– Собакам ничего не давать!
Лиса и про-пес одновременно обернулись на ударника, стоявшего неподалеку.
Про-пес зарычал, но попятился, пригнув шею и прижав уши, – демонстрация покорности. Лиса спрятала бублик в рукав. Ударник отвернулся и, присвистнув псу, пошел в другую сторону. Лиса разжала пальцы, бублик упал на землю. Про-пес поймал его взглядом, затем уставился на Лису, ощерился. У Лисы гулко забилось сердце, она пододвинула бублик ботинком. Про-пес повертел головой (от Лисы к удаляющейся спине хозяина), торопливо клацнул челюстями и, подхватив бублик, побежал к ударнику. Про-псов выводили с конкретной целью: они обучены по команде рвать людей не раздумывая, бросаться на защиту хозяина – под пули, под нож, под что угодно. На первый взгляд они мало чем отличались от роботов, обслуживающих Город, но вот появился бублик – и собачья сущность перевесила.
– Пропуск! – Лиса не сразу поняла, кто теперь на нее рявкнул. Еще один ударник стоял прямо перед ней с протянутой рукой в кожаной перчатке. Лиса достала телефон и отсканировала код пропуска. Ударник несколько секунд вглядывался в экран. – Почему не через северный?
вот же отстой.
– У меня свои дела в Кварталах. – Лиса старалась, чтобы голос звучал развязно и уверенно, хотя чувствовала, что вокруг вот-вот потемнеет. По идее, ударники не должны докапываться. Мало ли из-за чего она едет в Кварталы: ширнуться, проиграть все карманные деньги. Пусть думают что угодно, им нужно только позволить ей пройти.
– Через северный оно было бы комфортней. – Ударник пожал плечами и ткнул в зеленую кнопку пропуска.
Лиса скомканно улыбнулась и пошла к воротам. Если посмотреть наверх, края Стены все равно не видно. В воротах была небольшая дверь, вокруг которой опять же стояли ударники с про-псами. Лисе показалось, что один из про-псов при виде нее вильнул хвостом.
– Ваш пропуск действителен в течение суток. Помните, в случае отсутствия заявки на продление пропуска по истечении срока визита мы будем вынуждены начать поисковую операцию, – проскрежетал искусственный голос вдогонку.
На стороне Кварталов Лису накрыл полумрак. Солнца не было видно из-за плотных облаков, горели только две люминесцентные лампы, установленные прямо у входа в коридор. Фонари, растянувшиеся вдоль дороги, не работали, и толку в этом вязком сумраке от них не было. Везде, куда дотягивался взгляд, жались к земле, жались друг к другу блеклые дома. Дома переплетались в каменный лабиринт, тут и там сверкали желтым светом окон, пыхтели дымом печных труб. Лиса часто представляла себе этот момент – первые шаги по свободной земле. Она воображала что-то торжественное: как будет уверенно идти по улицам, сделает глубокий вдох, и легкие наполнятся бунтом. Вот только Лиса не шла, а кралась по дороге, дышала поверхностно и неровно, кисло-сладкий запашок прилипал к небу, когда Лиса открывала рот. Она вздрагивала от каждого резкого стука, крика, визга – неясно, шумели люди или животные, может, все вместе. Лисе мерещилось, что рядом мелькают силуэты – шустрые и крупные, но не кошки. Все вокруг громыхало, трескалось и пищало, и у Лисы кружилась голова. Город тоже был шумный. Центр напоминал улей, где жужжание сопровождало бурную деятельность или ее имитацию. Лиса думала, что этот организм и без людей выживал бы прекрасно, что все они живут в брюхе механического чудовища, которое медленно их переваривает. Но Кварталы обрушились на нее своей мелодией хаоса, и Лиса (с ее безупречным слухом) еле сдерживалась, чтобы не броситься обратно в темноту коридора в Стене. Чем ближе она подходила к домам, тем громче становились звуки, а к запахам примешивались новые, не менее отталкивающие нотки. В одном из заведений с надписью «Крыса-сносно» пахло жареным мясом с оттенками затхлости и брожения, поэтому Лиса еле сдерживалась, чтобы не зажать рукавом нос. Когда Яков умирал, его тело гнило, сжираемое неприжившейся душой. В больничной палате, где лежал разлагающийся учитель музыки, воняло трупом, но даже тогда Лисе было не так тошно, как сейчас.
