В том же году родился Аттила. Ему придется сражаться с двумя империями. Больше врагов — больше чести.
Аттила
Царский сын? Так он говорил о себе сам, но у его народа было весьма расплывчатое представление о царской власти. Скорее, сын вождя. Какого вождя? Имя его отца было Мунчуг (Мундзук).
После смерти Баламира в начале V века главной ордой венгерских гуннов правили четыре брата, четыре сына «царя» Турдала (Харатона, Каратона): Охтар (Октар, Оптар), Руас (Роас, Руа, Рутила), Айбарс (Эбарс) и Мунчуг. Они правили сообща без особых трений, проводя политику примирения в отношении Римской империи.
Старший из четверых, Охтар, хуже прочих понимал эту умеренность. В этом он был самым «гунном» из всех: он проводил свою жизнь в походах, часто пересекая Дунай, к большой досаде своих братьев. И всё же он старался не связываться с собственно римлянами, нападая преимущественно на готов и бургундов, ненадежных союзников Вечного города.
Самый рассудительный, Мунчуг, был в команде распорядителем.
Айбарс заведовал «внутренними» делами, иначе говоря, отношениями с другими гуннами.
Руас был «верховным правителем», который вел переговоры с иноземными державами, поддерживал дружбу с империей, особенно Гонорием, императором Запада, но был в этом не одинок: с Римом по-прежнему многие заигрывали.
Еще один гунн, Улдин, вождь другой орды, хотел стать лучшим другом Рима, обойдя всех своих сородичей. Он беспрестанно предлагал свои услуги императору, который не остужал его пыл (под началом Улдина была лучшая конница от Урала до Дуная), но и не подпускал близко, предпочитая видеть его снаружи, а не внутри.
Положение
Аттила остается загадкой. Известно, что он был вождем гуннов, азиатских варваров, прискакавших к границам Европы в конце III века н. э.
Известно, что он основал империю от Урала до Дуная; что за несколько лет поставил на колени две державы, наследницы Рима императора Августа, — сам Рим и Константинополь, что он внезапно скончался в 58 лет накануне последнего похода на Запад, что его империя тотчас распалась и что гунны исчезли из истории, оставшись в легендах.
О подвигах Аттилы знают все, но сам этот человек — непроницаемая тайна: известно, что он совершил, но не кем он был, если не считать его внешнего облика, описанного с большой точностью достойными доверия очевидцами. У него были огромная голова, треугольное лицо, лишенное растительности, если не считать остроконечной козлиной бородки, пронзительный взгляд, он был больше в ширину, чем в высоту…
Те же свидетели уточняют, что эти не располагающие к себе черты не принадлежали невеже: он говорил по-гречески и по-латыни, а что касается его кровожадности, то большинство современных ему римских императоров значительно превосходили его в этом, хотя и не могли сравняться с ним в храбрости и уме.
Он был в большей степени дипломатом, чем воином, в личной жизни — самый лучший друг, деликатный с женщинами (по меркам V века), заботливый и даже нежный отец…
Наконец, известно, что в ту эпоху, когда божеств было пруд пруди и только иудеи и христиане верили в единого Бога, он остался верен анималистическим верованиям степняков, поддерживаемым шаманами, согласно которым прародителем гуннов был волк. Тысячу лет спустя Чингисхан выдвинет ту же версию своего происхождения, которой придерживаются и современные монголы.
Другими словами, в Бога он не верил, но нетерпимости не проявлял: хотя Аттила многих убил, но никого не преследовал. История не знает никакого другого императора-анархиста, при этом уважающего все верования: «Анархист настолько любит порядок, что не выносит ни малейшего его извращения».
Великий политик? Не то слово. Перед ним было невозможно устоять, его обаяние было неотразимо. Вот разве что пространство и время ему не поддались: первое было коварно, второе — неумолимо.
Пространство? Голова кружится.
По коням! Вперед! Из среднеазиатских степей горизонт отступает всё дальше и дальше, на восток и на запад. С одной стороны — Китай и Тихий океан, с другой — Европа и Атлантика, а вместе это единое целое, если взглянуть на них сверху.
Когда появился Аттила, Китай уже был древним. Сосредоточившись на самом себе, он — учтиво — презирал весь остальной мир.
Европа дряхлыми руками большой империи предлагала искателям приключений чарующие перспективы, порожденные уникальным сочетанием слабости и богатства.
Если замахнуться слишком широко, сил может не хватить. Римская империя Августа слишком замахнулась. Латинский гений завоеваний и организации иссяк. От Шотландии до Персии, включая
Египет и Северную Африку, поглощение множества разношерстных народов превысило, казалось бы, чудесные способности к ассимиляции и покровительству.
К моменту рождения Аттилы империя «давала течь» уже больше ста лет. Постоянно обновляемые волны варваров подтачивали ее границы. Как вода ищет щелку, так они выискивали наименее защищенные участки в длиннющем рубеже, протянувшемся от Северного до Черного моря, по Рейну и Дунаю. То тихо просачивались, то грозно вскипали.
