— Ты не можешь поспокойнее, не шуметь, а? — рявкнула Аглая Стефановна, заглядывая в ванную. Но, увидев неподвижно лежащего на кафельном полу мужа и багровое пятно под его головой, истошно закричала, прижимая ко рту кулаки.
Глава 32Страшная месть и её обратка.
Первой приехала машина «скорой помощи». Врач, оглядев тело, попытался нащупать на шее пульс, осторожно приподнял и повернул голову, вздохнул, изображая печаль:
— Мёртв. Вызывайте милицию.
Милиция, впрочем, уже стучала в дверь.
Высокий худощавый майор милиции, проверив документы у Аглаи Стефановны, взял под локоток врача «скорой», отвел его в сторону и спросил вполголоса:
— Что скажете, товарищ доктор?
Немного ошалев от такого обращения, врач бросил взгляд в сторону жены покойного и так же тихо ответил:
— Несчастный случай.
— Вы уверены? — спросил майор. — Понимаете, покойный был непростой человек, руководитель крупного магазина, друг…
Он украдкой показал пальцем вверх.
— Мы не имеем права здесь ошибиться!
— Несчастный случай, — повторил врач. — Сто процентов! Мокрый пол, на бортике ванны следы крови и мозгового вещества. Других телесных повреждений не имеется.
— Понятно, — кивнул милиционер. — Можете быть свободны. Хотя нет. Подождите, может, еще помощь понадобится.
— Сержант! — он повысил голос. — Вызывайте труповозку!
— Что⁈ — взвилась Аглая Стефановна. — Да как вы смеете?‥
— Аглая Стефановна! — майор милиции цепко ухватил её за плечо. — Идёмте на кухню. Мне надо взять с вас показания.
Женщина попыталась вырваться, но майор спросил:
— Или в отдел поедем?
— Нет, нет, — испугалась она. — Идёмте на кухню…
Он выложил на стол несколько бланков протоколов. Взял ручку. Заполнение протокола допроса заняло не больше 15 минут. Установочные данные допрашиваемой, когда обнаружено тело покойного, обстоятельства, при которых обнаружено тело…
— Что можете сообщить, что по вашему мнению может иметь отношение к смерти? — произнес стандартную фразу майор.
— Понимаете, он всю ночь плохо спал, — рассказала она. — Кошмары снились. Я ему дала успокоительное и снотворное…
— Назначение врача имеется? — перебил её майор.
— Конечно!
Милиционер кивнул.
— Он спал, как убитый, до утра, — продолжала Аглая Стефановна. — Не проснулся даже в туалет. И ночью описался. Я ушла от него спать в залу. А утром слышу — грохот в ванной…
— Понятно, — неопределенно ответил майор. — Что еще?
Аглая Стефановна зачем-то посмотрела по сторонам, перегнулась через стол и шепотом сказала:
— Он седой. Понимаете, седой! Он же черноволосый был. Еще вечером у него на голове ни одного седого волоска не было! Ни одного! А утром вы сами видели. И лицо… У него ж ни одной морщинки не было! А теперь старик стариком. Ведь ему всего пятьдесят пять лет исполнилось.
Майор милиции только развел руками. В это время на кухню ворвался сын Дмитрий. Он посмотрел ошалевшими глазами сначала на мать, потом на милиционера, плотно закрыл дверь и проговорил тихо-тихо:
— Я знаю, кто это сделал! Знаю. Это он… Он!
— Кто? — спокойно спросил майор.
— Это… Это… Это… — Дмитрий попытался что-то сказать, но у него не получалось. Он только беззвучно, как рыба, открывал рот. — Он… Колдун…
Он схватился руками за голову, застонал, закричал:
— Я не могу сказать! Не могу! Мне больно!
Майор милиции вскочил, открыл дверь кухни, крикнул:
— Врача сюда! Срочно!
Вместе с врачом «скорой» они отвели Дмитрия в комнату, уложили на кровать. Врач вытащил шприцы, достал ампулу с лекарством.
Аглая Стефановна, стоя в дверях, плакала, глядя, как сыну вводят внутривенно успокоительное.
— Что за колдун-то? — словно невзначай поинтересовался майор, встав рядом.
— Не знаю, — пожала плечами Аглая Стефановна. — По осени сначала сына, потом мужа ни с того, ни с сего вдруг разбил паралич. Их в областную неврологию положили. А потом вдруг так же неожиданно они выздоровели. Я краем уха слышала, что это месть колдуна за то, что Дмитрий какую-то девочку обидел.
— Какую девочку? — заинтересовался майор.
— Не знаю, — огрызнулась Аглая Стефановна. — Понятия не имею. Он вообще скромный мальчик. Мухи не обидит.
— Ладно, разберемся! — заявил майор.
Maman и Альбина вернулись после обеда, к трем часам, держа в руках объемные сумки. Я успел позаниматься и даже сварил суп. Харчо. Говядины у нас в морозилке было много. А maman, уходя, вытащила замороженный кусок мяса с косточкой на полкило веса.
— Суп-харчо! — торжественно объявил я, забирая у maman тяжелую сумку. Разумеется, в первую очередь у maman. Потом уже у Альбины.
— Здорово! — улыбнулась maman. Альбина слегка нахмурилась, сводя брови вместе на кукольном лице.
— Пойдём помогу.
Я подхватил Алькину сумку и потащил в её квартиру.
— Минут через пятнадцать приходи на харчо, — пригласил я. Алька улыбнулась.
— На второе макароны? — спросила она.
