— Зверобой, мята, тысячелистник, — сказал он. — Ну, и чай с медом и прополисом тоже.
— Вкусно!
— Дурак он, — заметил минут через пятнадцать езды Василий Макарович. — Я про доктора.
Он покрутил пальцем у виска и добавил:
— Загадочный.
— Я больше не поеду к нему, — сказал я. Лесник кивнул головой, соглашаясь со мной.
— Знаешь, о чём мы с ним говорили? — спросил он. — Он просил не уезжать, а других больных посмотреть.
Я вздохнул.
— Я ему говорю, что ты все свои силы потратил, восстанавливаться надо, — продолжал лесник. — А он даже не соблаговолил чаю сделать с бутербродами. А он мне в ответ говорит, что подумал про тебя, мол, тебе выпить и закусить надо. Представляешь?
Начало сереть. Короткий зимний день заканчивался. Лесник вёл машину аккуратно, держа скорость около 60 км/ч, не больше. Уже на подъезде к городу я вспомнил про карандаши. Вытащил пачку из кармана, протянул ему.
— Василий Макарович, держи! Совсем забыл.
Лесник, не глядя, сунул пачку в карман, довольно улыбнулся, поблагодарил.
— Макарыч, вот ты мне скажи, — вдруг у меня мелькнула мысль. — А можно в городе в квартире домового завести?
— Вряд ли, — ответил тот. — Не приживаются они. Камень кругом. А им земля нужна, и чтоб хозяин один был.
— А если попробовать? — продолжал настаивать я.
— Бесполезно, — отмахнулся лесник. — Пробовали. Был у меня знакомец. Взял из деревни домового, привёз в квартиру. Всё, как положено, в лапте. Приехал я к нему через неделю, а домовой почти истаял.
— Как истаял?
— Весь прозрачный, вялый. Вижу, погибает. Я его на веник и обратно в деревню. Как раз у соседки не было домовика. А Лукъян, приятель мой, потом приезжал, прощенья у домового просил за то, что чуть не сгубил его.
— Ого!
— Не приживается нечисть в городе, — заметил лесник. — Да и нам, колдунам, ведьмам, оборотням и прочим, лучше в деревне жить, поближе к земле, к природе, лесу, подальше от камня. Опять же… — он поднял указательный палец вверх, — экология!
Я хихикнул.
— Зря смеешься, — усмехнулся он. — От всяких выхлопов, дыма заводского нам дышать в сто раз тяжелее, чем вам, людям. Чувствительней мы…
Он довёз меня до дома, вышел проводить. Обнял меня на прощанье, сунул в руки сумку.
— Гостинцы от Димитрия Михайловича, — пояснил он. — Насчет дома тоже не беспокойся. К концу мая можешь заезжать и жить. Насчет мебели Димитрий Михалыч поможет, никуда не денется.
— В мае! — саркастически заметил я. — В конце марта будем дубки высаживать. Иначе они мне квартиру в джунгли превратят!
Лесник засмеялся, снова меня обнял.
Глава 18У нас каникулы
Следующие дни каникул многообразием особо не отличались. В воскресенье мы с Альбиной устроили себе небольшой отдых, сходили в кино, посидели в кафе. А вечером тайком от maman распили бутылку шампанского и я остался ночевать в квартире напротив.
Поначалу Алька обиделась, что я не взял её с собой в Кутятино. Я ей объяснил, что в Кочары мы ехать не планировали, так что с Цветаной встреча ей не светила.
Рассказал ей про исцеление девочки в больнице и про казус с доктором. Кстати, поделился «вкусняшками», полученными от директора лесхоза. Димитрий Михайлович Мамаев не пожадничал, наложил в сумку и домашней колбасы, и сала, и говядины, и пару трехлитровых банок мёду.
Особенно Альке понравился мёд.
— Я медоежка! — заявила она. — Нет, медолюбка!
Maman насчет дележа «вкусняшек» не возражала. И к моим периодическим ночёвкам в квартире напротив тоже возражать перестала, хотя иногда и «порыкивала». Да и взаимоотношения с «будущей снохой», как начала поговаривать она, стали насквозь дружескими. Постепенно дошло до того, что Альбина стала у нас ужинать почти каждый день. А в выходные, когда maman выходила в походы по рынкам да магазинам неизменно вместо меня стала брать с собой Альку, причём та была этому только рада.
Ирка, со слов Альки, после того случая с неделю ходила на работу с синяками под глазами. Потом, через неделю, как рассказала Альбина, Ирка пришла мириться, захватив с собой большой торт и пару бутылок шампанского.
— Ну и? — ухмыльнулся я.
— Я ей сказала, что не ем сладкого, потому что мой мужчина предпочитает худеньких блондинок спортивного телосложения, а не разожравшихся коров, — засмеялась Алька. — Ирка-то — дама фигуристая и пожрать любит.
И каждый день каникул у меня начинался с автодрома. Ровно в 9.00 во дворе дома меня ждал дядя Витя — Виктор Валерьевич Химчук, с которым меня познакомил Денис.
В первый же день он приказал звать себя «дядей Витей» и на зеленом новеньком автомобиле «Москвич-412» повез меня куда-то за город. Как оказалось, на автодром ДОСААФ, где обучались вождению на «Камазах» и «уазиках» допризывники.
Сначала я учился трогаться, плавно отпуская сцепление и, одновременно с этим, так же плавно нажимая педаль газа. Змейкой и по кругу ездил на первой передаче, переключался на вторую.
