Фонари начали слепить нас, лай собак и короткие приказы разрывали уши. Я различил не меньше двух десятков силуэтов среди деревьев. Судя по одежде, внутренняя служба безопасности. По команде одного из них безопасники принялись окружать поляну.
Как назло снова повалил снег.
– Всем оставаться на местах! – громкий приказ едва перекрикнул лай овчарок. Кольцо окружения начало сжиматься, нас теснили друг к другу.
Грасс, снова подобравшая было меч, бросила его на землю и подняла руки, словно на нее было наставлено оружие.
– Мы свои! – зачем-то крикнул Сперанский. – У нас раненые!
Мохнатая собака подбежала ко мне, с интересом обнюхала ноги, но, увидев Голову, тут же залилась истошным лаем.
– Тихо, Вергилий! – один из охранников подбежал ко мне и, потрепав за ухом, взял овчарку на поводок. – Да, волшебный он, не кипятись ты так. Нашел, нашел Голову, молодец…
Ленька зашипел на животное, словно разъяренная кошка.
– Уйди! Прочь пошел, жопа шерстяная! Ненавижу!
Чего это он так на собак взбеленился? Но спрашивать времени не было. Нас окружали все стремительнее, и по лицам безопасников я понял, что ничего хорошего нас не ждало.
А еще я заметил, что на ошейнике пса красовался какой-то светящийся предмет, похожий на брелок. Только вот свечение было магическим – не обычная светодиодная лампочка, а какой-то артефакт.
Из окружения вышел тот самый мужчина, что отдавал приказы, и обратился к нам.
– Всем назваться, по одному. Имя, фамилия, курс.
Рядом со старшим безопасником возник мужчина в кителе нараспашку. Я узнал куратора курса Мустафина.
– Это мои, – сказал он и светанул фонариком по нашим лицам. – Да, все мои. Идиоты! Вы хоть понимаете, что вас по всему острову ищут?
А потом его фонарь скользнул на голую землю. Туда, где лежали тела.
– Это еще что за…
Проглотив ругательство, Мустафин посуровел. Его тут же схватил за локоть безопасник.
– Всем стоять и не шевелиться! – Крикнул он нам и обратился к куратору. – Не они. Перваки же… А там заряд был такой, что не всякий старшекурсник выдаст… А эти просто Голову выкрали. Нужно искать дальше.
Я послушал их молчание и шагнул вперед. Один из охранников выставил вперед руку.
– Стоять на месте.
– Не надо вам дальше искать, – сказал я. – Это я сделал. Михаил Соколов, первый курс.
Голова в банке забурлила.
– Пантелеев Ленька, курса нет, приписан к Лабораториуму и нагло сворован. Но подтверждаю, этот молодчик взрыв устроил. Правда, без злого умысла…
Куратор и безопасник переглянулись. Мустафин тут же выпустил больше «Жар-птиц» и распределил их так, что на поляне стало светло как днем.
И пришел в ужас от увиденного.
– Что, черт возьми, здесь произошло?
– Боюсь, это долгая история, – ответил я. – На нас напали. Пришлось защищаться. Есть трупы.
– Я вижу, что есть трупы! – казалось, Мустафин был на грани истерики. – Кто?
– Наши однокурсники.
– Фамилии!
– Забелло, Гагарин, Меншиков, Исаев… Ронцов.
– И, судя по всему, Афанасьев, – добавил лекарь. – Николай Сперанский, первый курс.
Не опуская рук, байкерша вышла вперед.
– Анна Грасс, первый курс. На нас напали, когда мы возвращались из Лабораториума после кражи головы. Напали Забелло, Меншиков, Гагарин и Исаев. Нас они обезвредили запрещенными заклинаниями и хотели затем воздействовать на память. Им были нужны Ронцов и Соколов.
– Зачем?
– Чтобы убить.
– Голову мне не морочьте! – терял терпение безопасник. – Савва, уводим их. Допросим отдельно. И лекарей сюда надо. Небось, просто сцепились из-за Головы…
– Детки правду говорят, – подтвердил Пантелеев. – Готов предоставить подробный отчет по воздействиям. У меня в головушке все записано…
Старший безопасник продолжал взирать на нас с недоверием, да и охрана не сводила с нас глаз. Мустафин пялился на трупы, не веря своим глазам.
– Как… Как, черт побери? Даже у меня в комнате все артефакты с ума посходили – импульс такой силы… – он приблизился ко мне вплотную и понизил голос до шепота. – Соколов, что… Что именно ты сделал?
– Сам не знаю. Просто защищался. Они действительно хотели нас убить. Сказали, это был их пропуск в Орден. В Темную Аспиду…
При упоминании Ордена вся кровь отлила от лица куратора.
– Заткнись! – зашипел он и дернул меня за плечо.
Я едва не выронил банку и удивленно вскинул брови.
– В смысле…
– Говорить будем не здесь.
Мне показалось или Мустафин боялся?
– Я не смог спасти Сережу, – прошептал я. – Он погиб по моей вине.
– Позже. Обо всем – позже, – резко оборвал меня куратор и обратился к безопасникам. – Первокурсников сопроводить в Главный корпус для допроса. Рассадить в разных комнатах под «Куполами», чтобы не переговаривались друг с другом. Сюда вызвать Елагина с бригадой – пусть лекари внимательно осмотрят всех. И немедленно доложить Долгорукову.
Ленька задергался в банке.
