— Нет! — закричал Эрнак. — Как баранов, как рабов мы поделим вас между собой. Часть твоего народа возьму я, другую часть получит Дценгизитц, а шесть других частей по жребию разделят между собой шестеро других братьев. Вы узнаете, кто я, германские собаки! — И он ударил бичом по голове коня Ардариха. Конь взвился на дыбы.
— Берегись! Посмей ударить еще раз! — воскликнул король, с угрозой поднимая копье, которое он до сих пор в знак миролюбия держал острием вниз.
— Ой, ой! — взвизгнул Эрнак. — «Мой отец бил вас розгами, а я буду наказывать вас скорпионами», — так говорил один королевский сын народу, который вздумал было роптать. Это рассказывал мне недавно пленный еврей, и его рассказ мне понравился. Заметь это, германец! — И он снова взмахнул бичом, на этот раз направив удар в лицо короля.
— Так умри же, зловредный червяк! — воскликнул король и, предупреждая удар, с такой силой вонзил копье ему в грудь, что острие его, пройдя чрез кольчугу, показалось в спине.
Не успел король освободить копья, как князь Чендрул с криком: «Долой, детоубийца!» — бросился на него, взмахнув над его головой кривым ножом. Но дротик, брошенный Гервальтом, поразил гунна прямо в голову.
— Вперед, гепиды! Свобода! — воскликнул Гервальт, выхватывая из-за пояса секиру.
С громким криком бросились всадники Ардариха на врагов. Гуннские лошади не выдержали бешеного натиска германских коней. С воплем бежали гунны вглубь лагеря, преследуемые ликующими германцами.
Глава VIII
Преследование врагов должно было прекратиться, как только гепиды достигли середины лагеря, где происходила церемония погребения.
Еще ранее на пути, когда они неслись на своих конях мимо одной из башен, стоявшей на углу улицы, неожиданно услышали они крики о помощи. Кто-то из башни звал на помощь короля Ардариха на готском наречии. Стражей у дверей не было: они были увлечены общим потоком бегства. Гервальт, спрыгнув с коня, разбил секирой ставни, которыми было закрыто окно в нижнем этаже башни. И оттуда поспешно выпрыгнули Визигаст, Дагхар и их свита. Шум, поднявшийся на улице, привлек их внимание. Посмотрев в щели ставней, они увидели бегущих гуннов и скачущих на ними гепидов.
Радости соплеменников на было конца. Ардарих тотчас приказал снабдить их оружием, и они все вместе помчались далее. Тут только узнали они обо всем, что произошло в лагере; стражи, охранявшие их, не обмолвились им о том ни одним словом.
Достигнув площади, посреди которой возвышался шатер с покойником, гепиды в смущении остановились при виде множества гуннских воинов, конных и пеших, которыми покрыта была вся обширная площадь.
Гунны уже знали от беглецов о гибели Эрнака и Чендрула. Они были озлоблены. При том же вскоре заметили они, как малочислен был отряд гепидов, которых их храбрый король привел, казалось, на явную гибель.
— Эрнак умерщвлен! Чендрул убит! — кричал Дценгизитц. — Клянусь, отец, мы отомстим за них.
Положение германцев становилось отчаянным тем более, что они не могли рассчитывать на скорое прибытие пехоты, которая могла бы, по крайней мере, прикрыть их отступление.
Между тем Дценгизитц с бичом в руках объехал ряды своих воинов, приводя их в порядок. — Вперед, сыны Пуру, — воскликнул он, — следуйте за мной! Разве вы ни слышали, что говорили вам жрецы: дух моего отца переселился в такого же славного героя. Этот герой — я! Следуйте за мной! Дценгизитц ведет вас к победе. Дценгизитц стал Аттилой!
Вслед за этими словами на площади воцарилась глубокая тишина. С благоговением и страхом, погруженные в благочестивые размышления и тихую молитву, склонили гунны свои головы и скрестили на груди руки, чтобы в следующую минуту с дикой яростью ринуться на врагов.
Но тут случилось нечто совершенно неожиданное.
Глава IX
Среди всеобщей тишины вдруг раздался чей-то голос:
— Ложь! Все это — ложь!
Откуда-то сверху, казалось с неба, прозвучали эти слова.
С изумлением обернулись и германцы, и гунны в ту сторону, откуда послышался голос.
Вверху, на плоской крыше одной из деревянных башен видна была высокая фигура в светлой одежде, голова ее была окружена будто сиянием, — то блестели в лучах заходящего солнца золотистые волосы.
— Все это ложь! Вы обмануты гунны! — далеко слышны были эти слова, к которым, затаив дыхание, прислушивались тысячи, наполнявшие площадь. — Не от излияния крови он умер, а убит женщиной. Я, Ильдихо, задушила его, во время его опьянения, вот этими самыми волосами! Потому-то в его зубах и осталась прядь волос.
Впечатление, произведенное этими словами, было громадно. Светлый образ девушки казался гуннам подобным богине. Ее благородная осанка, ее мужество и презрение к смерти, искренность в звуках ее голоса — все это не позволяло сомневаться в истинности ее слов.
На площади поднялось смятение. Слышались стоны и крики.
— Горе! О горе!
— Убит женщиной!
— Так же, как и его отец!
— Проклятие исполнилось на нем!
— Проклятие переходит из рода в род!
— Горе его сыновьям!
— Увы, он проклят навсегда!
— Навсегда он останется отвратительным червем!