«Богатство в людях», — напишет двенадцатью веками позже Жан Боден в царствование Франциска I. Людей Риму не хватало. Границы оказались пористыми. Гарнизоны, размещенные вдоль рек, были слишком слабы и слишком удалены друг от друга, чтобы образовать преграду. Очень скоро пришлось натравливать непрошеных гостей друг на друга, а они всё шли нескончаемой чередой: аланы, аламанны, англы, авары, бургунды, франки, германцы, герулы, юты, ломбардцы, остготы, саксы, свей, вандалы и вестготы… Из самого центра Азии и до Атлантики эту орду разных народов выталкивало, с островка на островок, продвижение непоколебимых воинов, которые почему-то решили, что их будущее — на западе.
И всё же, хотя империя раскололась и Европа созрела для нашествия, она (обе империи) всё еще была грозной: легионы, уже давно ставшие интернациональными из-за нехватки римлян-добровольцев, оставались непобедимыми, лишь бы нашелся хороший военачальник, собрал их, напомнил о долге и о прежних доблестях, основе империи, размеры, спаянность и стабильность которой до сих пор поражали воображение.
Рождение
Самый знаменитый гунн родился в 395 году в деревянном дворце, где-то посреди огромной равнины в центре Европы, окаймлявшей левый берег Дуная, в современной Венгрии, к северу от нынешнего города Линц, в честь которого названа одна из симфоний Моцарта. Царский сын, маленький принц. Он умер в тех же краях почти 60 лет спустя, завершив огромный круг, который привел его из Китая в парижский бассейн через предместья Константинополя и аванпосты Рима, во главе бесчисленной конницы: сколько их было — десять тысяч? Сто тысяч? Миллион? Историки-демографы спорят об этом до сих пор. Но важно не число, а результат. Мир создан для немногих, утверждал Цезарь за пять веков до рождения нашего героя.
«Известно, что у него были огромная голова, заостренное книзу лицо, выступающие скулы, большой длинный нос, совершенно плоский на конце, темные, но намеренно выкрашенные в рыжий цвет волосы», — обобщает Морис Бувье-Ажан, автор одной из последних биографий Аттилы[6]. Невысокий. В лучшем случае метр шестьдесят… Щеки покрыты редким волосом, но на подбородке жесткая бородка клинышком. Глаза черные, глубоко посаженные, взгляд пронзительный. В общем, не красавец, но, как говорил Барбе д’Оревильи, мужчина считается красивым, если его не пугается собственный конь. (Кони гуннов не пугались ничего.) Лицо худощавое, но черты довольно правильные, а главное — оно светилось умом…
«Далеко пойдет, если обстоятельства будут тому благоприятствовать». Безупречное суждение одного из преподавателей военного училища в Бриенне о Бонапарте, тогда еще худеньком корсиканце, прозванном «Соломинкой в носу» своими однокашниками с континента, которые были более знатного происхождения и поднаторели в старорежимных тонкостях, из-за того, как он смешно выговаривал собственное имя, в точности применимо и к молодому Аттиле.
О первых годах его жизни не известно ничего, кроме того, что рассказывал он сам — выборочно. Можно прийти к заключению, что его детство сильно отличалось от детства его отца, который наверняка родился в кибитке, пока орда была в пути. Отец родился в повозке, сын — во дворце… Пусть даже деревянном и разборном, но разница всё равно впечатляет.
Как и все гунны, он научился ездить верхом, чтобы сливаться в единое целое со своим конем, стрелять из лука, бросать аркан и кинжал, охотиться, может быть, рыбачить. Но кроме того, он научился читать, писать и считать, выучил латынь и греческий и наверняка прочел все книги, которые попадали ему в руки, в форме свитков. Известно, что он обладал пытливым умом и стремился к знаниям.
Его отец Мунчуг умер в 401 году. Аттиле было шесть лет. Заботу о нем взял на себя его дядя Руас. О матери — ни слова. Мы не знаем ни ее имени, ни сколько она прожила.
Известно, что Руас дорожил хорошими отношениями с Римом. Он предложил «правой руке» императора Гонория полководцу Стилихону (он был вандалом по отцу и тем не менее получил прозвище «последнего из римлян») прислать к его двору наблюдателя. Последний сможет предметно оценить, что он собой представляет, желает ли сотрудничать и может ли быть полезным. Для тех времен это был обычный поступок, и всё же он показывает, насколько задунайские гунны той поры присмирели или притворялись, будто образумились, так что в самой империи некоторые наблюдатели считали, что они стали оседлыми.
Стилихон предложение принял. Он послал к гуннскому двору юношу пятнадцати лет по имени Аэций.
Аэций
Аэций родился около 390 года, почти наверное — в Первой Паннонии (современной Венгрии), входившей в Западную империю. Эта Паннония находилась так близко от Пушты, где пятнадцатью годами раньше остановились конники Баламира, что частично накладывалась на нее. Мы сказали «почти наверное в Паннонии», поскольку одни говорят, что он родился в Мёзии, в Восточной империи