Варлам взял новый лист бумаги, и вараны с павлинами снова набежали, но он отодвинул их локтем.
варлам… вамрла… варал… ваал…
Тик-тук-тук.
Если вымарать имя, жизнь тоже вымарается, станет чистой, новой. Так работают души – по принципу замещения. Я вымарал маму, потому что она уже неживая. Я вымарал Адриана и Влада, чтобы они не могли коверкать мое имя, меня. Я вымарал всё и вставил варанам обратно глазки. Павлин так и будет – без башки, как голый.
Тик-тук-тук.
Уважаемый Н. Ч.,
сообщаю, что донор для Короля Кварталов подобран. По прибытии донора в Аукционный Дом я проведу все необходимые предварительные процедуры.
И все же послушайте! Вы решили подарить Адриану душу, и я смолчал. Не сразу, но смолчал. Вы распорядились провести операцию сразу после торгов, вместе с нашими почетными гостями, которые, между прочим, за такие почести нехило доплачивают. Но допускать Короля Кварталов на Аукцион в формате +1? Да и с кем, ради Прогресса! Вам лучше меня известно, что Даниил Краевский, он же Данте, – отщепенец и его присутствие может спровоцировать конфликт и бросить тень на нашу репутацию. Это вызовет недовольство Власти: и Совета, и Управленцев.
Я понимаю, Вы рассчитываете вывести отношения с Кварталами на новый уровень. Но отщепенец? У нас в А.Д. е?
Да и вообще, я убежден, что нельзя пускать квартальных псов в наш А. Д. Если Вы решили даровать им душу, давайте хотя бы не станем провоцировать общественность.
Иначе я откажусь работать! Решительно откажусь!
Все было почти готово. У Варлама дрожали руки. Ассистенты видели нервические подрагивания его кисти, когда он подписывал акт о завершении процедур по подготовке душ к пересадке. Му-ха-ха. Нетерпение сжимало внутренности, Варламу казалось, он не дотерпит до торгов – сойдет с ума окончательно. Большую часть времени он проводил в операционной, натирая и наглаживая Умницу-616, которая равнодушно принимала ухаживания. Варлам постоянно разговаривал с машиной, и ее молчание было для него участливым.
Рада требовала отчета по донорской душе для Короля Кварталов, но Влада все еще не было, хотя Варлам не сомневался: он придет. Люди боятся смерти, потому что она им непонятна. Варлам раньше тоже боялся: просыпался среди ночи от выстрелов, которых не было, думал о том, как много он тащит за собой маминого. Лекарства Варламу помогали. Он лишал себя энергии, безграничного энтузиазма и вдохновения, но под таблетками отступали галлюцинации, бред, нервные тики. Перед Аукционом Варлам подписывал Договор с болезнью и с мамой – на удачу. Пускай симптомы возвращались не полностью, он все равно горел изнутри: Варлам видел по своим глазам, по тому, как отзываются в нем слова и действия окружающих. Во ввалившихся щеках, набухших мешках под глазами он угадывал мамины черты. Позавчера Варлам перепутал вилку со скальпелем и непонятно, как не отрезал себе язык. Тик-тук-тук. А вот смерть его давно не пугала, страшнее было лишиться реальности, увязнуть в собственной голове. Чувства тоже порой по симптоматике напоминают сумасшествие, и люди могут забыть даже об инстинкте самосохранения. Н.Ч. считал это качество одной из ценнейших характеристик душ – чем искренней самопожертвование, тем на порядок качественней душа. Варлам не сомневался, что рано или поздно Влад появится.
Он еще в школе был добрее остальных. Но, как и все добряки, которых угораздило родиться в Кварталах, Влад изо всех сил это скрывал. Быть добрым в Кварталах неудобно, приходилось подстраиваться. Влад не лез в драки, но, если напрашивались, – бил от души. Они с Адрианом всегда ходили вместе: один – ужасно громкий и раскаленный, другой – спокойный и скучный. Если бы не Влад, Адриан наверняка успел бы забить Варлама до смерти.
Раз в неделю в школу привозили настоящее молоко, эту традицию соблюдали почти все Короли, потому что в школу и дети Свиты ходили. Варлам хватал свой пакетик и мчался в здание, забивался под лестницу на второй этаж. Как-то он несся так быстро, что на входе влетел во Влада, впечатался прямо ему в грудь. Пакетик лопнул, и молоко, такое же белое, как и кожа Влада, залило всю одежду. Влад тогда поморщился, зыркнул злобно, молча воткнул свой пакетик с молоком Варламу в руки и ушел. Варлам запомнил тот случай, и хотя с тех пор Влад еще не раз проехался по физиономии Варлама, все равно он остался добряком.
Варлам снова закончил работать последним. Он хотел провести в лаборатории ночь, но пришла Рада со своими записочками от Н.Ч.
иди домой.
Пришлось убраться. Ночь стояла прохладная, и Варлам передернул плечами, поглубже зарываясь в пиджак. Он надевал салатовый перед Аукционом. За Варламом давно никто не гонялся, но он всегда сначала мысленно прощупывал свой путь. Идти недалеко: вдоль набережной, свернуть налево через сквер, до стеклянной свечки. Водителя на днях Варлам послал к черту, и тот действительно убрался, пришлось ходить пешком. Варлам не помнил, когда в последний раз заправлял кровать или мыл посуду. В бутерброде, который он бросил на кухне, наверняка зародилась новая жизнь. На время подготовки к Аукциону Н. Ч. не присылал к Варламу домработницу, чтобы по его окончании оценить масштаб катастрофы. Возможно, они с Радой делали ставки.
