Он увенчал себя лавровым венком победителя в битве при Шалоне, и его гордость раздулась, как пузырь. А сейчас его покинули прежние союзники и он не хочет выходить на открытый бой, опасаясь потерпеть поражение. Всю зиму он рылся в старых книгах. Читал о Фабии, который противопоставил карфагенцам тактику «активного бездействия»[5]. Именно так и намерен вести себя Аэций. «Активно бездействовать! Никакого риска, никакого открытого столкновения, позволяющего разом решить, кто сильнее». Я уверен, что он готов отдать мне равнину и держать оборону в горах у Рима. Зрелый плод Ломбардии сам упал мне в руки!
Глаза императора полыхнули яростью.
— Эллак! — вскричал он. — Эллак, сын мой! Слушай внимательно. Великий правитель не подвластен законам, как людским, так и божьим. Он устанавливает свои законы! Если силы природы пытаются противодействовать ему, он смеётся над ними и бросает им вызов. Если на его пути возникают преграды, он сокрушает их. Если выполнение плана становится невозможным, он придумывает новый план.
Николан пристально наблюдал за юношей.
«Эллак запомнит каждое слово, — подумал он. — Но попытка применить поучения отца на практике приведёт его к гибели. Он не из того теста, что Аттила».
— Эллак, держи свои уши открытыми, ибо мне есть ещё что сказать. Ты заметил, какая сумятица в войсках. Части смешиваются, налезают друг на друга. Когда я вёл свои армии в Галлию, этот человек, что стоит сейчас передо мной, организовывал движение войск. Все армии прибыли в нужное место в назначенное время, не мешая друг другу. Но он отказался служить мне, потому что ему, словно женщине, не нравится кровопролитие. Что бы ты сделал с ним?
Эллак окинул Николана мрачным взглядом.
— Я бы отдал его в руки палача.
— И допустил бы ошибку, мой Эллак. Прислушайся ко мне! Великий правитель никогда не избавляется от человека, который по-прежнему небесполезен для него. Я послал его с опасным и деликатным поручением. И вот он вернулся. Что мне с ним делать? Направить исправлять весь этот бардак, что мы видим перед собой? Поставить перед ним задачу провести мои армии через горлышко горной бутылки?
— Да, мой отец, — без запинки ответил Эллак.
— И вновь, ты неправ, сын мой. Все эти недочёты я смогу устранить сам, когда все армии выйдут на равнину. Правитель, скажу я тебе, должен делать всё, что под силу его подданным. Нет, он должен всё делать лучше их. Если он оставляет решения на одних, а их исполнение — на других, может прийти день, когда одни отберут у него скипетр, а другие снимут корону вместе с головой.
И потом, у меня есть другая работа для этого мастера войсковых перемещений. Я пошлю его с новым поручением. Он поедет в сердце вражеской страны, где потребует аудиенции у человека, чьим рабом он когда-то был. Я пошлю его со специальным посланием к диктатору Рима. К Аэцию, моему дорогому другу и самому ненавистному врагу!
Пробираясь между палаток и фургонов, окружавших шатёр императора, Николан услышал, что кто-то зовёт его. Свистящий шёпот донёсся из фургона, рядом с которым стоял охранник. Микка Медеский призывно махал ему рукой.
— Так ты вернулся. Ты нашёл эту женщину?
— Да. На том острове, который ты назвал.
— Они договорились?
Николан кивнул, полагая себя не вправе делиться подробностями.
— Это хорошо. Я рад, что твоя миссия завершилась успешно.
Николан заметил, что седые волосы Микки свалялись, щёки ввалились, шея стала совсем тонкой.
— Я закован в кандалы, — пояснил Микка. — Стоит мне пошевелиться, как острое железо впивается мне в ноги. Ты знаешь, Тогалатий, что моя судьба частично зависела от твоей миссии. Скоро, я надеюсь, угроза смерти более не будет висеть надо мной. Но для этого этого должно быть выполнено ещё одно условие.
Николан приблизился к Фургону. Микка более всего напоминал мешок с костями. Его когда-то белая одежда почернела от пыли.
— Насколько я понимаю, ты сказал императору о девушке с золотыми волосами и чёрной лошади.
— Это так. Мало что ускользает от моего внимания. Я же езжу по всему свету.
— Сведения эти держались в секрете. Мне любопытно, как ты прознал о ней?
— Ко мне пришёл человек из твоей страны…
— Звали его, полагаю, Ранно?
Голова пленника качнулась на шее-тростинке.
— Его звали Ранно. Гордый и целеустремлённый молодой человек. Было это до галльского похода. Он сказал, что влюблён в юную деву с волосами, как золото. И хочет подарить ей дорогой подарок, чтобы она не не смогла забыть его, когда он уйдёт на войну. Сам он очень любил девушку, потому что купил кольцо с бриллиантом, украшенное и другими, менее драгоценными камнями. Когда армии Аттилы вернулись, он вновь пришёл ко мне, чтобы отдать кольцо. Девушка, сказал он, в отъезде, и, возможно, он более никогда её не увидит. Я задал ему несколько вопросов, на которые он охотно отвечал. Звали красавицу Ильдико, она была младшей дочерью Мацио Роймарка и уехала с вдовой Тергесте. Всё это я и сказал Аттиле. Его люди навели справки в моей стране и подтвердили мои слова.
— Ты взял кольцо?
Даже в кандалах Микка оставался купцом.
