— Не спеши! — сурово проговорил он и, показав на сближающихся с бургундами тарханов, презрительно добавил: — Они хотят заслужить мое одобрение! Глупцы! Да, оставшимся в живых я скажу слова благодарности, если они того заслужат. Но знай: предводитель не тот, кого хвалят, а кто сам хвалит! Не тот, кто добивается благосклонности, а чьей благосклонности добиваются! Не иначе! Ты понял?
— Понял! — прошептал Диор.
— А теперь смотри! — повелительно произнес Аттила.
Тарханы гибли один за другим под клинками могучих
бургундов. Разряженные в шитые золотом одежды, в золоченых доспехах, разукрашенных шлемах, они были похожи на яркие цветы, срезаемые серпами умелых жнецов. В мгновение ока их осталась едва ли половина. А между тем они не сразили ни одного бургунда. Уцелевшие тарханы в панике повернули лошадей и кинулись назад. Германцы гнались следом. Сотне Тургута тоже удалось прорваться, и она изо всех сил спешила на помощь. Но расстояние было слишком велико.
— Задержите германцев! — хладнокровно приказал Аттила своим телохранителям.
— Я с ними! — умоляюще простонал Диор, нетерпеливо ерзая в седле.
— Да, ты, сын Чегелая! — вдруг добродушно воскликнул Аттила и, внезапно оскалясь, ударил плеткой жеребца юноши.
Тот прыгнул вперед, догоняя уже мчавшихся вниз телохранителей. Аттила остался на холме один.
Кони телохранителей мчались огромными прыжками, сближаясь с врагами со страшной быстротой. Мимо Диора, что–то вопя, промчался постельничий Овчи с залитой кровью головой. Он едва держался в седле. Его догонял сам предводитель бургундов, занося для удара меч. Жеребец Диора налетел на него, подобно буре. Столкнувшиеся лошади поднялись на дыбы, грызя друг друга. Всадники удержались в седлах. Огромный меч бургунда обрушился на Диора. Тот заслонился щитом. Бронзовый щит треснул, но задержал удар. С быстротой молнии сверкнул клинок Диора. Бородатая голова предводителя слетела с широких плеч. Безголовое туловище завалилось вперед, залив коня хлынувшей черной кровью. И тотчас на Диора насели трое германцев. Диор зарубил ближнего и отразил удар клинка второго. Но в руке его остался лишь обломок меча и прорубленный щит. Им он и оглушил подскакавшего бургунда. Но еще один занес над ним меч. Диор успел перехватить мускулистую руку врага, сжал. Бургунд застонал и выронил оружие. Свободной рукой Диор подхватил падающий клинок и вогнал его в толстое брюхо германца. Телохранители Аттилы рубились не менее славно. За время, равное нескольким вздохам, они сумели свалить шестерых врагов. Ни один германец не сумел прорваться к вершине холма, на котором высилась одинокая фигура Аттилы.
И тут подоспел Тургут со своими воинами.
Глава 10ВОЖДИ ГУННОВ
1
— Ты удалец, сын Чегелая! — воскликнул Аттила, когда Диор вернулся на свое место. — Я восхищен! Певцы будут слагать о тебе песни!
Поодаль толпились понурые тарханы. Знахарь прикладывал целебные травы к разрубленной голове одноглазого Овчи. Тот морщился от боли, кряхтел и плевался. С презрением оглядев своих приближенных, Аттила отвернулся.
На равнине догорал обоз бургундов. Повсюду валялись трупы людей и животных. На месте побоища бродили гунны, снимая оружие и одежду с мертвых германцев, приканчивая раненых и притворившихся мертвыми. Ни один бургунд не уцелел, в том числе женщины и дети. Младенцам воины разбивали головы о щиты. В свое время так поступали и римляне с побежденными. И в этом для Диора не было уже ничего удивительного. Кому не знакома ярость, ослепительная, жгучая, всевластная, когда врага хочется рвать зубами? А как легко убить ближнего из ненависти к нему! Остановить руку убийцы может только страх или многолетняя мирная жизнь, каковой еще не случалось в истории народов.
Зарокотали барабаны в честь победы. Ударил в тугой бубен шаман, вознося благодарственную молитву могущественному Тэнгри. На походном алтаре приносили жертву громовержцу Куару. В отдалении воины сгоняли к реке стада германцев. Единственное, чего Диор не увидел после боя, — это поедание победителями дымящихся плодов, вынутых из чрева матерей. Чего не было, того не было.
Неподалеку от Аттилы забрызганный кровью Тургут чинил лопнувшую подпругу. Аттила воскликнул, чтобы слышали все:
— Тургут! Вся добыча твоя! Сверх того дарю тысяче двадцать горстей золотых монет! Раздели среди воинов по заслугам! Вечером назовешь погибших!
И еще один бой довелось увидеть в дороге Диору. Правда, тут было несколько иначе.
Это случилось на четвертый день пути, когда они уже подъезжали к Тиссе, на берегу которой располагалась ставка Ругилы.
Дорога начала спускаться с плоскогорья в густой лес. Ехали по нему до полудня. Вдруг лес расступился и открылась луговая низина. И Диор увидел, что в ней идет сражение между двумя конными отрядами. Издали было видно, как воины отважно наскакивали друг на друга, взмахивая сверкающими клинками. От передовой заставы отделилось несколько дозорных и помчалось к месту схватки. Пока они скакали, сражение внезапно прекратилось, отряды разъехались и исчезли за лесом. Диора удивило то, что на поле боя не осталось ни одного трупа, хотя он ясно видел, что сражение было жарким. Лицо Аттилы оставалось невозмутимым. А ведь от его взгляда ничего не ускользало.
