— Есть! — ответил Устинов.
— Через особый отдел надо его сделать невоеннообязанным, — продолжил Киструсс. — Чтоб в армию не забрали.
— Он и так невоеннообязанный, — сообщил Устинов.
— Еще раз проконтролируй! Чтоб внезапных сюрпризов вдруг не возникло.
— Есть!
— Почаще с ним встречайся, общайся. Сделай так, чтоб он к тебе настолько привык, чтобы дискомфорт без общения с тобой испытывал. Приручай к себе, подтягивай!
Устинов, стоя навытяжку, кивнул опять.
— Далее, — Киструсс сел, рукой указав на кресло. Устинов снова сел.
— Надо будет нанести визит этому Грише Фарту, — хищно усмехнулся генерал. — Взять с десяток оперов покрепче и «побеседовать» с этим уголовником, чтобы у него даже мысли не возникало посмотреть в сторону нашего пацана. Эти уроды понимают только язык силы. Так вот надо им эту силу продемонстрировать. Если до начальника УВД дойдёт, объясню как профилактику.
Киструсс засмеялся.
— Пацана надо обезопасить со всех сторон.
Глава 48Опасная реликвия
Уроки в субботу у нас отменили. Большинство классов в школе уже уходили на каникулы — середина мая. У восьмиклассников в пятницу прошел последний звонок. У нас он должен быть на следующей неделе.
В пятницу вечером мы с maman рванули в деревню. Выехали около семи вечера, а к девяти подъехали к дому.
Деревня пустовала: ни Селифана, ни Цветаны дома не оказалось. Только у калитки заборчика, окружающего домик ведьмы, крутился её черный как смоль кот. Завидев нас, он стремглав протиснулся под калиткой и скрылся в палисаднике.
Maman засмеялась, увидев его телодвижения. Я тоже усмехнулся. Помнит, шерстяной, как мы его «воспитывали»: кот — птица гордая, пока не пнёшь, не полетит!
Еще двое местных жителей, обитавших чуть дальше — дед да бабка — видимо, сидели дома. В их избушках в окнах горел свет. В прошлый раз я, проходя мимо, их невзначай немного подлечил. Ну, а что? Соседи тихие, спокойные. Бабка держит кур, гусей, козу. У деда только куры. Раз в месяц к ним в деревню приезжает на велосипеде почтальон, привозит пенсию. Раз в неделю, по средам, в Кочары приезжает автолавка — «москвич-пирожок», привозит деду с бабкой хлеб, подсолнечное масло, крупу, макароны, консервы. Иногда дед Петя и баба Вера (так их зовут) обращались с просьбой что-нибудь привезти из магазина к Василию Макаровичу и Селифану. Maman с ними уже успела познакомиться еще в первый наш приезд и тоже взяла над стариками «шефство».
Я загнал машину во двор, закрыл ворота.
— Что-то пусто, — заметила maman. — Ни Цветаны не видно, ни соседа, как его? Селифана! А время позднее. И свет у них не горит.
— Действительно, — согласился я. — Даже странно.
Мы занесли вещи в дом. Maman занялась ужином, а я, прихватив буханку круглого черного хлеба и бутылку молока, направился на зады. По пути остановился у своих «подопечных» — саженцев дуба и акации. Подпитал каждый конструктом из учебника по «травологии», добавив чуть больше силы — всё-таки недельный перерыв…
Подошел к поваленному дереву, выставил на пенек рядом хлеб, молоко:
— Прими, лесной хозяин, угощение!
Силантий Еремеевич появился практически тут же. Первым делом ухватил ковригу хлеба (специально ему купил круглый, как будто свой, не купленный в магазине), продавил пальцем фольгу на бутылке.
— Вкусно!
После этого встал и поклонился мне:
— Здравствуй, молодой чароплёт!
Я тоже ему поклонился:
— Здравствуй, лесной хозяин!
Мы уселись рядом на поваленное дерево.
— Завтра в скит собрались? — спросил Еремеич.
— Завтра, — подтвердил я. — С Макарычем. С нами пойдешь?
— Как не пойти, — усмехнулся лесовик. — Самому интересно. Служка инквизиторский до сих пор там.
— Там? — удивился я. — Где ж он прячется?
— Не знаю, — вздохнул лесовик. — Мне ж туда хода нет.
— Кстати, не знаешь, Селифан с Цветаной где? — спросил я. — Время позднее, а их нет.
Еремеич усмехнулся:
— За коровой в поле пошли. Ведьма корову купила, вот и ходят за ней. Утром-то она одна её отводит. А вечером они вдвоем.
Поймав мой скептический взгляд, Еремеич махнул рукой:
— Да приглядываю я за ней, приглядываю. Не беспокойся! И мишутку уже отвадил, и волчков застращал.
— А поп с коршевской церкви не появлялся? — вдруг вспомнил я про отца Алексия.
— Был он, — подтвердил Еремеич. — Приехал с кем-то на машине, хотели в лес заехать. Только я им дорогу закрыл.
Лесовик хихикнул.
— Заезжают в лес, проедут пять метров и выезжают обратно! Так раз десять пробовали. То тут, то там. К Строевскому проехали, там пытались въехать. Потом в Кулугурах. Вот бестолковые… Это раньше я не мог ему дорогу закрывать — сан и крест его защищали. А теперь он никто.
— Скоро мои дубки высаживать будешь? — он сменил тему.
— Через месяц, — ответил я. — И сосны привезу. А ты мне липу обещал.
— Завтра принесу, — подтвердил Еремеич. — Ты мне тоже липу сделай!
— Сделаю, сделаю! — пообещал я.