— Нет! Что продано, то продано. Я указал ему, что он найдёт себе другую жену и подарит ей кольцо. Он отрицательно покачал головой. Ответил, что если и женится на другой, то не будет питать к ней таких чувств, как к Ильдико…
«Бедная Лаудио», — подумал Николан.
— …а потому нечего делать ей столь дорогие подарки. Он очень рассердился на меня и начал даже угрожать мне, когда я отказался возвратить деньги.
— Но как ты узнал о нынешнем местопребывании девушки?
— Маршрут путешествий вдовы Тергесте проследить не трудно. Она, как ты знаешь, не хамелеон, жаждущий остаться невидимым. А теперь, когда она везёт с собой золотоволосую красавицу и великолепного чёрного жеребца, которому нет равным на скачках, это совсем просто. Я переписываюсь с купцами всего мира и по их письмам всегда знал, где находится вдова. Она прибыла в Константинополь с большой помпой, поскольку чёрный жеребец принёс ей огромные деньги, которые она и намеревалась потратить.
Так уж получилось, что мой константинопольский партнёр также большой поклонник лошадей, и вдова заглянула к нему в гости. Показывая свои владения, он привёз дорогих гостей на луг, где паслись лошади-однолетки. И странное зрелище открылось их глазам. Девушка с золотыми волосами шла чуть впереди. Лошади-однолетки все помчались к ней, обступили её кругом. Качали головами, били копытами, ржали, в общем, у моего партнёра сложилось впечатление, что они беседовали с девушкой.
— Естественно.
— Ты в это веришь?
— Почему нет? Разве собаки не разговаривают друг с другом. Или не понимают слова хозяина?
— Но тут ситуация другая. Ты полагаешь, она рассказывала им о великом чёрном жеребце, на котором она выиграла столько скачек? Мой партнёр показал ей своих лучших трёхлеток. Она сразу указала на того, кто победит в заезде. Как ты можешь это объяснить?
— Она узнала об этом от однолеток. Лошади всегда в курсе того, как закончится тот или иной заезд.
— Когда её привезут сюда и она станет женой Аттилы, я обрету свободу, — Микка чуть шевельнулся и застонал от боли. С того момента, как меня заковали, я не могу лечь. Уже целый месяц. Сколько ещё я выдержу?
Отойдя от фургона с Миккой, Николан столкнулся с Гизо. Слуга императора остановил его, махнул рукой в сторону чёрно-белого шатра.
— Ты его видел?
— Лишь несколько минут. Он позовёт меня позже, для долгого разговора.
— Он изменился, — Гизо печально покачал головой. — Раньше я знал, что происходит в его голове, но теперь то и дело спрашиваю себя: «Аттила ли это»? Я задаю себе много вопросов о нём, на которые не нахожу ответов. Мой друг Тогалатий, он стал транжирой. Ты обратил внимание на его дорогую тунику? У него есть ещё две ничуть не хуже. Он велел сшить ему вторую пару сапог. Требует от Чёрного Сайлеса новых блюд. Свежих фруктов. Морской рыбы. Думаю, он готовится к тому дню, когда станет властелином мира, — Гизо помолчал. — Слушай сюда. Это секрет и ты никому не должен об этом говорить. Здоровье его пошатнулось. Он засыпает днём. Дремлет в седле. Случалось, что он засыпал прямо на военном совете. Доктора говорят, что он не должен напрягаться, если не хочет почувствовать на своих плечах крылья смерти. Они называют много причин, вызвавших его болезнь, но дело в другом, — Гизо нахмурился, понизил голос до шёпота. — У него слишком много жён!
— Тогда зачем ему новые? — спросил Николан. — Почему он по всему свету ищет жену с золотыми волосами?
— Он три дня не подпускал меня к себе, — Гизо тяжело вздохнул. — Знаешь, почему? Потому что я прямо сказал, что ему надо избавиться от большинства жён. Сказал, что эта девушка с золотыми волосами, которую он ищет, должна стать женой Эллака, а не его. Он побагровел. Изо рта пошла пена. Он схватил меня за горло. Прорычал: «Мой сын когда-нибудь получит мой трон, но не жену, которую я так долго искал»! Он отдал приказ обезглавить меня и отослать Эллака домой. Потом передумал, но всё равно хмурится всякий раз, когда смотрит на мальчика.
— Мне стало жалко твоего господина, — признался Николан.
— Тогалатий, мне давно его жалко. Битва при Шалоне раздавила его гордость. Он часами сидит, глядя в никуда, с полными тоской глазами. Эта жена стала для него заветной целью. Он уже готовит её въезд в Рим. Она будет ехать на колеснице из золота и слоновой кости, запряжённой великим чёрным жеребцом. В голубом с золотом и пурпуром наряде, это его любимые цвета. Тысяча захваченных в бою пленных в цепях пойдут следом за колесницей. А уж за ними, на своей лошади, последует он. Такую вот он готовит торжественную церемонию, — закончил Гизо.
КНИГА ТРЕТЬЯ
1
Тем днём госпожа Евгения осталась более чем довольна. По срочному вызову она прибыла в императорский дворец. Её сразу же препроводили в Консисториум, зал торжественных приёмов, где императрица Пулькерия и её престарелый муж Марциан восседали под золотым куполом. Вдову Тергесте они встретили улыбкой и благосклонными кивками. Вдова подумала, что Ильдико сглупила, отказавшись идти с ней. Императрица особо интересовалась «девушкой, что ездит на чёрном жеребце», и её отсутствие явно огорчило царственную особу.