— Ага, с котлетами!
Дома maman примеряла обновки. Закупились они основательно.
— Хорошо, что ты денег дал, — не оборачиваясь, заметила она. — В универмаге на Почтовой осенние сапоги выкинули. Гэдээровские и недорого. И очередь совсем небольшая.
— Алька твоя, — снизив голос, сообщила maman, — на рынке у спекулянтов белье кружевное купила. Сегодня тебе похвастается.
Она хихикнула. Я покраснел.
— Да я тоже разорилась, — вздохнула maman. — Комбинашку себе взяла у них.
Maman вздохнула и криво улыбнулась:
— Потратились мы, сынок… Спасибо тебе!
Она привстала, чмокнула меня в щеку.
— Добытчик ты у меня!
Звонок в дверь раздался крайне невовремя, совсем невовремя. Мы втроём приступили ко второму блюду.
— Кто там еще? — недовольно вздохнула maman, слушая, как кто-то очень нетерпеливый нажал кнопку звонка и не думал её отпускать. Альбина тоже скривилась. Я напрягся. Такая настойчивость меня, честно говоря, напрягла.
— Я открою, — сказал я, поднимаясь. У самой двери я накинул «каменную кожу». Не нравилась мне эта ситуация. Тем более, что сегодня ночью Амельченко-старший получил свою долю «люлей». Звонок не унимался.
Я сдвинул засов-щеколду и рывком открыл дверь, чуть не прибив стоящего за ней. В нашем доме двери были крепкие, толстые, деревянные, не фанерные и открывались наружу. Такую просто так не выбьешь.
Толстяк Димочка, Амельченко-младший, вовремя отскочил, а то получил бы по лбу. В расстегнутой дубленке, дорогой норковой шапке на затылке с круглыми бешеными глазами он занес вверх левую руку, чтобы дальше долбиться в дверь, а тут увидел меня, растянул рот в радостной улыбки и прошипел:
— Ты! Это ты!
Он поднял правую руку. Один за другим щелкнули три негромких выстрела, словно удары пастушьего кнута. Небольшой пистолетик, почти незаметный в его руке, я сразу не разглядел.
Я был одет в облегающую футболку и спортивные штаны. Пули даже не пробили одежду, осыпались мятым горохом вниз.
— Как ты задолбал! — в сердцах выкрикнул я, швырнув в него параличом. Дмитрий осел на пол. Я огляделся по сторонам. Никто из соседей (на площадке были еще две квартиры) так и не вышел. Я вытащил у него из руки пистолетик, подобрал гильзы, пули. Наложил на него конструкт подчинения и сказал:
— Ты всё навсегда забудешь! Уходи!
Однако, прежде чем наложить отменяющее паралич заклинание, я на всякий случай пошарил у него по карманам. Из внутреннего кармана дублёнки, который застегивался на молнию, я вытащил плотный конверт, подписанный «А. К.». Открыв его, обнаружил свои фотографии и отпечатанный на машинке лист бумаги. Поспешно сунул его за пояс.
А потом… Потом заклинание отмены паралича, точнее отмеренный импульс «живой» силы, и вперёд:
— Уходи и всё забудь!
Дмитрий, как лунатик ночною порой, пошел вниз по лестнице на улицу.
— Замерзнет, — сзади буркнула Альбина. — Он же не застегнулся даже.
Она с maman стояли в дверях позади меня и наблюдали всю эту картину.
— Да и хрен с ним! — выругался я, заталкивая их обратно в квартиру. — Если бы не ты, он бы не пришел! Зря я тебя послушался!
— Грохнул бы их обоих и дело с концом! — добавил я вполголоса, приблизив своё лицо вплотную к её лицу. — Гуманистка!
Альбина отшатнулась от меня, обиженно сжала губы в гузку, шмыгнула кукольным носиком, закрыла лицо руками и бросилась на кухню. Maman поспешила ей вслед, бросив мне:
— Ну, вот! Зачем девочку обидел?
«Девочку?» — я мысленно плюнул и ушел к себе в комнату, плотно закрыв за собой дверь. Уж мне было, чем заняться!
Глава 33Даёшь посевную!
Неделя каникул до следующих выходных пролетела незаметно. В субботу я собрался ехать в деревню. Один. Без maman и Альбины. Зато с дубками на посадку. Снег еще не везде сошел, поэтому я дополнительно обработал полутораметровые саженцы «живой» силой, которая должна была дать дополнительную защиту от холода.
Извиняться в тот вечер я перед Альбиной даже не подумал. А она ушла к себе, не соизволив попрощаться.
«Значит, кому-то другому будет демонстрировать своё новое красивое белье», — подумал я и, к своему удивлению, не почувствовал никакого морального дискомфорта.
За всю неделю Альбина к нам так ни разу и не зашла, ни на ужин, ни утром перед работой за maman. Maman несколько раз порывалась со мной поговорить, но я отмахивался и поспешно сбегал в свою комнату.
Конечно, меня беспокоили некоторые неудобства, связанные с гормональным выхлопом. Всё-таки я уже привык пару-тройку раз в неделю ночевать у Альбины. А тут резкое отлучение от «сладкого», да еще молодого растущего организма… Но вот любовных томлений я, к своему удивлению, у себя совсем не наблюдал. Скучать скучал, но чтоб особо переживать, плакать в подушку… Даже со Светланой разрыв для меня прошел намного болезненней.
Вся эта ситуация продлилась до четверга. Maman наконец не выдержала, вечером после ужина решительно ворвалась в мою комнату: