— Ты чего такая скучная? — я обнял её за талию, попытался привлечь к себе. Она упёрлась мне ладошками в грудь.
— Что-то случилось? — обеспокоился я. Она отмахнулась, пошла на кухню, спросив оттуда:
— Чай будешь?
— Буду, — ответил я.
Моими стараниями объем посуды у неё значительно увеличился. Алька где-то раздобыла обеденный сервиз на 12 персон, потом чайный сервиз. Теперь она заваривала чай в красивом фарфоровом чайнике ленинградской фабрики. Для кофе я ей подарил настоящую старинную медную турку, купленную мной на толкучке.
— Ты можешь мне сказать, что стряслось, а? — продолжал я её пытать.
Альбина села напротив меня, подпёрла подбородок руками. Её глаза были полны слёз. Казалось, ещё мгновение, и она разревется.
— Давай, колись, принцесса! — немного грубовато приказал я. — Если у тебя проблема, будем её решать.
— Мы вчера с Ириной в кафе ходили, — начала она. — Я хотела отметить… Ну, что ты меня выручил. Вот!
Я напрягся. Начало прозвучало достаточно многозначительно.
— Посидели в кафе, — плаксиво продолжила Альбина. — Выпили. Ирка вся никакая, вся в соплях. И молчит, ничего не говорит, не объясняет. Поехали к ней домой. Она там и рассказала. В общем…
Альбина вдруг заревела. От неожиданности я поперхнулся чаем, пролил горячий напиток на грудь, посадив пятна на свитер.
— Блин! Блин! Блин!
Я быстро сорвал свитер с себя.
— Чуть не обжёгся!
— Прости! — Альбина заревела еще громче, вскочила и бросилась мне на спину.
— Ладно, постираешь, — улыбнулся я. — Я-то не умею. Придётся тебе.
Усадил её на колени, прижал к себе.
— Давай дальше, плакса!
— У Ирки жених был с Кавказа, — Альбина вытерла слёзы. — Он здесь розами торговал. Она говорила, замуж её возьмет. Так ухаживал красиво. А потом вдруг бросил её, уехал к себе. А Иринка…
— Беременная что ли? — перебил я.
— Хуже! — всхлипнула Альбина. — У неё сифилис! По всем признакам сифилис.
— И что? — не понял я.
— Как ты не понимаешь? — взвилась она. — Это всё, это клеймо на всю жизнь! Поставят на учёт, в милицию вызовут, на работу сообщат. Замуж не выйдешь! Да еще две недели минимум лежать, лечиться в кожвендиспансере. Ирка чуть не повесилась, когда узнала…
— Откуда она узнала? — удивился я.
— Да в нашей заводской поликлинике первичные анализы сделали, за голову схватились. Теперь ей направление выдали в кожвендиспансер. Идти в обязательном порядке. Иначе сообщают в милицию. Впрочем, в милицию так или иначе сообщат всё равно.
— И всё? — я невольно улыбнулся.
— Что ты смеешься? — взвилась Альбина. — У людей горе…
— Какое, нафиг, горе? — засмеялся я. — Мелкая неприятность, решаемая за пять минут.
Альбина замерла, посмотрела мне в глаза и с робкой надеждой спросила:
— Ты сможешь ей помочь?
— Запросто.
Я не успел ответить, как Альбина вскочила с моих колен, наклонилась, чмокнула меня в губы и закружилась по кухне, благо площадь позволяла.
— Едем к ней! Немедленно!
— С ума сошла, — буркнул я. — Восемь вечера. Она спать ложится. Завтра увидишь её на работе…
— Нет! Она отгулы взяла.
— Ну, домой к ней заедешь…
— Нет! Сейчас. И почему заедешь? Разве ты не будешь её лечить?
— Ладно, — сдался я. — Есть простые карандаши? Неси!
У неё нашлось всего два карандаша. На один я наложил конструкт «айболит», на другой — «хвост ящерицы».
— Отдашь ей, — проинструктировал я. — Пусть сломает у тебя на глазах. Сама. По очереди. С какого начинать — без разницы. Понятно?
— И всё? — недоверчиво спросила Альбина. — Ой, прости, прости!
Она прижала ладошки друг к другу, поднесла их к губам.
— Знаешь, Тошенька, я ведь забыла, что ты лечить можешь… Представляешь? Вот дурочка-то из переулочка!
— Бери такси, езжай к ней! — посоветовал я. — И сразу обратно. Тоже на такси. Поняла? Деньги есть? Ко мне только зайди, расскажешь, что и как. Хорошо?
Она кивнула, прижимая к груди кулачок с карандашами.
— Только предупреди, пусть сразу не отмечает, — заметил я вдогонку. — Сначала пусть поправится.
Дома maman кругами крутилась вокруг картонных коробок, которые я свалил в своей комнате. Когда пошел к Альбине, я ее предупредил, чтобы не вскрывала, дескать, сюрприз. В одном подарки к новому году лежали, в другом моя новая «обувка».
— Может, покажешь? — наконец не выдержала она. Я раскрыл коробку с обувью.
— Какие классные! — maman ухватила один «Кэмэл», покрутила, разглядывая со всех сторон, восторженно цокнула языком. — Где такие раздобыл?
— Сегодня в «ЦУМе» выкинули, — соврал я. — К новому году…
— А здесь что? — maman схватила другую коробку. Я едва успел её выхватить.
— Мэм, не трогать! Это вам подарки на новый год. Сюрприз будет.
— Ну, ладно, ладно, — maman отошла в сторону, вроде успокоилась, но было видно, как её разбирает любопытство.
— Как твоя подружка? — переключилась maman на Альбину. — Видела её сегодня на работе. Печальная какая-то. У вас всё нормально получилось?