— Горе нам! О горе! О ужас!
— Бежим прочь от проклятого трупа. Иначе проклятие перейдет и на нас!
— Бежим! Бежим!
Мужчины, женщины, дети устремились в разные стороны. Воины бежали, побросав оружие. Тут теснились пехотинцы, там мчались всадники, погоняя бичами своих лошадей.
Напрасно их предводители старались остановить их. Напрасно Хельхал рвал свои волосы, умоляя гуннов не покидать трупа господина. Напрасно Дценгизитц поражал бичом беглецов. Он сам был сброшен с седла и очутился под копытами лошадей.
Хельхалу удалось наконец забраться на верхнюю ступеньку, которыми со всех сторон был окружен шатер.
— Не верьте германке! Она лжет! — кричал он с возвышения. — Как, и ты, Дзорртильц, бежишь? — воскликнул он, удерживая за плеча пробегавшего мимо воина. Это был начальник стражи, обмывавший вместе с Хельхалом труп повелителя. — Остановись же! Она лжет!
— Нет, она не лжет! — закричал воин, вырываясь. — Бегите, друзья, бегите от проклятого трупа! Я сам видел, клянусь вам, я видел у него во рту желтые волосы. Я и прежде догадывался, что это так, что она его задушила. Нет, она не лжет! Бегите!
И там, где были услышаны эти слова, смятение еще усилилось.
Хельхалу удалось удержать у шатра только небольшую толпу преданных ему рабов. Он боялся, что германцы уничтожат палатку вместе с покойником.
Но они совсем и не думали об этом. Им приходилось отражать натиск гуннов, которые среди всеобщего смятения, сокрушая все на пути и не разбирая ни друзей, ни врагов, ринулись также и на них.
В то время как Ардарих стоял таким образом на месте, удерживая вокруг себя своих гепидов, Визигаст и Дагхар с несколькими приближенными тщетно пытались пробиться с южной стороны площади в северный угол ее, где возвышалась башня, в которую заключена была Ильдихо. Дагхар прокладывал себе дорогу своим коротким мечом, и ему удалось продвинуться на несколько шагов вперед.
Вдруг король Визигаст громко воскликнул:
— Увы, Дагхар! Взгляни: на крыше гунн! Она погибла!..
Дагхар на минуту остановился. Он взглянул на крышу, и из груди его вырвался стон:
— Это Дценгизитц! Она борется с ним!
В отчаянии бросился он вперед, изо всех сил работая копьем и мечом. Но если бы даже дорога была и свободна, он и тогда не поспел бы вовремя на помощь к своей возлюбленной.
Глава Х
Дценгизитц, избитый копытами лошадей и ногами проходившей по нему толпы, напрягши все свои силы, поднялся наконец с земли. Одежда была на нем изорвана, копье разбито, бич сломан. По лицу его потоками струилась кровь. Правая щека его была рассечена сверху донизу. Весь в крови и в грязи, с чертами лица, искаженными смертельной, хотя и бессильной, злобой, этот гунн казался теперь выходцем из ада.
Он тяжело дышал. Силы после крайнего напряжения, казалось, его покинули. Он стоял, держась за гриву коня, покинутого всадником, и облокотясь на его спину. Глаза его были закрыты.
Вдруг нахлынула новая волна беглецов… Но передние узнали его и удержали задних:
— Это сын повелителя — Дценгизитц! Он ранен! Остановитесь! Не раздавите его!
Гунн встрепенулся. Он взглянул на крышу, где стояла Ильдихо, и, собрав все свои силы, направился к башне.
Густая толпа гуннов преградила ему дорогу.
— Пропустите меня! — задыхаясь, хриплым голосом закричал он. — Пропустите! Я прошу вас, гунны! Слышите ли? Дценгизитц просит!
Ближайшие к нему гунны, узнав его, в испуге посторонились и раздвинули соседей.
— Дценгизитц просит! Этого еще никогда не случалось!
— Дайте, дайте проход сыну господина!
— Чего тебе, господин?
— И ты хочешь бежать?
— Нет, я хочу отомстить! — проскрежетал он и, выхватив из-за пояса кривой нож, бросился сквозь толпу к двери башни. Но дверь была заперта.
Только благодаря крепким запорам и удалось Ильдихо спастись от мести гуннов. Стражей у двери дано уже не было: они бежали вместе с другими. И гунны, пробегавшие мимо, не раз уже пытались ворваться в башню, чтобы расправиться с убийцей их господина. Железный засов, которым заперта была дверь снаружи, был уже ими сломан. Но дверь кроме того была заперта еще на ключ.
Подбежав к двери, Дценгизитц напрасно ударял в нее кулаками, коленями и кинжалом. Прочная дубовая дверь не подавалась.
— Топор! Топор! — в бешенстве кричал он. — Целый дом золота за топор!
— Вот топор, — воскликнул пробегавший мимо гунн, выхватывая из-за пояса топор и бросая его князю.
— Вот я научу тебя бежать, собака! — проскрежетал тот, поспешно схватывая топор, и, догнав гунна, рассек ему голову надвое. Затем, возвратившись к двери, он начал разбивать ее топором. Удары были так сильны, что заглушали и вопли женщин, и крики мужчин, раздававшиеся на площади.
Какой-то человек, заключенный в башне, стоявшей на противоположном углу улицы, внимательно наблюдал за этой работой гунна сквозь щель, в пазу между бревен.