кольцо свое, завернутое в волчью кожу; это значило, что Аттила волк и съест их! – А. В.) и отправила в Новый Луг звать братьев к себе в гости.
Их мать, королева Ojda, видела недобрый сон и не советовала им ехать. Огнян сказал:
– Ты помнишь, Гано, куда мы отправили Сигурда? Если не помнишь, так есть одно лицо в Киевской земле, которое нам это напомнит. Это лицо – наша сестра.
Несмотря на эти предостережения, король Гано не хотел отказаться от приглашения Аттилы, и братья поехали, но взяли с собой тысячу человек отборной дружины.
Долго ли, коротко ли ехали они, но наконец подъезжают к столице Аттилы. Гримильда стояла на башне и, увидя их поезд, возрадовалась.
– Вот едут они,– проговорила она,– едут по зеленым лугам, в новой светлой броне; а во мне болят еще глубокие раны Сигурда.
Она бросилась навстречу братьям, обняла их, повела в палату, уговаривает сбросить броню, сложить оружие; но Нибелунги не разоблачаются.
Аттила радушно угощает гостей; а между тем Гримильда уговаривает Тодорика Бернского мстить Огняну и прочим братьям за смерть Сигурда, сулит ему золота и серебра сколько его душе угодно, обещает дать средства отмстить Эрманарику, который отнял у него владения. Но Тодорик отвечает ей, что на братьев ее, как на друзей своих, он не поднимет руки.
Гримильда, в отчаянии, обращается к Владо, брату Аттилы, с тем же предложением. Владо отвечает, что не поднимет руки на друзей Аттилы.
Гримильда обращается к самому Аттиле.
– Привезли ли тебе братья мои золото и серебро – мое приданое? – спрашивает она его.
– Ни золота, ни серебра не привезли они мне,– отвечает Аттила,– но, как гости мои, они будут радушно угощены.
– Кто ж будет мстить им за мою обиду, если ты не хочешь мстить? Не иссякло во мне еще горе по убитом Сигурде; задуши его, отмсти за меня, возьми и сокровища Сигурда, и область Нибелунгскую!
– Жена,– отвечал Аттила,– ни слова больше о том, чтоб я коварно преступил родство и права гостеприимства. Здесь братья твои на моем ответе, и ни ты, и никто да не посягнет на их безопасность!
После трех неудачных попыток Гримильда с новыми слезами обратилась к Яреню (Irung, Hirung), сотнику дружины Владо, и предложила ему в награду щит, кованный золотом, и свою дружбу.
Ярень соблазнился ее предложением, снарядился сам и снарядил свою сотню воинов к бою.
Чтоб завязать раздор, изобретательная Гримильда употребила следующее средство. Когда все гости сидели уже за столом, она подозвала своего маленькаго сына Альдриана, указала ему на дядю Огняна и шепнула:
– Если ты молодец, так дай оплеху этому буке.
Мальчик так усердно исполнил приказание матери, что у Огняна хлынула из носу кровь.
Суровый Огнян вышел из себя.
– Это не твоя, молодец, выдумка, и не отца твоего,– сказал он, схватив Альдриана за волосы,– это выдумка твоей матери! – и с этими словами извлек меч из ножен, снес мальчику голову, швырнул ее на колени матери и прибавил: – Здесь вино дорого, платится кровью; за первую чашу уплачиваю долг cecтре!
Потом Огнян обратился к кормильцу Альдриана.
– Родительница получила свое, теперь надо расплатиться с воспитателем ее сына.
Голова кормильца покатилась по полу.
– Кияне! – вскрикнул Аттила, вскочив с места.– Вставайте, вооружайтесь, бейте злодеев Нибелунгов!
Начался страшный бой, сперва в ограде, где было угощение. Нибелунги вырвались было из ограды на улицу пригородка, но их снова стеснили, и они засели в гридницу.
Против братьев Гримильды сражались поединочно: Владо, Ратибор Белградский или Булгарский (Behelar, Belehar, Bakalar) и Тодорик Бернский.
В бою с Тодориком король Гано был ранен, и его взяли и заключили в темницу.
Яровит сражался с Владо, братом Аттилы, и убил его. Гейза, младший из Нибелунгов, с Ратибором. Ратибор пал от меча-кладенца, который назывался Gram и которым владел Гейза. Но Гейза убит Годобратом (Hadubrath, Hildebrand), Яровит Тодориком. Остается храбрый Огнян. Он также вызывает на бой Тодорика, с которым был в дружбе, но вызывает не на смерть, а на кабалу по жизнь; с тем только, чтоб во время боя не называть друг друга по отчеству (см. 150 гл. Vilk. Saga. Он родился от Эльфа, и имел мертвенную наружность, Эльф завещал матери, что она может открыть сыну тайну его происхождения, для того чтоб в случае опасности жизни он мог призвать отца своего на помощь; но никто другой не должен знать этой тайны: иначе приключится ему смерть. Эти слова подслушала одна женщина и сообщила Тодорику.– А. В.).
