— Мне непонятно, товарищ подполковник, почему ваши сотрудники не смогли предотвратить покушение на охраняемый объект, — монотонно говорил он. — Насколько я знаю, негласным наблюдением и охраной занимаются аж целых три капитана и майор. Так?
— Так точно, товарищ генерал, — подтвердил Воробьев. — Капитан Некрасов, капитан Воловых, капитан Пехлаков и майор Ромашко.
— Все ваши сотрудники отслужили, как я понимаю, по десять лет и более…
— Так точно!
— Так почему же эти четыре опытных оперативника не какой-нибудь милиции, а целого Комитета государственной безопасности, спецслужбы, которую весь мир боится, — продолжал Киструсс. — Не смогли своевременно отследить какого-то сраного уголовника? Машина, которая использовалась для покушения, в угоне числится аж 3 дня. И стоит в центре города. А ваши сотрудники даже ухом не повели.
— У наших сотрудников нет информации по угнанному автотранспорту, — попытался оправдаться Воробьев. — До нашей службы розыскные листы не доводят.
— Очень плохо, что не доводят! — мрачно сказал Киструсс. — Представляете, сколько бы преступлений было бы попутно раскрыто во время проведения поисковых мероприятий?
Воробьев и Устинов молчали, не смея возразить.
— Вы понимаете, что объект не погиб из-за чистой случайности? — Киструсс встал. — Может, ваши сотрудники квалификацию потеряли? Может, их подучиться надо отправить? Куда-нибудь в Диксон или Анадырь. Пусть там годика три поработают, поднатаскаются на белых медведях.
Киструсс не шутил. Воробьев и Устинов это понимали. Разнос вполне мог закончиться трехгодичной командировкой куда-нибудь «туда», в районы Крайнего Севера. Особенно, если бы этот прокол дошел бы до Москвы, до Главка.
— Садитесь!
То ли запал у генерала закончился, то ли он посчитал, что длины вставленного «фитиля» достаточно, но разнос прекратился. Воробьев и Устинов поспешно сели за приставной стол.
— Итак, — Киструсс тоже сел. — Что мы имеем? На объект совершено покушение. Исполнитель убит.
— Умер от инсульта, — поправил Воробьев. — Есть заключение судебно-медицинской экспертизы.
— Угу, — то ли согласился, то ли нет начальник Управления. — Исполнитель из уголовной среды, некто Геннадий Судаков по кличке Судак, три судимости, две за угон, одна за кражу. Заказчик известен?
— Капитан Пехлаков доложил, что объект общался с Судаковым перед тем, как тот умер, — сообщил Воробьев. — Но о чём они говорили, он не услышал. Объект его обездвижил.
— Понятно! — Киструсс качнул головой. — Какие мероприятия проводятся по наезду со стороны милиции?
Слово для доклада взял Устинов.
— Милицией возбуждено уголовное дело по факту угона автотранспорта, — сказал он. — По наезду на неизвестного проводится доследственная проверка.
Он подчеркнул слово «неизвестного».
— Неизвестный не установлен. Свидетелей, могущих дать его описание, не имеется.
— Отлично, — скупо, уголками губ улыбнулся Киструсс. — Надо, чтобы и не появилось. Поработайте с гаишниками, Денис Владимирович. Я дам распоряжение начальнику 3-го отдела, санкцию вам на работу с милицией даю.
— Далее, — Киструсс взглянул на Воробьева. — Вам, товарищ подполковник, собрать всю информацию в отношении Судакова и его связей. Найти всё, что можно. Даже, не всё, что можно, а абсолютно всё. Вплоть до того, какой рукой он с писюном в детском возрасте играл под одеялом. Ясно? Разумеется, и заказчика тоже.
— Есть! — ответил Воробьев, проглотив комок.
— Вы свободны! — кивнул ему генерал. Воробьёв встал, изобразил что-то вроде кивка головой, развернулся через левое плечо и чуть ли не строевым шагом вышел из кабинета.
— Пошли! — Киструсс встал из-за стола и направился в комнату отдыха. Устинов направился за ним. Киструсс включил вытяжной вентилятор, упал в кресло, взял сигареты со стола.
— Будешь? — он предложил Устинову.
— Бросил, — мотнул головой Денис.
— Правильно. А я вот, когда понервничаю, всегда закуриваю. Успокаивает.
Он прикурил, жадно вдохнул, выдохнул струю дыма в потолок.
— Да садись ты! — сказал он, заметив, что Устинов продолжает стоять. — Не отсвечивай.
Денис опустился в кресло напротив.
— Ну, что скажешь?
— Ковалёв знает, кто его хотел убить, — ответил Устинов. — И Судак умер не от инсульта.
— Согласен, — кивнул Киструсс. — Это твои умозаключения или он сам сказал?
— Я его еще не видел, — развёл руками Денис. — Это моё мнение.
— Поговори с ним, — предложил Киструсс. — Попробуй отговорить. Предложи помощь в решении вопроса.
— Я думаю, это бесполезно, — ответил Денис. — Но поговорить поговорю.
— Я думаю, мы скоро узнаем имя заказчика, — поморщившись, ответил генерал. — Я, конечно, его понимаю, но…
— Его убить хотели, — заметил Денис. — Антон просто так ничего не делает.
