— Проверить, все ли целы! — приказал Силхан.
Воины стали переглядываться, вспоминая, сколько их
было. Оказалось, нет обоих десятников, что знали о существовании железной двери. Пожилые не такие прыткие. Пыль осела. Бросились опять в зал. Высились груды искореженных балок, известковых плит, каменных перекрытий, засыпанных глиной. В зияющем проеме голубело небо. Принялись разгребать завалы. Вскоре нашли обоих. Они были раздавлены камнями.
Хоронили воинов в потайном месте, чтобы грабители не нашли могилу. Выкопали братскую могилу. Вместе с телами положили оружие десятников и походные сумки со всем содержимым. В сапогах у каждого оказались золотые монеты, припрятанные на черный день. Их тоже не тронули. От Силхана поставили в изголовье два серебряных сосуда, наполнив их вином. Могилу закопали. По тому месту прогнали на водопой и с водопоя табун тысячи. Следующей весной здесь вырастет трава. На поминки зарезали двух лошадей, устроили сражение на мечах.
Как бы случайно оказавшись возле Диора, Ябгу вкрадчиво сказал, что Силхан распоряжается неумело.
— Следовало осмотреть дворец, — пояснил он. — Те, кто там был, говорят, что чувствовали присутствие чужих людей. Если это так, потолок упал не случайно!
Диор согласился с ним. На следующее утро две сотни окружили дворец. Множество воинов с факелами в руках обшаривали каждое помещение. Людей не нашли, но обнаружили следы присутствия их: большое кострище, лежаки вокруг него из сухой травы, обглоданные кости. Зола в кострище не успела подернуться пеплом. Лежаков оказалось пять.
— Они были здесь вчера. Ушли до нашего прихода, — уверенно заявил Силхан, — У них был наблюдатель. Это они обвалили потолок! Хай, поймаю, с живых сдеру кожу!
— Они теперь в лесу, как найдешь? — ехидно заметил Ябгу.
— Прочешем лес! — свирепо произнес тысячник.
Диор разрешил заняться поисками неизвестных. Ему хотелось узнать, случайно ли они сюда забрели. Неподалеку от дворца, на поляне, скрытой в густом лещиннике, кто–то из воинов нашел новую коновязь, следы копыт, конский навоз. Судя по размерам коновязи, лошадей было не менее двенадцати. Это означало, что неизвестные имели запасных лошадей.
— Прибыли издалека, — рассудил Силхан, — стало быть, что–то ищут. Уж не подземелье ли? Зачем?
Он сам не знал, зачем его тысячу направили сюда. Аттила велел, чтобы он показал Диору железную дверь и беспрекословно выполнял распоряжения советника. Уж не хочет ли Аттила отыскать подземелье? Но этот вопрос Силхан Диору не стал задавать. Праздное любопытство столь же неуместно, как и неумеренная болтливость. За первое могут взять на аркан, за второе отрубить голову. Гунн с младенчества приучен к молчанию и беспрекословному подчинению предводителям. Разве стал бы Силхан тысячником, если бы был любопытен?
Искать в дремучем лесу горстку людей — все равно что ловить блоху в косматой кошме. Но зато нашли поминальный храм и башню, вернее, то, что от них осталось, — груды камней. Кто–то их разрушил, и, судя по тому, что огромные завалы поросли кустарником и травой — давно. Подземный ход оказался погребен.
В овраг гунны спуститься не осмелились. Среди мшистых глыб обитало множество змей. Впадины между камнями буквально кишели ими. Некоторые, свившись кольцами, грелись на солнце. Были среди них и настоящие гиганты в пять и более локтей. Они ползали в траве, высовывались из нор, шипели на появившихся на краю обрыва всадников, делая угрожающие броски в их сторону.
Диор решил попытаться разобрать завал и велел перебить змей. Воины начали стрелять в них, метать дротики. Но стрелы только разъярили гадов. Часть их попряталась в норах, другие продолжали ползать. Даже раненые с торчащими стрелами. Одна особенно огромная и злобная змея метнулась вверх по склону. Ее едва удалось пригвоздить к земле дротиками. Для остальных ее молниеносная атака послужила сигналом. Сотни гадов, извиваясь, поползли к всадникам. Силхан встревожился. Оружие следовало поберечь. В походной сумке не более десяти запасных наконечников. А стрелы в овраге как собрать?
Не отступавшие перед врагами гунны отступили перед змеями. Даже пришлось спасаться бегством. Свирепые гады гнались за ними до скалы–останца. И едва не настигли отставших.
— Это место, видать, заговоренное! — ошеломленно проворчал Силхан. — Ва! Столько змей никогда не видел! Может, что–то охраняют!
Даже ехидный Ябгу на этот раз промолчал.
Вернулись опять во дворец. Диор велел освободить железную дверь от упавших сверху балок и камней. Воины, чихая от пыли, исполнили приказ. Ябгу догадливо заявил, что дверь скорее всего открывается каким–либо колдовским заклинанием. Воины обрадованно загалдели, что так оно и есть.
— Заклинание обязательно дакийское! — добавил Ябгу.
— Ва, Тюргеш должен знать их заклинания! Он такой старый, чего только не помнит! — произнес Силхан. — Он в шалаше лежит. Сильно растрясло в дороге.
Послали за стариком. Через некоторое время привели Тюргеша. Двое воинов держали его под руки. Седобородый, с запавшим ртом, он выглядел больным и изможденным. Несладко коротать слишком затянувшуюся жизнь. Осознание собственной нужности старика приободрило. Тусклые глаза его оживились. Диор спросил, знал ли Тюргеш Безносого?
