Аттила взял со стола тоненькое колечко с императорским гербом, пристально оглядел его. Кивнул, показывая, что не сомневается в подлинности письма. Почему принцесса Гонория пишет ему, подумал он. Хочет убедить отказаться от намеченного похода на Римскую империю? Он попытался вспомнить историю, которую рассказывали о принцессе Гонории несколько лет тому назад, но без особого успеха.
— Если Великий не читает по-латыни… — начал посыльный.
— Не читаю! — резкость тона показывала, что Аттила полагал ниже своего достоинства изучать язык Рима.
— Тогда, о король королей, позволь мне прочесть письмо. Оно строго конфиденциально. Как, несомненно, известно, владыке, принцессу, мою госпожу, последние годы держат в заточении из-за её деяний, которые мать и брат, августейший император сочли за оскорбление.
И тут Аттила вспомнил, что это было за деяние. Принцесса допустила серьёзный просчёт. Взяла в любовники домашнего слугу. Звали его Евгений и он, разумеется, не годился в любовники сестре божественного императора. Бедолагу без лишних слов обезглавили, и более никто ничего не слышал о принцессе. Разве что говорили, что её держат под строгим надзором. Так что интерес Аттилы к письма разом возрос.
Гиацинтий начал читать. Гонория соглашалась выйти замуж за Аттилу при условии, что он вызволит её из заточения и вернёт ей все поместья и почести, которых её лишили. Закончив короткое письмо, посыльный добавил, что за его госпожой постоянно следят и ей не без труда удалось вынести письмо из дворца. А затем он, Гиацинтий, скрылся под личиной торговца в караване Микки, чтобы доставить письмо великому правителю, которому оно предназначалось. И он будет очень признателен владыке, если более никто не увидит письма.
— Меня ждёт смерть, о король королей, если станет известно о моей роли в передаче письма, — Гиацинтий поник головой. — Но ради моей госпожи я готов на всё.
Аттила тем временем вспомнил и другие подробности. По его мнению, Гонория была шлюхой, пусть и королевской крови. Молодая, прекрасная, она не сдерживала своих страстей… Когда его армии захватят Рим, сказал он себе, ему уже не потребуется её согласие. Он возьмёт её в жёны, если будет на то его желание. А скорее всего, отдаст Гонорию одному из своих военноначальников, поскольку женщины её возраста его уже не волновали. И в то же время он не мог не гордиться тем, что римская принцесса сама предлагала ему брачный союз.
Дабы не выдать охвативших его эмоций, Аттила ответил коротко, ледяным тоном. Предложение принцессы будет рассмотрено, он найдёт способ довести до неё свой ответ.
Произнося эти слова, Аттила не отрывал взора от лежащих на столе редких и дорогих предметов. То были трофеи прошлых набегов. Их можно было найти в самом захудалом доме столицы. Выбрав перстень с прекрасным опалом, всё его существо восстало против подобной расточительности, Аттила протянул его Гиацинтию. То была награда за риск. А затем взмахом руки отпустил посыльного.
Как только за Гиацинтием закрылась дверь, Аттила забарабанил по китайскому гонгу, вызывая Гизо. Слуга вошёл, замер у порога.
— У тебя лисий слух. Что ты слышал о принцессе Гонории? — спросил Аттила.
Гизо затворил за собой дверь.
— Сладострастной Гонории. Она ни в чём не знала меры, — он помолчал, усмехнулся. — Её не могли не посадить под замок. Теперь о ней ничего не слышно. Считанным людям известно, где она находится.
Аттила нахмурился. Он надеялся услышать более подробный ответ.
— Я знаю, где она находится!
— Ясно! Значит, этот малахольный явился к тебе по её просьбе, — Гизо махнул рукой. — Только зря он превозносил её добродетельность. Принцесса — открытая дверь, куда может постучать и войти каждый.
— Болван! — взорвался император гуннов. — Пошли сюда Микку. И не попадайся мне на глаза, чтобы у меня не возникло искушения укоротить тебя на голову.
— Я и есть болван, — весело согласился Гизо.
Микка вошёл в залу и остановился перед правителем гуннов, склонив голову и не отрывая глаз от пола.
— О великий Аттила, рождённый на небесах и на земле, признанный солнцем и луной, я твой покорный слуга.
— Рассказывай, — приказал Аттила.
И Микка заговорил, показывая, что караван и торговля не более чем прикрытие его истинного занятия. Микка был шпионом, несомненно, хорошо оплачиваемым шпионом человека, вознамеревшегося в скором времени опустить свой тяжёлый сапог на шею цивилизации.
— Мир дрожит, о великий Танджо. В Константинополе, Равенне, Риме знают, что скоро ты нанесёшь удар. Но на кого он падёт? Вот о чём гадает весь мир. Разговоры только об этом. Большинство сходится в том, что ты навалишься на Рим. Город замер в страхе. Римский епископ, которому я продал много странных товаров, странных в том, что они могли потребоваться священослужителю, ничего не купил у меня, когда мы виделись с ним две недели тому назад. Его лицо посерело, руки тряслись. Он сказал: «Мне ничего не нужно, потому что скоро я погибну в пламени, что уничтожит Рим».
Аттиле понравились эти слова. Ему льстило, что в далёком Риме его боятся далеко не последние там люди. Но сейчас мысли Аттилы занимало другое.