— Да понятно, — махнул рукой Киструсс. — Попробуй всё же. Пообещай, что его врага привлекут к уголовной ответственности по полной программе, невзирая на положение. А то, чую я, получится, как с Шалвой хромоногим…
— Как бы не поздно было, — заметил Денис. — Покушение было в пятницу, а сегодня уже понедельник. Три дня прошло.
На это замечание генерал только скривился, будто съел лимон.
Глава 30Страшная месть. Почти по Гоголю
Домой я вернулся буквально перед приходом maman. Зинаида Михайловна доставила прямо к подъезду. Её котик — здоровенный пушистый сибирский котяра по кличке Колчак — действительно, был чуть ли не при смерти. Что-то у него багровело в районе живота. Впрочем, стандартного «исцеления», которым я исцелял людей, с обычным для человека, не для кота, уровня «живой» силы вполне хватило. Уже через пятнадцать минут эта зверюга весом килограммов в пять потребовала еды. Зинаида Михайловна попыталась обозначить размер вознаграждения, на что я только покачал головой.
Проезжая мимо, я с опаской посмотрел в сторону пешеходного перехода возле остановки. Зря боялся, там уже никого не было. Даже разбитый грузовик и тот уже оттащили.
Новую куртку со школьной формой повесил в шкаф. Лишь бы не на виду была. Самое смешное, что носить школьную форму оставалось чуть больше двух месяцев, а потом её хоть на дачу. В смысле в деревню. Или отдать кому-нибудь.
Вернулся я в хорошем настроении, но со злыми намерениями наказать злодеев, по чьей вине мне испоганили одежду. Только ведь придется дожидаться ночи, когда maman уснёт. Потому как в Астрал надо будет выходить.
А пока, ожидая возвращения своих дам, подогрел ужин на троих, даже вытащил из заначки бутылку красного полусладкого массандровского вина. Праздник у меня. Каникулы. Последние школьные каникулы.
Maman и Альбина были приятно удивлены. Мы поужинали. Дамы выпили по бокалу вина. Я не стал, мне еще чародействовать. А в этом процессе алкоголь будет только мешать. А если использовать исцеление, сиречь протрезвление, то тогда зачем пить?
Мы обменялись новостями. Странно было рассказывать про свои школьные дела дамам, одна из которых практически невеста и закончила институт. Тем не менее, Альбина слушала меня с интересом. Про Светку и покушение я благоразумно умолчал.
— Нам тоже в выпускном классе выставляли оценки лишь за полугодие, — заметила она и потянулась, гибкая, как кошка, заставляя меня мысленно облизываться.
— Не тянись за столом! — сделала ей замечание maman.
— Слушай, что говорит свекровь! — поддержал я. — Будущая.
Мы прыснули все втроём.
— Мы завтра решили по магазинам пробежаться, — сообщила maman. — По тряпочкам. Может, и на рынок сходим. Ты как?
— Да я не возражаю, — пожал плечами я. — Идите, бегите.
— Может, с нами? — предложила maman. — На машине мы всяко-разно больше магазинов объедем.
— Нет, мэм, — ответил я. — На машине я пока по городу ездить не собираюсь. Скользко, опыта мало.
А если честно, мне было просто лень. Мне показалось, что своим ответом я разочаровал и maman, и Альбину.
— Нет, ну если вы хотите, то я готов…
— Нет, нет, не надо! — открестилась Альбина. — Мы и пешком пройдемся.
После ужина она потащила меня к себе, заявив maman:
— Мы пойдем гравюры посмотрим!
Maman с долей ехидства поинтересовалась:
— Ночевать-то придешь?
— А это как пойдёт! — ответила за меня Альбина.
— Ты что такой хмурый весь вечер? — спросила Альбина, когда мы остались одни. Я подумал и рассказал ей сначала про Светлану, потом про ДТП, заказчиком которого был отец Димочки, про свою поспешную поездку в ЦУМ.
Когда рассказывал про свою бывшую подружку, Алька скривилась, но смолчала. А вот когда сообщил про покушение, она нахмурилась и спросила:
— Ты хочешь их убить?
Я кивнул:
— Ты понимаешь, что они не успокоятся? Тем более, что этот Амельченко считает себя эдаким небожителем, которому всё дозволено.
— Но нельзя же так! — Алька упёрлась локтем мне в грудь. — Это же убийство!
— Они тебя один раз почти убили, — печально вздохнул я. — А сегодня меня. А завтра кого? Maman? Я не хочу терять ни тебя, ни её. И уж совсем не хочу умирать сам.
— Ну, может, как-то надо с ними по другому? — она пожала плечами. — Поговорить? Пригрозить, наконец?
— Думаешь, они поймут? — скривился я. — Надо было их оставить тогда в больнице навсегда парализованными.
— Почему меня не дождался, когда в ЦУМ поехал? — внезапно переключилась она и обиженно заявила. — Может, я бы тоже себе что-нибудь подобрала бы на весну?
Я вернулся, когда maman была уже в объятиях Морфея. Я осторожно, стараясь не шуметь, ушел в свою комнату, закрылся. Подпёр стулом (очень удобно, оказывается, встаёт спинка ровно под ручку) дверь. Включил свет, вытащил из нижнего ящика крайнего левого шкафа свои «сокровища», включая кусочки ткани и бумажки с образцами крови.
Нашёл бумажный конверт, обычный почтовый конверт, подписанный «Амель», достал оттуда носовой платок с пятнами крови Амельченко-отца и Амельченко-сына и задумался.