– Милая… Прости, нам очень долго делали визу. И то, если бы не ходатайство генерала…
– Какого генерала… мам…
Она ничего не понимала. Она плакала от счастья, стараясь, как можно меньше двигаться, сотрясать грудной клеткой.
– Пап… мам…
Отец, что прятал в глубине глаз непривычный блеск непролитых слез, порывисто подошёл к её кровати, крепко и надолго прижался к её лбу сухими губами, выказывая им то, что не в состоянии облечь в слова.
– Помни, доча, я тебя люблю… Очень люблю, но…
Уже позже Саша поймет, что означало отцовское «но» в тот день. Когда вся правда о деньгах на счету, о связи с сомнительными личностями и происшествием на яхте всплывет, а также после долгого разговора Вадима Сергеева с неким Алексеем Александровичем Лаковым, её любимый папочка примет одно из самых тяжелых решений в жизни, которому Саша так и не сможет найти объяснение. Он объявит ей бойкот. Да-да, папа, которого она боготворила, любила больше всех из родных, чего уж тут греха таить, оскорбится на ложь дочери. На то, что она затеяла «непотребство».
– Неужели ты думала… – позже, когда её уже выпишут, и она будет сидеть на кухне крестного, Вадим, скрестив руки на груди и гневно сверкая глазами, начнет с придыханием выговаривать дочери: – Неужели ты на самом деле думала, что мы примем от тебя деньги?
– Пап…
– Не папкай!
Она никогда не видела отца таким злым и разгневанным.
– Пап, я хотела как лучше…
– Ты меня обманула.
Вот так просто. И одновременно нелогично.
Её папочка обиделся на то, что она заработала деньги им на жилье, солгав ему.
Саша даже боялась думать, в каком свете отцу видится её выходка.
– Мам… поговори с папой…
Ей было тяжело от одной мысли, что папа не желает идти на мировую.
Мама качала головой.
– Ты думаешь я не разговаривала? Разговаривала. Не приводила ему доводы? Приводила. Множество. Разных. Говорила, что ты находилась в отчаянии и пошла на это ради семьи. Ради нас. Что ты чувствовала вину из-за того, что мы остались без жилья… Саша, ты знаешь своего отца. Он упертый, как бык. Кстати, в этом вы очень схожи. Ничего, Сашуль, перебесится. И успокоится. Ты же его девочка… его дочка…
При выражении «его девочка», там, в груди, где теперь билось новое сердце, полоснуло знакомой болью, которую Саша мгновенно задавила.
Не сейчас…
Кстати, папа так и не сменил «гнев на милость». Несмотря на то, что прошёл год, и, казалось бы, уже давно все слова были сказаны, а обиды должны быть стереться.
Нет.
Стоял на своем.
– Я хочу познакомиться с твоим… как его… Осетином.
Саша прикрыла глаза.
– Папа, я не знаю, где он.
– Оооочень интересно.
– Папа…
– Объявится «женишок», сообщи.
И к черту то, что, благодаря «женишку», Саши была проведена сложнейшая и дорогостоящая операция.
О другой стороне того, что произошло на яхте Баянова, Саша узнавала по крупинкам. Все словно сговорились и ничего не желали ей рассказывать. В отношении родителей понятно, они и сами знали лишь то, что им сообщили. И опять же – в какой форме сообщили.
Первое, что интересовало Сашу – жив ли Олег.
Ей постоянно снились сны, в которых она вновь и вновь видела, как в его тело входят пули. Одна за другой. И как он заваливается на спину. Дальше – темнота. Саша каждый раз просыпалась в поту, беззвучно плача во сне. В конечном итоге, ей пришлось выписать антидепрессанты, иначе девушка самостоятельно с бессонницей и приходящими кошмарами справиться не могла. Волнение и ночной стресс ей были строжайше противопоказаны.
Единственный, кто мог ей более-менее внятно рассказать об Олеге, был Григо. Позвонить из Германии у неё не было возможности, пришлось ждать возвращения в Россию.
– Египетские напастия, Сергеева, ты жива!
– Прикольное выражение, Гриша. Привет.
– Привет! Ты где? Что ты там натворила, Шурик?
– Гриша, а ты можешь приехать ко мне? Вернее, к крестному. Ну, ты понял меня.
– Шурик, ты серьезно считаешь, что твои родоки пустят меня на порог?
– Пустят, Григо. Я позабочусь.
Пришлось подключать маму. С папой разговаривать было бесполезно. Тот демонстративно хлопнул дверью, уйдя на работу раньше положенного на два часа. Он устроился работать на «скорой», и родители поговаривали, что, как только Саше станет легче, они переедут на съемную квартиру. Крестный ворчал, говоря, что их присутствие не обременяет его, но Саша понимала стремление папы уединиться. Жить у бывшего соперника, пусть и близкого человека, сложно.
Григо явился с огромным букетом гербер.
– Ого. Неприподъемный. Нужна не ваза, а ведро.
– Во-во. Где у вас тут можно заныкать ведро?
Мама находилась дома, поэтому принесла его без лишних вопросов, тоже понимая, что подобную красоту в обычную вазу не уместить.
– Здравствуйте, Вера Анатольевна.
– Привет, Гриша. Рада тебя видеть.
Мама испекла пироги и, быстро накрыв на стол, ушла, чтобы не мешать разговору.
– Гриш… Ты знаешь, о чем я хочу спросить.
Саша не стала ходить вокруг да около.
