Исхудавшая тучища заворчала, как обиженный пес.
Разочарованный дождь, бормоча какую-то колкость,
Уполз
Обратно в тучье чрево.
Все смолкло.
Лениво
Отряхивались деревья.
Безнадежно дышали прелью
Размытые ливнем
Стога.
С неба молча смотрели
Заплаканные облака.
Другая женщина:
Вечер.
Робкий ветер,
мне волосы расплескав,
осмелел —
Прядь иссиня-черного моря
прохладной рукой
Набросил земле
На песчаные теплые плечи…
Покой…
Тебя нет, нет вокруг и во мне…
С плеч долой —
в комнатушке висит на гвозде
Истертая, изношенная тоска.
… И вдруг в полусне
Деревушки полночной
Твое лицо —
Твое ли?.. откуда, как?..
Дорога свернулась кольцом…
Ты вокруг, ты во мне, ты везде…
Отшатнулась от калитки ива всклокоченная…
Пустая, как обещанье, каморка…
В тишине
Мокрый купальник тяжелые капли роняет —
Напоминание о невероятно
Далеком море…
И снова стихи…
Ты вокруг, ты во мне…
Светает.
Ты вокруг, ты во мне, ты везде, ты — всегда…
Поэтесса:
Тишина приходит с гор, с границы камня
И снегов.
Сбегает по предгорьям,
Робко выбирается из леса
На равнину.
Вечно к морю тянется,
Никогда не достигая моря.
Над водой ряды хамелеонов-рельсов —
Днем горячих, ночью ледяных —
Стерегут дорогу.
А по шпалам бродит
Пьяный грохот с топором в руке.
Размахается, наколобродит…
И панически затихнет в далеке,
Бросив между рельсов распростертое,
Обезглавленное тело тишины —
Мертвой,
словно в городе,
Где растерзана рок-групповыми «форте»,
Где зарезана ножами голосов,
Где раздавлена автомобильным колесом,
Мертвая, она валяется в ночи
Под немыми окнами квартир, где
Спят магнитофоны-палачи…
А живая тишина полей
Развалилась где-нибудь на скирде,
От жары и от безделья разомлев…
А живая тишина прибоя
Погружается в блаженство голубое,
Из прохладных волн лишь острый носик выставив…
А в утреннем лесу,
Где втихомолку сплетничают листья,
Где, судача о детенышах и брачных планах,
Коротают насекомые досуг,
Где ручей, к траве влюбленно припадая,
Что-то ей лепечет —
молодая
Тишина
Беззаботно загорает на поляне,
К счастью для себя
не зная нас.
Перерыв
Действие второе
Поэтесса:
Как-то весной
/болтали — в мае;
Девушка: Цвели абрикосы, белым-бело/
Поэтесса: Из дому сердце сбежало вдруг.
Девушка:
Вышло на улицу поутру,
Лихо вскочив на подножку трамвая,
Рукой помахало
И за углом
Пропало.
Мужчина:
Объявилось в районе вокзала.
Невозмутимо выпило квасу
Из цистерны по соседству
И купило билет до Кавказа.
Поэтесса: Вот непоседа!
Мужчина:
Потом его встречали альпинисты
Где-то на склоне каменистом,
У подножья вечных снегов.
Девушка:
Потом —
но это уже сплетни —
то ли у африкансих берегов,
то ли где-то в Австралии
его будто б видали…
Поэтесса:
Достоверно, что в конце лета
На людной площади оно болталось.
Мужчина: Тут и попалось.
Девушка:
И теперь,
В повседневности серенькой клетке,
Сердце,
Как птица,
Плачет на ветке.
Женщина:
Счастье
Принимайте в малых дозах,
Любое снадобье —
в малых дозах лекарство, в больших — яд…
Земля —
надушенная
Розовым маслом
Бесформенная подушка,
Небо —
Розовый пластик,
Завешанный
Вкрадчивым розовым пологом
Облака,
Дальше Вселенная —
Кромешно
Розовая,
И в розовой лени
Он —
Кто?! —
И я…
Но где мятущаяся душа моя?..