В очереди говорили, что дорога от западного поста как раз ведет в район «с развлечениями». Поскольку большинство горожан тащится в Кварталы именно через западный пост, неподалеку от него разместились все местные заведения, которые могли заинтересовать городскую публику. Лиса не знала, с чего начать. Она старалась не останавливаться, не сильно пялиться на прохожих. Горожан было много, их нетрудно узнать по одежде: все чистое, нерваное, обычное, а если всех местных свалить в кучу, получится пестрая драная масса. Люди выглядели по-разному свободными, и это притягивало – нестерпимо, как Валечкин вишневый пирог, который можно было нюхать, приподняв краешек полотенца, но никогда – пробовать до ужина. Лиса залезала под полотенце почти всей головой, и дышала сахаром с вишней, и глотала слюну – хотелось откусить от пирога хоть кусочек. Точно так же Лисе хотелось сравняться с местными, несмотря на волнение, заявить: вот она я. Лиса подвигала культей в перчатке, помедлила, потом освободила страусиную лапищу от протеза, швырнув его под ноги. Она пошла дальше, по привычке демонстративно прижав искалеченную руку к груди, но на нее почти никто не таращился. Люди останавливали взгляд на лице, разглядывали черную мешковатую куртку, цеплялись за обрубок, и их глаза быстро соскальзывали дальше, вниз, к хорошо проклеенным, блестящим ботинкам. Лиса погладила тугую зарубцевавшуюся кожу и почувствовала себя лучше, квартальный воздух стал легче.
Лиса свернула под первую попавшуюся вывеску, на которой значилось «В морду». Освобожденная от протеза рука придала уверенности, и Лиса решила испытать удачу. Она пробралась сквозь вращающиеся двери – они неохотно скрипели, и Лисе пришлось приложиться к ним как следует, чтобы наконец протолкнуться. Внутри – жарко, высокие потолки, и свет практически не доставал до столов. Длинная барная стойка, немного людей за близко стоящими друг к другу столиками, у стойки желто-серая собака вся в кудряшках. Пес еле-еле приоткрыл один глаз, наблюдая за Лисой, пока та мостилась за свободный столик – удивительно довольная.
слава прогрессу, не бордель.
– Лапочка, что будешь?
Лиса подняла голову и почти уткнулась в бледную, выпрыгивающую из декольте грудь. Официантка зачем-то очень низко склонилась над Лисой, ее длинные рыжие волосы подметали столик, но она улыбалась, и улыбка ее обещала, что сегодня ты непременно любимый гость.
– А что есть?
– Ох, лапочка, прости. – Официантка сочувственно покачала головой и положила на стол бумажное (кто бы мог подумать!) меню.
Лиса провела рукой по заламинированной, липкой, заляпанной картонке. Изображений блюд и напитков не было, как и состава, и подсчитанного БЖУ.
– Ну, мне…
Лиса беспомощно ерзала глазами по меню. Она терпеть не могла выглядеть глупо. Еще в детстве Лиса раздражалась каждый раз, когда у нее что-то не получалось. Она сгорала от стыда и неловкости, и это дурацкое ощущение жгло щеки, уши и под затылком. Обычно люди, конечно, не замечали ни мелких оплошностей Лисы, ни ее несоразмерного смущения, но вот Яков не забывал воткнуть пару шпилек ей прямо в глаз, поэтому Лиса дергалась – по привычке. Она тыкнула пальцем в первое попавшееся наименование – «Нокдаун»:
– А вот это?
Официантка обернулась, посмотрела куда-то в угол зала, и ее улыбка еще потеплела. Лисе подумалось, она вот-вот притянет ее к пухлой груди и пожалеет, как глупое заблудившееся дитя.
– Лапочка, это для смельчаков. История, кстати, зашибись. Я как-то говорю Данте: «Давай запустим твой коктейль – фишку народ оценит». А он мне: «Элечка, для тебя, только для тебя сделаю». – Элечка то и дело поглядывала в сторону, пригнулась к Лисе еще ближе, шепнула почти заговорщически: – Так и сказал. Да. Но ты молчи, лапочка. Данте не любит говорить… О нас.
Лисе хотелось поддержать Элечку, кивнуть или ляпнуть что-то ободряющее, но она понятия не имела, кто такой Данте и почему эта история должна ее впечатлить.
– Данте? – недоуменно пробубнила Лиса, и Элечка в ответ оторопело тряхнула рыжими прядями, ее грудь тоже всколыхнулась – возмущенно.
– Ну да! – хихикнула наконец Элечка. – Лапочка, ты откуда такая вывалилась? Вон же сидят. – Она махнула рукой в сторону большого стола в центре зала. За столом – несколько мужчин и две женщины, и ни у одного на лбу не написано, что он Данте. – Отмечают. Я слыхала, будто подопечный Данте все-таки кокнул. Короля-то. Пока слухи ходят, но, думаю, скоро вздернут перед Дворцом за лодыжки свеженький труп и власть официально сменится. Больно Данте довольный.
Лиса о Кварталах знала то, что положено знать горожанам: есть Король, есть Свита, его ближайшие помощники. Власть в Кварталах менялась часто, но как – ей не объясняли. Лиса запуталась в кровавых деталях, и только имя Данте четкой ритмичной дробью врезалось в сознание – странное, отдающее Городом прозвище.
– Ты совсем облунелая ходишь. – Элечка покачала головой. – Проваливала бы ты обратно, лапочка. Когда новый Король объявится, здесь такое начнется! Несколько дней штормить будет. – Она откинула назад волосы, и они зацепили со стола крошки, пошла к барной стойке, выкрикнув: – Ждан! «Нокдаун» городской! Живее!
– Элечка, та ты не ори, надорвешься! – отозвалась торчащая из-за стойки лысина.
Лиса думала, что Свита – это кучка головорезов. Огромные, злобные, проспиртованные, прокуренные, пропитанные кровью. Она буквально слышала их хрипящие голоса, кожей чувствовала скользкие взгляды. В ее воображении Король Кварталов (обязательно очень жуткий) вместе со Свитой забивал людей палками и кромсал глотки под глубокое тоскливое легато. Она настукивала основную партию пальцами правой руки по столешнице.
Chopin. Nocturne in E-flat major, Op. 9, No. 2
Такт 12/8 1/8си |
1/4соль* 3/8соль фа соль 1/4фа* 1/4ми, 1/8си |
1/4соль группетто (ре, до, си, до) 1/4до 1/8соль 1/4си* 1/4ля 1/8соль |
В детстве Лисе и Лилит, как и всем детям горожан, рассказывали о Кварталах нехотя, зловещим полушепотом, страшно выпучивая глаза. Взрослые твердили, что слухи – не сказка и что реальность в Кварталах жестокая. Разглядывая недружелюбные улицы, вздрагивая от каждого звука, Лиса понимала, что настоящая жизнь в Кварталах переплюнула все детские страшилки. И все-таки она отличалась от ее представлений. За большим столом посередине бара «В морду» сидела Свита, и эти люди не походили на тех, что Лиса еще маленькой девочкой нарисовала у себя в воображении. Злобные мужики в наколках (еще и лысые) правда были. А еще за столом с увесистыми кружками сидели две девушки в широких штанах и таких же широких струящихся плащах. Они громко хохотали, вытягивая под столом длинные ноги в поскрипывающих тяжелых ботинках. Крошечный человек, лицо которого пряталось за спутанной челкой, ковырялся в металлической коробке. И среди них еще один – в отутюженном костюме и широкополой шляпе, с ровно подстриженной бородой и прямым, слишком правильным для здешних мест профилем. Этот последний вписывался в квартальные декорации и одновременно сильно из них выбивался. Лиса нахмурилась. Все в его движениях – в том, как он чуть склонял голову, негромко посмеиваясь над словами соседей, как то и дело поправлял лацканы пиджака, – кричало о Городе. И если был в Кварталах человек с необычным именем, с явно весомой для местных репутацией, то это был он. Данте. Так Лисе показалось. Когда Элечка проскандировала на весь зал название коктейля, предполагаемый Данте вцепился взглядом в посетителей, медленно сканируя каждого, пока не