– Я требую, чтобы меня немедленно отнесли к ректору! – Бурлил раствором он. – Сию минуту! У меня есть сведения о произошедшем, и я должен передать их лично его высокопревосходительству! Несите!
Кто-то из охранников забрал из моих рук банку, и Пантелеев молча подмигнул мне на прощание.
Я был готов сдаться. Не сопротивлялся, когда меня отвели в сторону, чтобы освободить место для работы медиков. Мустафин явно ментально с кем-то связывался, то и дело бросая взгляды то на меня, то на трупы.
Ирэн умудрилась украдкой взять меня за руку, но ее тут же отвели дальше.
А затем я услышал удивленные возгласы за спиной.
Что-то зашевелилось рядом с телами. Сначала мне показалось, что между ногами безопасников пробежала собака, но нет. Шевелилась земля. Точнее…
– Ааааарррхххххх!
Тело Ронцова задергалось, забилось в конвульсиях. Из обгорелых легких выходил воздух и… пар. Пар дыхания!
– Серега!
Не знаю, откуда взялись силы, но я оттолкнул двух охранников в стороны и бросился к другу. Сперанский тоже удивленно обернулся и, заметив движение, метнулся к Ронцову.
– Стоять! – Кричали сзади.
Мы не реагировали.
Растолкав удивленных безопасников, мы пробрались в центр поляны. Ронцов открыл глаза – на черном обезображенном лице ярко выделялись белки и зубы.
– Хрррр…. Хрррр…. Ха-тьфу!
Он приподнялся и сплюнул на землю огромный сгусток темной крови. А затем поднял глаза на меня и улыбнулся.
– Миш…
Я застыл, не зная, что делать. Все сознание верещало, что это было невозможно. Серега умер. Умер у нас на руках. Сперанский подтвердил, а он в таких делах был докой. Да я и сам не чувствовал в нем жизни…
Ронцов менялся на глазах. Под обгорелыми и рваными лохмотьями, там, где раньше были обугленные рубцы и волдыри, проступала новая кожа. Никогда не видел такой быстрой регенерации. Как в кино…
– Я, видать, вырубился, да? – Как ни в чем не бывало спросил мертвец.
– Коля, – покосился я на лекаря. – Ты же говорил, он помер.
– Он и помер. Голову даю на отсечение. Вот те крест!
– Тогда что это за…
– Понятия не имею, Миш. Понятия не имею…
Ронцов с трудом поднялся, едва удержал равновесие и, пошатываясь, направился к нам.
– Ты меня спас, Миш. Спас от них. Теперь я тебе должен.
Он раскинул обраставшие плотью руки, словно и не чувствовал боли, и попытался меня обнять. Я инстинктивно отшатнулся.
– Серег, я тебя не спас. Ты умер. И либо мы все сейчас коллективно галлюцинируем, либо…
– В лазарет его! – заорал Мустафин. – Живо! Носилки! Бегом!
Ронцов удивленно хлопал глазами.
– Да как же умер? Вот же я…
Твою мать! Что за чертовщина здесь творилась?
Я встретился взглядом со Сперанским, глянул на остальных однокурсников – все застыли в ужасе, приросли к земле, не смея оторвать глаз от Ронцова.
– Хрень какая-то, – наконец выговорил Малыш.
Грасс нервно проглотила слюну. Безопасник первым пришел в себя, резкими криками раздал команды своим людям и снова растащил нас по сторонам. К Ронцову тут же подбежали сотрудники, вытащили медицинский комплект и непонимающе пялились на зараставшие ожоги воскресшего первокурсника.
– Хорошая новость – у нас одним трупом меньше, – хрипло сказал Мустафин. – А сколько будет плохих, я не знаю. Соколов, идешь со мной. И без глупостей. Хотя сегодня я уже ничему не удивлюсь…
Где-то вдалеке смеялся Ленька Пантелеев.
– Эхехе-хе-хе, воистину воскресе! Эхехе-хе-хе!
Едва мы вошли в кабинет, Мустафин отпустил безопасников, запер дверь изнутри на ключ и направился к столу. Молча достал из нижнего ящика флягу и стакан, налил себе до краев и залпом опрокинул. А затем уставился на меня.
– Учти, я все равно выясню, как все было, даже если придется раскроить тебе черепушку. Грасс сказала правду? На вас напали княжичи?
У меня дрожали руки. Стоило оказаться в кабинете куратора, как тело, до этого выдержавшее и похищение Головы, и битву с Меншиковым, и все, что было после, словно начало разваливаться.
Меня била крупная дрожь, постоянно бросало то в жар, то в холод, да и сосредоточиться почему-то было трудно. И я не мог это контролировать. Отходняк от стресса и последствия долгого пребывания на холоде не вовремя дали о себе знать.
– Да, все было так. Они хотели провести над нами какой-то ритуал. Даже меч притащили – ну, вы его видели.
– Которым почему-то оказался заколот Афанасьев, – ответил куратор.
Я не ответил. Сдавать Грасс не собирался. Хотят получить информацию, пусть вскрывают память. Хотя Ленька все равно выложит им, как происходило дело.
– Им нужны были только мы с Ронцовым, как представители…
– Грязной крови, – продолжил за меня куратор.
– Так вы знаете?
– Кое о чем догадываюсь. Но ничего не могу сделать.
Мустафин устало опустился на стул и жестом велел мне расположиться напротив. Куратор обхватил голову руками и обреченно вздохнул.