Н.Ч. протолкнул носик иголки в дырочку, протянул вниз, не до конца, скользнул в такую же по диагонали, зацепил петлю и затянул, спрятавшись обратно в первой. Вступительный стежок – самый приятный, тугой.
Аплодисменты не вялые, скорее осторожные, такого на Аукционе еще не видели и уж точно не планировали.
Свет прожектора слепил, Адриан морщился и матерился сквозь зубы. Он не видел толпу перед собой, но слышал редкие хлопки. Данте стоял рядом, вертел головой, искал кого-то. Адриана будто голой жопой усадили на крысиное гнездо, все сжималось то ли от страха, то ли от щекотки, то ли опять тошнило.
– Во имя ук’епления д’ужбы между Го’одом и Ква’талами основатель нашего до’огого Аукциона ’аспо’ядился п’едоставить пе’вую в исто’ии душу для Ко’оля Ква’талов!
Голос ведущей (Адриан так хорошо запомнил ее красивое лицо, прожорливый взгляд) действовал на нервы, скоро он слился в едва различимый шум и Адриан перестал улавливать суть. Он очнулся, когда Данте потянул его за рукав вниз. Они спустились по ступеням и заняли два свободных кресла в первом ряду. Соседка Адриана зябко поежилась, когда он сел, брякнув берцами, клепками, и Адриан почти успел обозвать ее сукой, но Данте пнул его по голени, и Адриан крякнул.
– Они все нас очкуют, – шепнул он на ухо Данте удивленно.
Они ведь на их территории, без оружия, а городские все равно трусят, как самые настоящие помойные грызуны, ублюдки среди крысиных. Адриан переживал, что все обломается, сорвется и он подведет Влада, но не кого из присутствующих. Хер им на рыло.
– И все же крысы чаще всего нападают из-за страха.
– Базар.
Адриан повернулся к соседке и, чуть наклонившись, вытянул губы и влажно чмокнул воздух. Женщина зажала рот рукой и отвернулась, ей некуда было деться.
– Да здравствует Король, – сказал Данте, и Адриан заржал в голос.
Король Кварталов смеялся так, что хотелось смеяться вместе с ним, но Н.Ч. был занят подсчетом крестиков, поэтому только улыбнулся. Он помнил результаты проверок. У Короля Кварталов сильная ведущая душа, реализованная, любящая и зверски энергичная. Такая с легкостью поглотит любую донорскую. Чистый, блестящий эксперимент, и Варлам решил учудить. Н.Ч. зажал пальцами иголку, не закончив стежок, тыкнул на мониторы, возвращая на экран анкету донора для Короля, перечитал еще раз. Не складывалось. Н.Ч. долго всматривался в две выведенные анкеты, в острые лица реципиента и донора, в их наполненные совершенно разной решимостью черты. Оба юные.
В экранчике Варлам похлопал себя по кармашку на груди и клюнул.
– Не оба, душа моя, – вдруг просиял Н.Ч. – Все трое юные. Удивительная… – Н.Ч. все с большим азартом двигал в разные стороны проекции чужих лиц на мониторе, стараясь нащупать, понять, открывал и закрывал известные характеристики. Потом наткнулся на имя Данте и вздрогнул. Когда замешаны трое, где-то в складках чувств обязательно прячется любовь. Так было у них, и теперь Данте за эту любовь, неравномерно разделенную, мечтал наказать соперника. Н.Ч. не думал, что выросшие в Кварталах мальчики не поделили чувства, зато они способны были друг друга за них наказывать. – …Удивительная Варлам скотина. Все-таки сложилось.
На операционный этаж могли заглянуть далеко не все работники Аукционного Дома. Из штата, наверное, и вовсе допускалась одна Ида Плюшка, потому что только она, с ее душным липовым чаем и скрипучей тележкой, могла выманить Варлама вниз – так сильно он не переносил ее присутствия на этаже. Тем не менее каждый Аукцион реципиенты, повязанные золотыми браслетами, доплачивали, и Рада закрывала их в смотровой, где они наблюдали за операциями и ждали своей очереди. Н.Ч. был против, Варлам – тоже, но работа с гостями – прерогатива Рады, а в коллективе водилось правило: не суй нос в чужие обязанности, откусят.
– Это наша ’епутация, это б’енд, – из раза в раз повторяла Рада, и все берегли свои носы.