— Ха, еще как знал! — ответил Тюргеш, не забывший обиды. — Очень был к золоту жадный. У меня из колчана две стрелы стащил. Сказал, клад ими отыщет. Ха, отыскал? Где он сейчас? Такого хитреца Тэнгри разве допустит к небесному костру? Я вот не жадный, зато живой! — гордился старик, хоть гордиться было нечем.
— Известны ли тебе дакийские заклинания? — спросил его Силхан.
Тюргеш ответил, что известны. Ему велели открыть дверь. Он встал перед нею, долго бормотал что–то невнятное. Не помогло. Диор велел увести старика.
И тут раздался торжествующий смех. Смеялись не гунны.
Никто не понял, откуда он прозвучал. То ли сверху, то ли снизу. Воины схватились за мечи. Опять кинулись осматривать помещения. Нигде никого.
Снаружи раздались крики. Вбежал молодой воин, сообщил, что старого Тюргеша только что убили стрелой. Все выбежали во двор, оттуда на поляну. По дальнему краю ее тянулась полуразрушенная крепостная стена. Над ней возвышались кроны деревьев. Бывший десятник лежал на спине, вперив мертвые глаза в небо. Из горла его торчала стрела.
— Оттуда стреляли! — кричал испуганный воин, показывая на угол крепостной стены. — Едем, держим старика, чтобы не упал. Слышим, кто–то из лесу кричит: «Хай, Тюргеш!» Он задрожал, говорит, это смерть меня зовет. И точно. Цх! Прямо в горло…
Силхан отдал команду. Воины бросились к лошадям, вскочили, погнали к лесу, рассыпаясь цепью. Обыскали окрестности. Даже следов не нашли. Ябгу, стремясь выделиться, заметил, что звала смерть Тюргеша голосом гунна. И это странно. У смерти обличье женщины.
Наступал вечер. Сумрак окутывал поляну. Воины стали озираться, перешептываться, боязливо жаться друг к другу. Слишком много вокруг таинственного и непонятного. Степняка страшит сверхъестественное. А тут унылое и одичалое место, в таких заброшенных углах обязательно водится всякая нечисть.
Солнце закатилось за крутой склон горы. Поляну окружали непроходимые заросли. Лес стал еще сумрачней, еще мрачней, казалось, ближе подступил к дворцу. И вдруг из него донесся ужасный вопль. Потом раскатистый хохот. Эхо подхватило его в разных местах. И вдруг все смолкло, словно оборвалась струна шуаза.
Встревоженный Силхан приказал возвращаться. Похороны Тюргеша были простыми. Ни боевого лука, ни меча тот по старости не имел. Оставили то, что было на нем, а из оружия лишь кинжал. Зарезали его коня, тоже старого. Тысячник от себя выделил несколько монет. Из–за них могилу разрывать не станут. Седло покойнику не оставили. Шаман рассудил, что если бы Тэнгри уважал бывшего десятника, то давно бы забрал на Небо. Воин не должен умирать своей смертью. Тем более жить до преклонных лет. Это бесславная смерть. А раз так, то пусть едет без седла на тот свет. Поминки тоже были бедные.
На следующий день дворец вновь подвергли тщательному осмотру. Затем его оцепили воины. Часовых поставили во всех помещениях и даже на крыше. На дорогах и тропинках встали дозоры. Силхан пообещал десять золотых монет тому, кто обнаружит человека или демона. И двадцать монет, если притащит его на аркане. Утром шаман окурил воинов дымом священного дуба и прочитал заговоры против злых духов.
Диор объявил, что займется волхвованием, и велел, чтобы в зале никого не было и чтобы воины наружной охраны не заглядывали в оконные проемы и в дыру на крыше. Тот, кто ослушается, тотчас ослепнет. Приказ советника воинов обрадовал, им было явно не по себе в этом жутком помещении.
Диор остался один. Железная дверца не имела отверстия для ключа и наружной ручки. Но как ее, тяжелую, массивную, открывали? Когда–то она была выкрашена в один цвет со стеной. Человек, не знающий о существовании подземелья, едва ли бы обратил на нее внимание.
Предположение о том, что она распахивается вовнутрь, пришлось отвергнуть. Ведь Юргут со своими воинами колотил в нее бревном. Подобную прочность ей придают не засовы, их бы погнули, а сплошные металлические косяки. О потайных механизмах Диору доводилось слышать и читать. На них горазды египтяне, римляне, особенно персы. В свое время дакийский царь Децебал [79], воюя против римлян, просил помощи именно у персов. Возможно, и дворец построили они. Неужели изощренный ум Диора окажется бессильным против хитрости древних?
Эта железная дверца была встроена во внутреннюю стену, примыкающую к наружной, обе стены образовывали полутемный угол. Он был завален разным хламом. Пришлось изрядно потрудиться, отгребая упавшую штукатурку, обрывки истлевших кож, оттаскивая куски камней. Расчистив угол, Диор зажег факел и стал осматривать обнажившийся пол. Он был выложен гладкими мраморными плитами. В едва заметные щели набились пепел и грязь. В одном месте слой грязи показался Диору особенно толстым. Он кинжалом счистил его. Открылся обгорелый ковер. Диор оттащил его в сторону. В крайней мраморной плите оказалось углубление, забитое пылью и паутиной. Острие кинжала зацепило что–то звякнувшее. В углублении находилось бронзовое кольцо. Так вот что скрывая ковер.