Maman намекнула на моё ночное приключение.
— Да, ма, всё получилось отлично. Это её бывший ухажер со своими друзьями-собутыльниками был. Приехал, забрал её, привёз. Всё великолепно.
— Просто у моей подружки проблемы со своей подружкой, — скаламбурил я. — Небольшие, но неприятные. Давай лучше поговорим, как новый год отмечать будем!
На следующий день я дождался окончания уроков — опять было всего три урока. Накинул куртку, обул сапоги (все пацаны в классе обзавидовались!) и выскочил к телефону-автомату. Опустил «двушку», набрал номер:
— Зинаида Михайловна! Добрый день! Как вы себя чувствуете?
В трубке раздалось гневно-веселое:
— Сволочь! Гад! Я чуть своими золотыми зубами утром не подавилась!
И довольный смех, а потом:
— Спасибо, Антон! Ты сегодня сможешь приехать к нам? Хочу тебе подарок сделать.
— Хорошо, только где-нибудь к часу — половине второго.
— Приезжай, — директор положила трубку.
Я вернулся в школу на классный час. Нина Терентьевна обещала нам сообщить оценки за полугодие и сделать пару объявлений. Сначала, конечно, пошли оценки. Большинство знало их и так. У меня ожидаемо был ’трояк' по химии и еще один — совсем неожиданно — по астрономии. Спорить было бесполезно, я мысленно махнул рукой.
«Пятёрки» ожидаемо были по русскому, литературе, немецкому, биологии и, разумеется, истории и обществоведению. И всем неожиданно, даже Лавруха этому удивилась, сделав акцент, какой, дескать, я молодец, по алгебре и геометрии!
Остальные были «четверки» — НВП, география, физика и физкультура (вот тут было обидно! Лавруха тоже обиделась за меня).
Объявления касались новогодних каникул и (весь класс взревел от восторга и захлопал в ладоши) школьной новогодней завтрашней дискотеки.
— Малевская настаивает, чтобы все были в школьной форме, но я думаю, — сказала Нина Терентьевна, — что на новый год должны все придти нарядными. Ясно?
Она многозначительно оглядела класс. Всем было ясно.
— И не дай бог кто-то принесет спиртное, — строго предупредила Лавруха.
Зинаида Михайловна была у себя. Я уже привычно почти бегом через ступеньку поднялся на третий этаж, постучал в дверь, приоткрыл:
— Разрешите?
И тут же был сграбастан в тесные объятия директора-гренадёра.
— Вы меня поломаете, — демонстративно закатив глаза, прохрипел я.— И буду я ходить поломатый, но не сломленный.
Зинаида Михайловна выпустила меня, предварительно расцеловав в обе щеки, усадила за стол, села рядом:
— Представляешь, просыпаюсь утром, а во рту непонятные камешки. Я их в руку выплюнула — зубы!
Она улыбнулась, демонстрируя свои щербины с пробивающимися кончиками новых зубов.
— Гляди! — она счастливо засмеялась. — Сначала я напугалась. Потом вспомнила про твои предупреждения. Встала, а ничего не болит! И похудела на пять килограммов.
— Ну, это только начало, Зинаида Михайловна! — заметил я. — Дальше будет еще интересней. Когда у вас кожа на лице станет гладенькой, как у двадцатилетней девушки.
И незаметно наложил на неё еще «хвост ящерицы».
Зинаида Михайловна сразу посерьезнела:
— Значит, ты, правда, не соврал. Даже не верится.
Она улыбнулась.
— Хорошо, наш уговор остаётся в силе. Если тебе что-то нужно, приходишь ко мне, и я тебе помогаю. Второй вопрос: если вдруг кому-то нужна будет помощь, ты как, сможешь?‥
— Зинаида Михайловна, — я взвешивал каждое слово. — Про меня не стоит никому говорить. Если помощь потребуется близким и проверенным людям, которым можно доверять, то я помогу. Но опять же, цену моей помощи вы знаете.
Она хитро улыбнулась:
— У моей сотрудницы в начале лета в детской травматологии в БСМП дочка лежала со сломанной ногой. Потом вдруг резко, всего за пару дней поправилась, нога зажила за считанные дни. А ей прогнозировали инвалидность на всю жизнь. Не твоих рук дело?
Я развёл руками, улыбнулся:
— Какая разница?
— А Валя Клюквина, мама этой девочки, говорила, что с неё никто денег не брал! — усмехнулась Зинаида Михайловна.
В ответ я пожал плечами.
— Ладно! — она махнула рукой. — Вот!
Вытащила из-под стола два объемных пакета.
— Это тебе вкусняшки на новогодний стол! Держи.
Я ошарашенно посмотрел на пакеты:
— Спасибо, конечно… Очень кстати, но…
Про новогодний стол я вообще как-то даже и не задумывался.
— Что такое? — удивилась директор.
— У вас нет никакой тары? — робко спросил я. — У меня с собой ни сумки, ни авоськи…
Зинаида Михайловна нахмурилась, почесала правую щеку.
— Сейчас!
Она вышла из кабинета и через пару минут принесла объемную старую хозяйственную сумку.
— Держи. Можешь не возвращать. Выкинешь потом.
Сумка была старой, невзрачной, но чистой. Оба пакета уместились в ней.
— Такси вызвать? Хотя… Пойдём!
Зинаида Михайловна проводила меня до первого этажа, ухватила за плечо, перенаправив не на центральный вход-выход, через который я зашел, а к служебному выходу, который вел во двор универмага. У крыльца стоял «Москвич-пирожок». Директор заглянула в кабину, скомандовала: