Лизетт внимательно прочла бумагу, в ней перечислялись все условия пребывания в монастыре. Она поняла, что, подписав документ, полностью будет во власти аббатисы. Это ее не остановило. Взяв перо, она обмакнула его в чернильницу и начала заполнять анкету, указав свой возраст, возможные имена для ребенка – в зависимости от того, кто родится: девочка или мальчик. В графе «имя отца ребенка» она написала полное имя Даниэля. Их общий ребенок имеет право знать, кто его родители. Потом она расписалась под анкетой и передала ее аббатисе.
Монашка из конторы тоже поставила на ней подпись, и аббатиса убрала бумагу в стол.
– А теперь, Лизетт, – сказала она, – идите и разыщите сестру Дельфину. Она выделит вам сменное белье со склада и другие необходимые вещи. Она скажет, в чем будет состоять ваша работа и в какой день вы можете пользоваться ванной. Мы верим старинной мудрости: чистота – шаг к благочестию.
Покинув кабинет настоятельницы, Лизетт отправилась на поиски сестры Дельфины, но вдруг споткнулась и снова упала в обморок. В этот раз она ударилась головой о массивный резной стул. Очнувшись, почувствовала запах дорогих духов. Открыв глаза, Лизетт увидела, что лежит на каменном палу, а рядом, склонившись над ней и поддерживая рукой ее голову, стоит женщина в манто с меховым воротником и в маленькой шляпе без полей из шелка малинового цвета, украшенной рубиновой брошью. Стоящая неподалеку сестра Дельфина возилась с бинтами и пузырьком с йодом.
– Вам лучше? – озабоченно спросила дама. – Боюсь, вы поранили голову, но ее легко перевязать.
Когда Лизетт собралась приподняться, дама поддержала ее за талию.
– Не волнуйтесь, не надо спешить.
Женщина помогла Лизетт подняться и посадила на стул, который и был причиной ее травмы.
– А теперь передаю вас в руки сестры Дельфины.
Улыбнувшись, дама повернулась и направилась к кабинету настоятельницы. Лизетт смотрела ей вслед, а сестра Дельфина, смазав пострадавшей голову йодом, накладывала повязку.
– Кто это? – спросила она.
– Мадам Жозефина де Венсан, вдова. Она очень щедра к нашей обители и заботится о наших подопечных. После смерти мужа даже какое-то время жила здесь и ухаживала за своей тяжело больной престарелой теткой.
Сестра Дельфина закончила перевязку и, отступив назад, полюбовалась своей работой.
– А теперь, пожалуйста, никаких обмороков. Вы будете сиделкой при пожилых женщинах и займетесь починкой белья.
Пожилые женщины сидели в бельевой, собравшись полукругом у камина. Когда вошла Лизетт, все как по команде подняли головы. Некоторые слегка вскрикнули, увидев ее забинтованную голову, но она успокоила их, сказав, что это всего лишь царапина. Другие отнеслись к ее появлению более прохладно.
– Мы не хотим ее, – буркнула одна из них своей соседке.
– Ничего, все уладится, – тихо пробормотала сестра Дельфина, передавая Лизетт несколько наволочек для починки и корзину со швейными принадлежностями, в которой были иголки, нитки и прочие мелочи.
Когда Лизетт приступила к работе, в комнату вошла Жозефина де Венсан. По реакции старушек девушка поняла, что эта дама, посещая монастырь, часто сюда заглядывает. Одни радостно улыбнулись ей беззубыми ртами, другие равнодушно отвели взгляд в сторону.
– Здравствуйте, – довольно громко поздоровалась она, потому что большинство женщин были глуховаты.
В ответ раздался одобрительный гвалт. По виду ей можно было дать лет тридцать с небольшим. Только сейчас Лизетт по достоинству оценила ее красоту: карие глаза с длинными ресницами, нежный цвет тонко очерченного аристократического лица, улыбку, играющую на губах. Ее блестящие темные волосы были причесаны по последней моде.
– Как вы все себя чувствуете?
Она обратилась к каждой из женщин, спрашивая о недугах и проявляя искренний интерес ко всему, что они хотели сообщить ей лично. Наконец подошла очередь Лизетт, на которую Жозефина де Венсан смотрела с неподдельным сочувствием.
– Вы окончательно оправились после падения?
– Да, благодарю вас.
– Когда ждете младенца?
– В ближайшие десять дней.
– Осталось недолго. Матушка аббатиса рассказала мне о ваших невзгодах. Будем надеяться, что полиции удастся вернуть хотя бы часть ваших вещей.
– Я не слишком на это рассчитываю.
– Мне хочется навестить вас, когда родится младенец.
– Это так мило с вашей стороны.
Попрощавшись со всеми, Жозефина удалилась.
Вернувшись к работе, Лизетт обрадовалась, что ее навестит эта прекрасная дама, но намного радостнее, подумала она, если бы ее навестил Даниэль, чтобы посмотреть на свое дитя. Спохватившись, Лизетт быстро отбросила мысли о нем и сосредоточилась на работе.
Три дня она провела в пошивочной мастерской. Большинство женщин любили поболтать, их речь пестрела скабрезностями и грубоватыми шутками. Они часто повторялись, по нескольку раз рассказывая друг другу одно и то же. Но, слушая истории их тяжелой жизни, о потере близких людей, изменах, обманах, голоде и нищете, о том, как им приходилось просить милостыню и продавать себя, Лизетт испытывала к ним бесконечную жалость. Их рассказы заставили, ее больше понимать жизнь, чем прежде, когда она жила в достатке и благополучии. Но даже сейчас она не жалела о своем бегстве.