Молодой человек скривил губы, и на мгновение ей показалось, что в его глазах промелькнуло разочарование.
– Знаю, Сергеева. Об Осетине, правильно?
– Да.
– Что именно тебя интересует?
– Он… – Саша сглотнула, чувствуя, как от тревоги и от страха её начинает мутить, – … живой?
Гриша даже хмыкнул и скрестил руки на груди.
– Конечно! С чего ты решила, что Белосов мертв? Он тертый калач, и без защиты не полез бы в пекло. Да, шкуру ему в очередной раз попортили, но, по моим последним данным, он жив и почти здоров.
Саша на секунду прикрыла глаза, борясь с обрушившимся на неё облегчением.
Жив…
Остальное… не важно?
– Почти здоров?
– Говорю же, получил он там пару новых дырок, но не смертельных. Броник его спас.
Саша вспомнила тот роковой день. Разве на Олеге мог находиться бронежилет? Сомнительно. С другой стороны, сейчас технологии шагнули настолько далеко, что о многих разработках простые обыватели не то что не знали, они даже не могли предположить, что подобное возможно.
– А что… ещё ты знаешь?
– Слушай, Сергеева, – Григо усмехнулся и потянулся за куском пирога. – Я говорить тебе ничего не буду. И не обижайся на меня. Я сам мало, что знаю. А сплетни передавать не могу. Да и не хочу. Осетин наделал немало шума. Там крутые зачистки начались. И вообще, он оказался героем. В прямом смысле.
Саша крепко сжала губы, борясь с противным ощущением слезливости. Слезы оказались предательски близко. Ещё чуть-чуть, и она расплачется.
Истолковав её молчание по-своему, Григо продолжил:
– Ему даже медаль всучили.
Слова про медаль вывели Александру из ступора.
– Какую медаль?
– Ей, Шурик, ты меня слушаешь? Или только улавливаешь край информации?
– Гриша, не паясничай. Расскажи толком. И да, помни, пожалуйста, что перед тобой сидит человек, напичканный медикаментами, поэтому малость заторможенный.
– Кстати, ты клево выглядишь!
– Спасибо. Так что там с медалью?
– Что-что. Говорят, что на груди твоего Белосова красуется медаль «За заслуги перед Отечеством». Я не шутил, когда говорил, что он герой. На этом, Сергеева, всё. Я, конечно, понимаю, что ты девочка, и как бы к нему испытываешь теплые чувства, но, знаешь ли… – тут он замялся. – Я тоже не каменный. И ты мне тоже нравишься.
Саша сделала вид, что не услышала последнюю фразу.
– Гриша, я знаю, как ты рисковал со мной. И очень благодарна. Как тебе пироги?
– Шикарные.
Она сознательно перевела тему. Информацию про Олега необходимо «принимать» дозированно. Иначе последствия могут быть непредсказуемыми.
Главное, он жив.
А остальное…
Саша соврала бы прежде всего себе, если бы сказала, что она не ждала его. Звонка. Появления. Хоть какой-то весточки лично от него. Того же смс-сообщения. Она часами гипнотизировала телефон в надежде, что он зазвонит. Не мог Олег, находясь в здравии, игнорировать её. Не мог! Всё её естество противилось этой мысли, которая отчего-то казалась девушке кощунственной. Или просто Саша надеялась, что у Олега к ней более сильные чувства, чем симпатия? Если это не так, какой ему был резон помогать ей?
Всю масштабность произошедшего объяснил ей другой человек.
Саша уже выходила на улицу, и в тот день прошлась до небольшой парковой зоны, разбитой за домом, в котором родители сняли квартиру. Солнце грело, и не скажешь, что на календаре отметился октябрь. Девушка, почувствовав признаки усталости, опустилась на скамью и вытянула ноги.
Хорошо. Тепло. Сейчас она немного отдышится и пойдет дальше. Врачи ей рекомендовали много гулять.
– Можно присесть?
Саша невольно вздрогнула, услышав рядом приятный мужской голос. Она открыла глаза и увидела перед собой одетого в строгое полупальто высокого мужчину лет шестидесяти пяти, с густыми седыми волосами. Она не слышала его шагов и немало удивилась.
Ещё больше Саша удивилась, когда заметила, что мужчина не один. В трех-четырех метрах от него застыли трое амбала в таких же коротких черных пальто.
– Добрый день, – осторожно сказала Саша, подбирая ноги под скамью. Захотелось встать и уйти, но она уже догадывалась, кто перед ней.
– Надеюсь, я вам не помешал. Меня зовут Алексей Александрович Лаков. Не смог сдержать любопытства и захотел лично познакомиться с вами, Александра. Что ж… Вы красивая. Теперь я понимаю Олега, что в одночасье из-за вас переиграл долго и тщательно планируемую операцию. Вы можете представить наше удивление, когда он вышел на связь и заявил, что ему нужна срочная трансплантация сердца? Я даже испугался. Не поверил. Решил, что именно ему нужна операция. Оказалось, что одной красивой, но, к несчастью, больной молодой девушке. Что ж… Увидев вас лично, я могу сказать, что понимаю Олега.
Зато Саша окончательно перестала что-либо понимать.
С Алексеем Александровичем они провели несколько часов. В основном, говорили не спеша и на отстраненные темы. Если Саша задавала более конкретные вопросы, то Лаков умело от них уходил. Он сообщал Саше только ту информацию, которую считал нужной, не более. Умный мужчина, прошедший долгую школу жизни.