Розовой глиной завален ссохшийся трупик —
Наверно, растительный образ жизни ей не был показан…
В любви
должно быть что-то вокзальное —
Расстояния,
Нависшая пасть репродуктора
с полувыплюнутой угрозой
Расставания,
Суматошная смена станций назначения,
Будоражащее непостоянство дверей,
Действительность, обращенная в бред
Бессонных ночей
Кривыми зеркалами,
Жестких скамей неудобство…
Принимайте
счастье
в малых дозах?
Или?..
Белыми флагами розовые простыни
К стоптанному
Черному небу
с облупившейся розовой краской
воздеты…
Перепутал рецепты кто-то…
Счастье мое неопознанное,
Где ты?
Художница:
Апельсины?
Признаю лишь марокканские,
Пламенеющие вроде
Солнца в закат…
Будто?
Из-за серого дома
Лениво выкатилось
Малокровное солнце —
Желтоликий
Кривобокий уродец,
Зябко кутающийся в затасканные
Облака…
Не люблю севера,
где тихое, робкое
Солнце
словно теплом беременно —
Да никак не родит.
Я люблю, чтоб субтропики
И вне меня —
Не только внутри.
У меня в груди
Горит,
Сочась алым светом, словно ободранного
Солнца мякоть —
Сердце закатное —
Знаменосец вечного лета.
У меня и из глаз два солнышка смотрят.
Точнее, затмения солнца —
Светятся
Вокруг лун зрачков, бесстрастных, как Будды,
Лучей золотистых два ореольца.
А если на море побуду —
Так и загар у меня оранжевый.
Люблю, встав пораньше,
По-братски —
подставив солнцу спину,
Глазами —
Греть море, застывшее за ночь…
Гляди-ка!
Пустырь перед домом
с утра
Нежно-апельсиновый,
Словно содранная с солнца
кожура.
Поэтесса:
Ходят слухи, что Днепр чуден.
Разве?
Пожалуйста, вот он во всей красе —
Издалека удручающе сер,
А вблизи и вовсе грязно-
Бурый…
Обидела?
Не обессудьте —
Я не люблю рек…
За что?…
За односторонность течения —
ненавистную
Подчиненность заданности миропорядка,
За навязчиво тихие пристани,
За пресмыкание перед плотинами
И опорами
Мостов,
За насквозь лживый,
лицемерно скрывающий тот берег
простор…
/Горные реки?
Это не реки,
это бешено пульсирующая кровь гор,
Где к вершине,
С бернсовским и сарояновским рядом
Ржавой звездой прикноплено мое сердце…/
Ох уж этот Днепр!
Позорит небо,
Из кожи вон лезущее,
чтоб, отразившись,
подсинить серое…
А хуже всего в Днепре
Его раздражающая покорность…
Глядите,
нахальную щепку,
разлегшуюся у самой воды,
с пассивного пляжа,
приговоренного к вечному сну,
Не осмелится слизнуть…
А этот безвольный песок,
тысячелетие назад забывший
свою бытность камнем…
Не люблю рек.
Вид реки
вызывает у меня лишь неистовую тоску по морю.
Другая женщина:
Маленький,
несчастный,
запуганный
живой комочек…
Пытаюсь понять, где ты его держишь.
Может быть, в заднем кармане джинсов?
Перекладываешь ли его из костюма в костюм, когда их меняешь?
Вечерами,
ложась спать,
наверно,
вынимаешь его
И кладешь на тумбочку рядом с кроватью —
Вместе с часами
и книгой, которую читаешь на ночь?
А, может, ты забыл о нем —
И оно,
Заброшенное,
Пылится в кармане старой куртки,
Которую ты давно уже не носишь…
Художница:
Ночью —
во сне —
все птицы сини.
Я выступаю в кошачьем амплуа и крадусь —
охотиться за ними —
В соседний двор,
На крышу необитаемого дома, предназначенного на слом…
Но однажды сама,
спасаясь от кошки,
села кому-то очень большому
на цепкую ладонь,
И наутро меня —
с перевязанным крылом —
Поселили
В клетке из серебряных мелодий Россини…
Поэтесса:
Птицам
Клетки
вовсе не противопоказаны —
Скорей, наоборот.
Живут, жрут, жиреют — правда, не летают —
Зато им не приходится принимать решений,
Искать пищу и кров…
Художница:
В хрустальных вазах
Скорчилось сено…
А были маки —
с сочных лугов