В комнату вошла сестра Люсьена, мрачная сухопарая женщина, острая на язык и очень нетерпимая ко всему.
– Ты слишком молода, чтобы рассиживать тут за шитьем, – твердо заявила она. – Тебе пойдет на пользу, если ты будешь поактивнее. Чтобы нормально родить, нужны физические нагрузки. Можешь начать с мытья полов в коридоре.
Лизетт поковыляла за ведром и шваброй. Одна из женщин подсказала ей, где все найти.
– Только не ползай на четвереньках и не слишком напрягайся, – посоветовала она. – А то надорвешь живот, он у тебя и так, как барабан. Кто это додумался послать тебя мыть полы?
– Сестра Люсьена. Женщина фыркнула.
– Все понятно. Она мастерица нагружать всех работой. Не выносит, когда люди просто сидят. Была бы ее воля, она подняла бы всех старух на ноги и гоняла бы их до посинения.
Каждый день скрести полы – непосильная работа для Лизетт. Страшно болела спина, сильно распухли суставы. Однажды ее за работой увидела сестра Дельфина, но ничего не сказала, видимо, не хотела скандалов с Люсьеной. Лизетт уже была наслышана об ее вздорном характере. Та могла довести до слез кого угодно.
Первые схватки начались в начале апреля, когда после обеда Лизетт несла во двор ведро с помоями. От резкой боли у нее перехватило дыхание и ведро выпало из рук. Она потянулась к косяку двери, чтобы не упасть. Несколько минут не могла пошевелиться, потом с трудом встала и поковыляла назад, на кухню. Две послушницы пекли хлеб. Увидев скорчившуюся Лизетт с белым, как мел лицом, они, в ужасе всплеснув руками, бросились к ней.
Начались сплошные муки. Иногда до Лизетт доносились чьи-то крики, но вскоре она сообразила, что это кричит она сама. Боль не прекращалась ни на минуту. За окном родильной комнаты стемнело, потом рассвело, потом небо снова покрылось звездами. Только к концу следующего дня Лизетт родила дочь. Она лишь мельком увидела свое дитя, когда девочку вынимали из окровавленных простыней. Она услышала голос новорожденной и увидела, что у нее такие же темные волосы, как у Даниэля.
– Мария-Луиза, – прошептала Лизетт и потеряла сознание.
Монашки сбились с ног. У Лизетт открылось сильное кровотечение, и они серьезно опасались за ее жизнь. Постепенно кровотечение удалось остановить, и снова появилась надежда. Монашки с облегчением переглянулись.
– Сейчас ей ничего не угрожает, – произнесла сестра Дельфина. – Слава тебе, Господи!
Однако сестра Дельфина поторопилась с прогнозом. У Лизетт, измученной и вымотанной, вдруг поднялась температура. Она начала бредить. Монашки опять испугались, что потеряют ее. Одна из них постоянно дежурила у постели Лизетт. И произошло чудо: воля к жизни взяла верх. Вопреки всем ожиданиям утром она уже узнавала окружающих, радовалась солнцу, которое светило в окно. Сестра Мартина подпрыгнула на стуле.
– Тебе лучше, Лизетт? – ликуя, вскрикнула она. – Как все обрадуются!
– Где мой ребенок? – тотчас же спросила Лизетт, силясь приподняться на подушках.
– Успокойся. Ты была в очень тяжелом состоянии. Мы дважды едва не потеряли тебя.
Лизетт обвела взглядом комнату.
– Где она? – умоляющим голосом повторила она свой вопрос.
– Ее здесь нет. Это комната для больных. Мы должны, прежде всего, позаботиться о тебе.
– Умоляю, принесите мне ее! Мою любимую Марию-Луизу! Я хочу взять ее на руки. – Снова лишившись сил, Лизетт упала на подушки.
– Я знаю, она очень красивая. Я видела ее.
– Ты ее видела?
Лицо сестры Мартины мгновенно помрачнело, но потом снова приняло радостное выражение.
– Я сейчас вернусь.
Шурша полами черного платья, она быстро выбежала из комнаты. Лизетт не отрывала от двери глаз. Переполненная чувством любви, она мечтала увидеть это маленькое чудесное существо, обнять его. Все ее муки и страдания моментально забылись, словно их не было вообще.
Дверь приоткрылась. Лизетт радостно вскрикнула, но в комнату вошла матушка аббатиса – с пустыми руками. Лицо ее было угрюмо. Лизетт охватил ужас.
– Что случилось? Где мой ребенок? Она не больна? Только не говорите, что она… – Лизетт не могла закончить, голос сорвался на полуслове.
– Твой ребенок жив и здоров и находится в хороших руках. Ее окрестили Марией-Луизой, как ты того хотела. Одна из сестер проявила оплошность, показав тебе ребенка, за что будет строго наказана. Все внимание было направлено на тебя. Твое состояние внушало сестрам большую тревогу. Я знаю, матери намного труднее расстаться с ребенком, если она его хоть раз увидела. Как правило, у нас этого не случается.
Лизетт слушала настоятельницу с растущей тревогой и ужасом.
– Что вы такое сказали? Почему я не могу видеть ее? Это мое дитя! Что значит «расстаться»? Что вы имели в виду? Я хочу немедленно видеть моего ребенка!