После долгой битвы Тодорик с досады первый проговорился. Огнян, в свою очередь, назвал его чортовым сыном. Тогда Тодорик освирепел, и из уст его пыхнуло пламя, от которого раскалилась кольчужная броня Огняна и загорелись палаты (на чужом языке замысловатость Русской сказки потеряна. Огнян (Hogni) родился от духа, когда его мать veintrunКen und in einem Blumengarten entschlafen war, и заклят условием тайны его происхождения. Когда Тодорик произнес имя отца его, тогда он вспьанул. Мать Огняна была за Альдрианом; это имя, без сомнения, происходя от Eld, Aeld, Eldur – огонь, есть уже Готское; Eld же изменилось в Elf, Alf. Тодо, или Тодорику по сходству с OauO, придано значение сына чортова – Teufelssohn.– А. В.).
Между тем как Тодорик хочет спасти совершенно изжаренного Огняна, срывая с него броню, Гримильда берет головню, подходит к плавающему в крови Гано и злобно пытает, не жив ли еще он; но Гано уже бездушен. Потом она подходит к юному Гейзе. Жизнь еще таилась в нем, но Гримильда засмолила головней уста его, и он испустил дух.
– Аттила! – вскричал Тодорик, увидя злодейство Гримильды,– смотри та жену свою, как она мучит братьев своих! Сколько доблестных витязей погибло от этого демона! Она изгубила бы и нас вместе с ними, если б только могла!
И с этими словами Тодорик бросился на Гримильду и разнес ее мечом на полы.
– Если б ты убил ее за семь дней прежде, живы и здоровы были бы все эти храбрые мужи! – проговорил Аттила».
Сказание о мщении Гримильды братьям за смерть Сигурда заключается следующими словами: «В Бремено и в Мастаре рассказывали нам это предание разные люди, и все они, хоть и не знали друг друга, но говорили одно и то же; все их рассказы согласны с тем, что и древние народные песни говорят о случившемся великом происшествии в этой стране».
Таким образом, Vilkina saga, которая и по замечанию своих издателей состоит частию из Славянских сказаний, изобличает северных скальдов в извороте предания, чтоб очистить память о Gudruna Gotnes Kona.
Последний рассказ в сборнике составляет предание о кладе Сигурда и о смерти Аттилы; но это уже позднейший примысл, основанный на Русской сказке, в которую вставлен Аттила в духе cевepных квид.
«После погибели Нибелунгов, король Гунский Аттила продолжал царствовать в своем государстве. У него воспитывался Альдриан, сын Огняна, родившийся после его смерти.
Альдриан воспитывался вместе с сыном Аттилы, который любил его так же, как сына. Альдриану настало уже 10 или 12 зим, а это, по северному счислению, есть уже возраст великих подвигов. Он унаследовал от отца тайну, где скрыты сокровища Сигурда, а вместе с тем и необходимость мстить Аттиле за смерть отца, хотя Аттила ни душой, ни телом не виноват в этой смерти, и даже, как видно из Nibelungenlied, горько плакал по Огняне (Hogni).
Однажды Аттила поехал на охоту; Альдриан, бывший с ним, завел следующий разговор:
– Как думаешь ты, король, велики ли сокровища Сигурда, которые называются Nibelungen Hort?
– Сокровища, которые называются Nibelungen Hort,– отвечал Аттила,– заключают, как говорят, столько в себе золота, сколько ни одно государство никогда не имело.
– А кто хранит это сокровище?
– А почему же я знаю, кто его хранит, когда неизвестно, где оно и хранится?
– А чем бы наградил ты того, кто укажет тебе, где это сокровище хранится?
– Я его так бы обогатил, что другого богача не нашлось бы во всем моем царстве.
– Так я же тебе покажу, где этот клад скрыт. Поедем, но только вдвоем, никто не должен следовать за нами.
Разумеется, что Аттила согласился.
Поехали.
Долго ли, коротко ли они ехали, но наконец приехали в некую дебрь; посреди дебри гора, в горе двери под замком. Альдриан отпер двери ключом; за этими дверьми отпер вторую дверь, потом третью. Открылось сокровище. Тут груды золота, там кучи серебра; в одном углу навалены горой драгоценные камни, в другом оружие, кованное золотом. Аттила окаменел от изумления.
А между тем Альдриан вышел, захлопнул двери, запер на замок и крикнул к Аттиле, что он может удовлетворять теперь сколько угодно неутолимую свою жажду к золоту и серебру.
Завалив камнем вход, Альдриан отправился в Nibelungenland».
Кто взлелеян и взрос под говором Русских сказок и даже кто знает только те из них, которые напечатаны по рассказам плохих сказочников, тот поймет, в каких отрепьях ходят они, с VIII столетия по настоящее время, посреди чужих.
Обратимся к Истории, к рассказам Приска, к несчастию сокращенным Иорнандом и, без всякого сомнения, переиначенным, как описание столицы и дворца Аттилы.
«Придворные (на другой день после свадьбы), тщетно ожидая выхода Аттилы, решились войти в опочивальню царя и застали его уже мертвым, задушенным приливом крови. Подле ложа сидела Ильдица, под покровом, склонив голову и обливаясь слезами. Тогда, по народному обычаю, они обрезали часть волос своих и терзали лицо свое, чтоб оплакать величайшего из героев не слезами и воздыханиями, подобно женам, но кровью, как следует мужам.
...Мы должны описать, хотя вкратце, каким образом по обычаю страны совершился обряд его погребения. Тело его перенесли торжественно в чистое поле и положили под шелковым шатром, чтоб все могли его видеть. Потом знаменитые из витязей Гуннских