— Что ты можешь сказать мне о принцессе Гонории?
Глаза Микки сузились. Он понял, что его приглашают пройтись по тонкому льду. Что хотел услышать от него этот гунн?
— Гиацинтий оказался достаточно хитёр, чтобы не выдать мне своих секретов, о владыка Земли, — осторожно ответил он. — Мне лишь известно, что он хотел поговорить с тобой о принцессе. Возможно, я мог бы что-нибудь добавить к его словам, если б знал суть его миссии, — он замолчал, но Аттила не промолвил ни слова. — Я могу сказать лишь одно: она сейчас где-то в горах между Римом и Равенной. При ней много челяди, так что она ни в чём не знает недостатка. Но ей запрещено покидать мраморные стены её дворца.
— Что ты о ней думаешь?
Микка ответил без малейшей запинки.
— Она мудра и благоразумна. Если ей удастся взять вверх над императором, что вполне вероятно, она подчинит Рим своей воле.
— А как она выглядит?
Микка задумался.
— Дело в том, что я не видел принцессу уже четыре года. Трудно сказать, как изменится женщина за такой срок. Когда же мы виделись последний раз она была… как бы это сказать, обворожительна. Настоящая королева, и в то же время очень женственная и соблазнительная. Мужчины не могли оторвать от неё глаз.
— Всё это пустые слова, — бросил Аттила. — Королев и принцесс всегда превозносят до небес. Тебе говорят, что она прекрасна, а при встрече выясняется, что у неё мутные глаза и прыщавая кожа. Тебе говорят, что у неё потрясающая фигура, а ты видишь слоновьи бёдра. Царственное величие ослепляет мужчин, так что говори мне правду.
Микка кивнул.
— Когда я последний раз видел её, она была красавицей, о божественный. Какова она сейчас? Я не знаю.
— Она тёмная или светлая?
— Тёмная, о великий король. Глаза её, что два озера под луной. Роскошные чёрные волосы. Да, о могучий, о такой женщине можно только мечтать.
— А что за скандальные истории рассказывали о ней?
Микке вспомнилось, о чём шептались мужчины, лёжа на скамьях в римских банях. Но он уже понял, что именно хотел услышать от него Аттила. А потому не стал упоминать о них.
— Если кто и говорил нечто подобное, то не в моём присутствии.
— А что говорили о ней?
— Да много всего. Но, великий Танджо, женщина, раз споткнувшаяся, всегда становится жертвой сплетен. Люди утверждают то, во что хотят верить.
— Эта правда, — кивнул Аттила. — Нельзя слушать дураков.
Гунн задумался. Он не верил этому высокому старику, что, согнувшись стоял перед ним. Микка ничего не говорил просто так. Однако, Аттила услышал от него то, что и хотел.
— Перейдём к более важным делам. Как поживает Аэций?
Аттила спрашивал о диктаторе Рима. Мальчиком Аэций был послан заложником ко двору Ругиласа. С Аттилой они были одногодками. Вместе скакали верхом, боролись друг с другом, участвовали во всех состязаниях. Легконогий, гибкий Аэций во всём брал вверх над ширококостным, тяжеловесным гунном, за исключением силовых единоборств. Аэций прекрасно декламировал стихи, пел, играл на лютне.
Последний вопрос Аттила задал бесстрастным тоном. Он не хотел, чтобы кто-либо знал о тех чувствах, что вызывал у него человек, правящий Римом. Во всём мире верили, что он и Аэций — близкие друзья. Но Микка, доверявший только собственному мнению, придерживался иной точки зрения. Он знал, что Аттила ненавидит Аэция, ненавидит с той первой встречи при дворе Ругиласа.
Но отвечая, Микка ничем не показал, что ему известно истинное отношение Аттилы к римлянину.
— Император Валентиниан с каждым днём всё более тяготится тем, что должен подчиняться воле генерала. Мать императора ненавидит его за то, что в борьбе за власть он убил её фаворита. Однако положение Аэция крепко, и причина тому — ты, о рождённый небом.
Аттила кивнул.
— Естественно. У них нет лучшего полководца, а потому он им необходим в том случае, если я пойду на Рим. Но вот что я тебе скажу, Микка Медеский. Не стоит им так полагаться на военный гений Аэция. Он не Сципион Африканский и не Цезарь. Он даже не Помпей.
— Скоро тебе представится возможность самому оценить, каков он теперь. Он собирается приехать к тебе?
Это известие застало Аттилу врасплох. Он наклонился вперёд, вгляделся в купца.
— Приехать сюда?
— Да, о король королей.
Аттила помолчал.
— Это странно. Разве он не понимает, что здесь я волен делать с ним всё, что пожелаю.
— Аэций — незаурядная личность, — ответил Микка. Боги щедро одарили его. Но и у него есть одна слабость. Самовлюблённость. Скажи ему, что он не второй Цезарь, и тебя будут ненавидеть до конца твоих дней. О, непобедимый владыка земли и небес, позволишь ли ты бедному торговцу говорить откровенно?
Аттила кивнул.
— Я тебя слушаю.
— Аэций приедет к тебе, не ведая страха. Он абсолютно уверен, что сможет подчинить тебя своей воле, встретившись с тобой лицом к лицу. Он