Варлам досчитал до десяти, потом в обратном порядке и уже спустился вниз на две ступени, когда увидел Влада. Влад шел, воровато озираясь по сторонам, сильно натянув капюшон и по привычке огибая пятна света от фонарных столбов. Влад старался держаться в тени, но даже так он казался неприлично светлым. Варлам засмеялся.
Когда-то он каждый день крался по школьному двору, чтобы не нарваться на Адриана раньше времени. Каждый день. Сейчас Варлам впервые был по-настоящему на своей территории.
– Все-таки добряк, – пробубнил он себе под нос.
Варлам неторопливо спускался по лестнице (он вдруг распрямился и будто стал выше на несколько сантиметров, как всегда, когда чувствовал, что план удался), Влад ждал внизу.
– Долго разбирался с пропуском, – сказал Влад, не поднимая головы.
– Донорам ведь оформляют срочный?
Это правда. Стоило подать заявление на добровольную передачу души, как пропуск выписывался моментально. На особых условиях, ясное дело, но тем не менее.
– Ты думал, мне дадут сделать донорский пропуск? На ринге сразу бы Данте заложили.
– Держать он тебя будет, что ли? – Варлам осекся почти сразу. Кто знает этих квартальных: привязали бы, заперли, что хуже всего – донесли Королю, а тогда ничего не сработает. Нет, по-другому и правда никак. Варлам махнул рукой. – Поздно. Переночуешь у меня.
Прохожих почти не было. Только дежурный отряд ударников прошел мимо.
– Ждем трансляции! Ух, скоро начнется! – выкрикнул один из них, обернувшись.
Ударники (в темно-синих костюмах, с пластинами, которые подобно чешуе броненосца плотно прилегали к груди, спине, ляжкам, взбирались по хребту на затылок и закрывали маской часть лица и шею) обожали торги, и все знали Варлама в лицо. Влад ощутимо скукожился, и Варлам придержал его за локоть, чтобы не ломанулся куда не надо. Под ногами не чавкали окурки и харчки, машины шумели едва слышно, тарахтение байков не рвало уши, а самое главное – никакого топота маленьких крысиных лапок в стенах домов, никаких попискиваний по углам. На ночь большая часть горожан уезжала из центра, и Город ненадолго стихал.
– Не бывал в Городе?
– Это было давно. – Влад хмыкнул. – Зато ты вписался.
Повисла пауза, которую нарушали лишь их негромкие шаги. Варлам завернул к одной из высоток. Он не любил приходить домой, потому что в этом же здании жили Тобольские. Каждый раз, проходя мимо личного лифта Тобольских с голограммой их (еще полного) семейства, Варлам вспоминал, как тот промах чуть не свел его с ума. Столько работы – и впустую, образцовая донорская душа – на помойку.
– Почти-почти, – пробормотал Варлам себе под нос.
Они стояли в просторной парадной, и Влад водил мыском по мраморному полу, вырисовывая тонкие линии трещин на камне. Лампочки на висящих под потолком люстрах приглушили, и парадная увязла в мягком свете. Роботы-уборщики елозили щеточками, душно несло лилиями. Парадная смердела ими круглогодично с тех самых пор, как не стало старшей дочери Тобольских. Варлам не отводил взгляда от лифта, стоял как вкопанный. Голограмма откровенно его разглядывала, осуждала и порицала вслух – жужжание пробралось через ухо в голову.
замолчи. замолчи. замолчи.
Раздался короткий сигнал, и двери лифта разъехались. Варлам рванул внутрь, подальше от семейства Тобольских. Влад долго не решался зайти (он вряд ли когда-нибудь видел лифт), и Варламу пришлось нажать на кнопку удержания дверей. Привычный ритм подъема домой нарушился, и у Варлама запотело под мышками.
– Давай! Что ты встал!
Влад сначала с опаской просунулся внутрь наполовину. Обычный лифт. Самый обычный, с зеркальными стенками и экраном управления.
Варлам еще раз нажал на кнопку:
– Черт-черт! Шевелись, ебаный ты ишак!
Двери почти закрылись, но Варлам успел нажать на кнопку последний, третий раз, схватил Влада за рукав и втащил в лифт. Панель мигнула красным, и искусственный голос выдал:
– Варлам Кисловский, вам выписан штраф за нарушение запрета на обсценную лексику.
– Вот же блядство.
– Варлам Кисловский, вам выписан штраф за нарушение запрета на обсценную лексику.
Варлам стянул перчатки и прикоснулся вспотевшими ладонями к щекам.
– Ох, Прогресс, за что?
– Штраф за чё? – Влад мотал головой, пытаясь разобрать, кому принадлежит голос.
– За ругательства, Влад. В Городе запрещено ругаться.
На нужном этаже лифт, распознав лицо Варлама, выпустил их.
Квартира Варлама пыталась жить самостоятельно, но Варлам перед Аукционом не только бросал пить таблетки – еще он вырубал всех роботов-уборщиков и домашний монитор управления, задергивал плотные желтые шторы. Воздух скомкался, пованивало человеческой затхлостью, будто кто-то успел умереть и подгнить, и скисшим холодильником. Варлам перешагивал через разбросанные костюмы и шляпы, Влад пробирался следом.