Возле полноводной и быстрой Тиссы посольство поджидало не менее десяти тысяч приземистых воинов, выстроившихся на равнине. А из–за возвышенностей, рощ, из оврагов как по мановению волшебного жезла мага вырастали все новые и новые отряды. Можно было только поражаться их мастерству маневра, быстроте и внезапности появления.
К Аттиле густой толпой подскакали этельберы — предводители отрядов. Впереди ехал постаревший Чегелай. Об этом Диору сообщил сам Аттила. На равнине гремел воинственный клич:
— Хар–ха! Слава Аттиле!
Приблизившись, Чегелай поднял в приветствии обе ладони, произнес надорванным голосом:
— Хай, мое сердце радуется встрече!
Алая лента обвивала его шапку. Седобородый, морщинистый, с обвисшими под грузом пережитого плечами, это был далеко не прежний удалец, способный сразиться с пятью воинами и победить. Но боевой задор все еще горел в его запавших глазах, все еще грозно вскидывал он белую голову, обводя свирепым взглядом своих этельберов. На Диора он не обратил внимания.
— Да пребудут твои дни в довольстве! — ответил Аттила и спросил: — Кто командовал правым отрядом в низине?
— Правым командовал Кашкай, левым Силхан Сеченый, — сказал Чегелай.
— Ко мне, Кашкай, сын Кашкая! — приказал племянник Ругилы.
Подъехал самоуверенный стройный этельбер с дерзкой улыбкой на тонком, необычном для гунна бледном лице.
— Почему, Кашкай, ты опоздал выйти из боя? — спросил Аттила.
— Это не я опоздал, а ты подъехал слишком рано, — нагло ответил тот.
Сверкающий взгляд Аттилы вонзился в него. Этельбер с той же дерзкой улыбкой встретил взгляд джавшингира. Но вдруг как бы осел в седле, стал меньше ростом, покачнулся, застонал, начал заваливаться на бок, вслепую шаря рукой в поисках поводьев, судорожно цепляясь за высокую луку седла. Никто не пришел к нему на помощь, наоборот, многие поспешно отъехали прочь. Кашкай упал головой вниз. Аттила поднял тяжелую нагайку, ударил жеребца этельбера промеж глаз. Жеребец взвизгнул от боли, прянул, помчался в степь. Шапка свалилась с Кашкая, обнаженная голова билась о неровности почвы. Чегелай равнодушно отвернулся.
— Тысячник Карабур! — обратился Аттила к вислоусому гунну с голубой лентой на шапке. — Назначь на место Кашкая нового сотника.
— Будет исполнено, джавшингир! — отозвался Карабур, присматриваясь к Диору. Выражение лица тысячника было глуповатым, но хитрым.
Аттила повернулся к Чегелаю, долго смотрел на него, пока темник–тархан не заморгал заслезившимися глазами, спросил:
— Что предпринял Чегелай, получив донесение гонца о гибели сотни Узура?
— Собрал тумен. Разослал отряды на поиски бургундов. Но те ушли за Истр. Я решил дождаться тебя.
— Пять кочевий Гейзериха отстали. Они шли к Истру. Я встретил их и уничтожил! Как твои отряды проглядели их?
— Не проглядели, джавшингир! — проревел Чегелай, свирепо оскалясь. — Они, наверное, где–то прятались! Степь большая!
Трудно сказать, что произошло бы дальше, если бы подъехавший к Аттиле Карабур не шепнул ему:
— Не соверши ошибки, джавшингир, у Чегелая третьего дня погиб сын Будах!
Помолчав, Аттила торжественно обратился к Чегелаю:
— Я прощаю тебе этот случай. Прими мои соболезнования! Надеюсь, твоя печаль скоро рассеется, ибо я привез тебе удальца сына! — Он показал на Диора.
2
Обоз Аттилы, в котором ехали Ратмир и Кривозубый, догнал посольство на переправе через Тиссу. Переправа представляла собой огромные, наполненные воздухом бурдюки, поверх которых был устроен настил, достаточно широкий, чтобы на нем могли разминуться две повозки. Сюда с левого берега устремлялись бесчисленные стада и табуны, подгоняемые пастухами. Орды гуннов спешили на равнины благодатной Паннонии.
Вся конница Чегелая была на правом берегу. Аттила разрешил Диору несколько дней побыть с отцом и на прощание сказал Чегелаю:
— Диор мой личный советник! И притом он маг и удалец!
Чегелай помнил штурм Потаисса, как помнил и то, что в дни молодости он редкую ночь обходился без женщины. Когда Диор сообщил, что его мать — дочь декуриона Максима из Потаисса, Чегелай промолчал и лишь потряс головой, не отрицая, но и не возражая. Диор уже знал, что богатство темник–тархана огромно: едва ли не треть всех стад племени биттогуров, несколько кочевий рабов, где управляют его жены, и среди прочего — крытая железом повозка, день и ночь охраняемая десятком отборных свирепых воинов. В повозке хранилось золото. Точный счет ему знал лишь сам Чегелай. У Чегелая нет племянников, его сестры умерли молодыми, но если бы даже и были, то их ожидало бы разочарование: наследовать богатство Чегелая должны были его сыновья Уркарах и Будах. И вот Будах погиб. Но появился Диор.