назад лешего. Василий Макарович ошеломленно посмотрел на меня, на кучку то ли праха, то ли песка под ногами — всё, что осталось от охотника за колдунами, включая и его одежду.
— Ну, ты силён!
— Где твоя машина? — поинтересовался я.
— Не знаю, — лесник развел руками.
— Ладно, пошли!
Глава 43
Глава 43.
Возвращение в усадьбу
Силантий Еремеевич сидел на пенечке.
— Спасибо тебе, Силантий Еремеевич! — я поклонился ему в пояс. — Выручил нас.
Лесник положил руку на сердце и, как и я, поясно поклонился, только молча. Лесной хозяин улыбнулся, вскочил, протянул руку леснику, игнорируя меня.
— Здрав будь, Василий Макарович! Как же ты так, а? Опростоволосился? А еще колдун!
Лесовик захихикал. Лесник вздохнул, развел руками, мол, и на старуху бывает проруха.
— Идём за мной! — сказал Еремеич.
Он направился вдоль скита. Мы за ним. Метров через пятнадцать мы вышли на большую поляну, на которую с одной стороны выходила стена старой церкви.
Посередине поляны стоял высокий бетонный столб с двумя вмурованными в него кольцами. Рядом возвышалась куча аккуратно попиленных-порубленных поленьями березовых дров.
— Это для тебя приготовили! — пояснил Силантий Еремеевич. — Завтра тут тебя бы и сожгли.
И пояснил мне, не дожидаясь моего вопроса:
— Слышал я, как они между собой говорили.
— Кто они? — спросил я.
— Священник с Коршево Алексий, убивец колдунский да служка его.
— Отца Алексия неделю назад отлучили, — задумчиво заметил Василий Макарович. — Сняли с него сан. Тут, понимаешь, всё очень и очень непросто…
Он огляделся вокруг, присел на какой-то пенек, спросил:
— У тебя поесть с собой ничего нету? Кишки узлом завязываются!
К моему удивлению Силантий Еремеевич достал откуда-то здоровенный ломоть хлеба, кусок сыра, протянул леснику:
— На здоровье!