Липа, подпитанная магическими конструктами, цвела целый месяц. Её заваренный в чай цвет действовал на болячки почище антибиотиков. Кроме этого, само дерево формировала в своем окружении эдакую зону здоровья. А Еремеичу было всё интересно. Ладно, дубы с соснами, но он меня замучил с расспросами про «вяленький цветочек», про ту же липу, акации…
— Ты мне это тоже сделай! — потребовал он. — И это…
— Ну, цветок-то тебе зачем? — удивился я. — Он же только дома растет, в горшке.
— А что ты думаешь, у меня дома нет? — обиделся лесовик.
Я задумался — действительно, где живёт лесной хозяин? И схитрил:
— Сначала надо посмотреть условия, где он будет расти. Вплоть до того, где горшок с ним стоять будет. Без этого никак!
Еремеич задумался, а потом заявил:
— Ты мне вырасти, как для себя. А я уж для него условия сам сделаю, какие надо!
Мы договорились встретиться на следующий день. Я вернулся. Maman недовольно поинтересовалась:
— Ты куда пропал? Ужин остыл.
С утра я на велосипеде, одолженном у Селифана еще в прошлый выходной, направился к леснику. Мне было проще добраться до него, чем ему до меня. Я выехал за околицу Кочаров, произнес заклинание короткой дорожки и через пятнадцать минут был у ворот Василия Макаровича. По дороге встретил Леху Длинного. Здороваться с ним не стал, он со мной тоже. Баба Нюша копалась в огороде.
С лесником я созвонился еще в среду. Расспросил насчет бывшего коршевского священника Алексия. Увы, никакой новой информации Макарыч не раздобыл. Мы договорились встретиться с утра в субботу и ехать к скиту на «уазике» — и проходимость получше, и багажник побольше. Да и жалко, честно говоря, мне было моего «Росинанта» гонять по лесным дорогам.
Едва я подъехал к подворью, воротина сразу распахнулась, как будто за мной наблюдали.
— Он чувствует, — пояснил Макарыч, кивая на шишка. Тот подошел ко мне, церемонно протянул и пожал руку.
— Признал, — хохотнул колдун. — Знакомца моего Филимона так ведь и не признал. А тебя признал…
— Филимон учителя своего извёл, — сердито буркнул шишок. — Не по Заветам это. А молодой чародей тебя от лютой смерти спас.
— Ладно, ладно, — Макарыч, улыбаясь, поднял обе руки в знак примирения. — Собирайся. С нами поедешь!
Мы переехали вброд речку Бахмачеевку, по имени которой была названа деревня, заехали метров на сто в лес. Я вышел, положил на пенек краюху черного хлеба:
— Прими угощение, лесной хозяин, от чистого сердца!
Силантий Еремеевич вышел у меня из-за спины. Забрал угощение и сердито буркнул:
— Заждался вас. Спите долго.
— Будь здоров, лесной хозяин! — из машины вышел лесник и поклонился Еремеичу. Тот степенно кивнул, здороваясь.
— Едем? — спросил я.
— Ишь, какой нетерпеливый-то! — сразу возмутился капризный лесовик, кусая хлеб. — И поесть не даст!
— Еремеич, — задумчиво сказал я. — Наверное, придется на пару недель отложить высадку саженцев. Не успею я все сегодня обработать.
— Поехали! Что встали? — Еремеич ловко залез на переднее пассажирское сиденье «уазика». — Я, в конце концов, по дороге перекушу!
— Сначала к дубу дорогу открой! — попросил я. — Пока сила и время есть, подпитаем его.
Еремеич недовольно посмотрел на меня, намекая на нежелательность присутствия лесника, но ничего не сказал, только вздохнул. Потом что-то прошептал себе под нос и буркнул:
— Поехали!
Василий Макарович нажал педаль газа. «Уазик» покатил по лесной дороге. Метров через пятьдесят перед нами открылась поляна с давешним лесным великаном.
Еремеич вышел из машины первым, подошел к дубу, положил руку на ствол, повернулся ко мне и показал кулак с вытянутым вверх большим пальцем.
Я вышел вслед за ним, подошел к дубу, взглянул магическим зрением. Дерево ожило. Теперь мне казалось, что оно точно имело свой разум, потянулось мне навстречу, тихонько касаясь головы и плеч ветвями. Я шагнул ближе, положил обе руки ладонями на ствол, пустил импульс «живой» силы. Мне показалось, что дуб довольно встрепенулся и даже ответил мне, выпуская в меня свою силу, от которой у меня по телу табунами побежали приятные мурашки.
— Он с тобой жизнью поделился, — зачарованно прошептал Еремеич. — Так старики с молодыми раньше силой делились.
Я пустил в дуб еще импульс «живой» энергии. Дерево снова довольно вздохнуло. Я опустил руки, прижался щекой к стволу и тихо сказал:
— Я пойду. Нам идти надо. Но я скоро вернусь.
Тем временем Василий Макарович ходил вокруг дуба и восторженно ахал.
— Сколько ж ему лет? Пятьсот? Тысяча? Это же настоящий лесной хозяин!
— Здесь надо саженцы посадить! — заключил вдруг Еремеич. — Тут и водяная жила неглубоко.
— Будет ручей с живой водой? — Макарыч ошеломленно потряс головой. — Еремеич, это ж… Так и Велес вернется!
— Вернется, не вернется, но в моём лесу будет его капище! — буркнул лесовик.
Он снова пробурчал под нос заклинание короткого пути, и мы выехали на лесную дорогу. До старого скита добрались за пять минут. Остановились на поляне перед воротами, вышли из машины.