На третьем занятии я уже въезжал на горку, трогался вверх с ручника, заезжал задом в «гараж» — шесть покрышек, обозначавших габариты этого самого «помещения».
После второго занятия Химчук выдал мне тоненькую брошюрку под названием «Правила дорожного движения», наказав за неделю выучить все знаки, обозначения, разметку… Я всё это выучил за один день, точнее, вечер, вогнав его в ступор.
— Так не бывает, — сказал он. — Ты просто раньше это знал.
Тем не менее после четвертого занятия, в пятницу мы поехали в город. Химчук раздобыл где-то знаки «У», который прикрепил на скотч спереди на лобовое стекло и сзади.
Я ехал не спеша и по требованию инструктора вслух комментировал все встречные знаки.
— Ты точно никогда не ездил? — в конце занятия поинтересовался он. — И «ПДД» не учил? Тогда ты просто уникум какой-то! Первый раз встречаю такого ученика.
В субботу дядя Витя, как выразился, «положил болт на 42 на все домашние дела», и мы вместе поехали ко мне в гараж, выгнали мой «Москвич» и направились на нём на автодром.
— Самый лучший вариант — это учиться ездить на своей машине! — заявил Химчук. Мой автомобиль ему понравился. Он залез с фонариком под капот, долго слушал двигатель, потом выдал заключение:
— Ухоженный аппарат. Ему цены нет! Пробег какой?
— 7 тысяч километров, — ответил я.
Химчук залез под шапку, почесал затылок.
— Продавать не собираешься? — наконец задумчиво выдал он.
— Нет!
— Жаль.
Он еще раз вздохнул.
На следующей неделе занятия по вождению продолжились во второй половине дня — у меня началась третья четверть. Мы катались с 16.00 до 19.00 сначала на «Москвиче» дяди Вити, потом на моём. К исходу января дядя Витя махнул рукой и сообщил, что правила я знаю, ездить более-менее умею, для меня хватит. А если захочу учиться ездить как «настоящий профессионал», то только после санкции генерала.
В общем, 3 февраля, во вторник, Денис привез мне серую книжку — водительское удостоверение.
— Ты понимаешь, что в школу тебе на нём лучше не ездить? — на всякий случай поинтересовался он.
— Не буду, — согласился я.
Права мы втроём — я, maman и Альбина — обмыли этим же вечером. Я купил две бутылки шампанского, открыл банку консервированных ананасов, оставшихся от новогодних наборов. Новость, что у меня есть машина, а теперь еще и права Альку просто шокировала.
— Нет, теперь я просто обязана захомутать тебя до записи в паспорте, — сказала она за столом. Мы с maman не поняли, шутка это была или нет? Но на всякий случай посмеялись.
— Ты теперь можешь нас на работу по утрам отвозить! — сказала Альбина.
— Не-а, — я отрицательно мотнул головой. — До окончания школы я в городе ездить не собираюсь. В деревню — может быть. А по городу ни-ни!
Альбина огорчилась, а maman нет.
Глава 19Математический романтизм или последствия новогодней ночи
Начало 3-й четверти ознаменовалось отстранением меня и Мишки от работы в школьном радиоузле.
12-го января в понедельник мы по привычке зашли в кабинет директора и обнаружили там наших сменщиков Гарика и Дэна — тех самых восьмиклассников Игоря Разуваева и Дениса Манухина, которые перед новым годом помогали проводить школьную дискотеку. Игорь-Гарик сообщил, что с сегодняшнего дня школьный радиоузел переходит под его чуткое руководство.
Мишка немного удивился:
— А разве не с 23-го февраля?
— Степан сказал с сегодняшнего дня, — ответил Денис-Дэн.
— Фигасе… — хмыкнул Мишка. — И мне ничего не сказал.
— Завуч напела, — вполголоса пояснил Гарик, с опаской взглянув на входную дверь.
— Отлично! — заключил я. — Флаг в руки вам, ребята, барабан на шею и стройными рядами стройте коммунизм в отдельно взятой школе! А мы пошли.
Мы с Мишкой подхватили дипломаты и поспешили на урок. Первым была алгеброметрия. Новое постоянное расписание еще не вывесили. На доске объявлений возле учительской висела «времянка» — два тетрадных листочка в разворот с однодневным расписанием.
Странно, еще звонок не прозвенел, а весь народ уже сидел на своих местах. Даже Наташка присутствовала. Мы поздоровались. Она только кивнула в ответ.
— Сейчас открытый урок будет! — сообщил мне вполголоса Юрка Никитос. — Наталья Михайловна объявила.
— Хренасе! — удивился я. — В честь чего такое счастье?
— А кто знает? — пожал плечами Юрка.
— Ковалев! Никитин! — нервно повысила голос Наталья Михайловна. — Прекратите разговоры!
А ведь урок еще даже и не начался. Звонка не было.
— Готовимся к уроку, — скомандовала Наталья Михайловна. — У каждого на столе должны быть учебник, тетрадь, дневник, ручка, карандаш, линейка. У каждого, а не один учебник на двоих!
У нас давно в классе была практика таскать один учебник на двоих, чтобы не загружать портфели.
— У кого нет с собой учебника, сразу двойка в журнал!
Это было жёстко. На моё счастье, я взял с собой всё из вышеперечисленного. Юрка-сосед тоже. А вот у Мишки с Андрюхой был один учебник на двоих. Наталья Михайловна криво усмехнулась, подошла к шкафу вытащила несколько старых учебников — в шкафу всегда был запас.