В смотровой находились еще трое, не считая Лисы, Адриана и Данте. Две женщины и мужчина переговаривались полушепотом. Одна женщина покачивала ногой в туфле, другая теребила ножку бокала с водой, мужчина обхватил себя руками и сидел нахохлившись как воробей, маленький и бледный от душевного голодания. Все нервничали, но ни в коем случае не были лишними в этой смотровой, наоборот, максимально с ней совпадали, настолько, что могли себе позволить отвлекаться на пустую болтовню и не обращать внимания на то, что происходило внизу. Лиса, Адриан и Данте не отводили взгляда от стекла, но и сказать ничего друг другу не могли тоже, хотя у каждого в горле застряло слишком много слов.
– Данте… – начала было Лиса, но он положил руку ей на колено, его пальцы утонули в складках платья, и Лиса отвернулась, как если бы он заткнул ее своим коронным «хватит».
Ей хотелось вскочить и закричать, что Варлам про них знает, наверняка знает лишнее; впрочем, кажется, они зашли уже слишком далеко и любые предупреждения бесполезны. Адриан, сидящий рядом, согнулся, почти спрятав лицо между колен.
– Блевану… – просипел он, и трое их соседей на всякий случай отодвинулись.
Адриан не блеванул, просто отрыгнул под ноги, и Лиса погладила его по спине.
Дверь в смотровую открылась, когда Адриан влажно сплюнул на пол. Передернуло всех, даже Лису, но она еще раз пробежала пальцами от лопаток до основания шеи, пускай Адриан не замечал ее, чувствовал лишь звенящий хаос мыслей в голове и привкус желудочного сока.
– Решительно жалкое зрелище. – Варлам по-птичьи склонил голову набок и поморщился.
Он надел халат поверх красного костюма и застегнул его как положено, на все пуговицы, еще как положено притопнул пяткой два раза. Он не мог смотреть на Адриана спокойно. Как только тот поднял лицо, Варлам снова услышал мамин крик: «Сообщение, сообщение для Короля!» – потом выстрел и давящую тишину. Она и без этого являлась ему слишком часто, и лицо Адриана это усугубляло. Лицо Адриана походило на предротовую воронку миноги, этим лицом он присасывался к Варламу и мощным языком с теркой вылизывал его воспоминания, выскабливал страхи наружу, цеплял на крупный зуб мамин голос.
– Идем, почетные гости – вперед, – пробормотал Варлам тише, стушевавшись, он старался не смотреть на Адриана, чтобы тот к нему не присосался. Тик-тук-тук. Похлопал себя по нагрудному карману и вышел.
Адриан пошел за ним, все еще чувствуя теплоту Лисиных пальцев между лопатками.
В операционной висел едкий, режущий глаза запах, Адриан закашлялся, когда его окатили из шланга парообразным дезинфицирующим средством.
– Блядь! – Глаза вот-вот вытекут из глазниц. – Обязательно так?!
– Нет, – пожал плечами Варлам, усаживаясь за пульт управления у стены, – но мне очень хотелось. Раздевайся по пояс и ложись; не забудь, что в среднем один морской конек из ста доживает до зрелого возраста.
Они оба старались не замечать, не слушать друг друга, не слышать. Адриан мог бы решить все по-старому: вцепиться Варламу в лицо, выбить плаксивые всхлипы. Все лишнее. Адриан озирался по сторонам, зацепился взглядом за накрытое тканью тело, виднелся один удивительно бледный локоть.
– Мертвяк? – Адриан хотел было подойти, чтобы увидеть лицо своего донора.
– Запрещено! – взвизгнул Варлам, прокатившись на стуле на колесиках от пульта к Адриану и вклинившись между ним и донором. – Конфиденциальность! Ложись! – Он подтянул ткань на теле, закрывая еще и локоть, похлопал себя по карману на груди, крякнул. – Нет. Пока жив.
Адриан не стал спорить. Он видел херову тучу мертвяков, но сейчас ему было не по себе. Здесь смерть казалась неправильной, слишком жестокой.
– Принято. – Адриан медленно разделся, отирая пальцами сухую кожу предплечий, ежась.
Лиса чувствовала, что сердце у нее дрыгает-передрыгивает, норовит выскочить, она не могла смотреть, как Адриан делает это с собой. Но каждый из них сделал выбор, и она уважала его. Старалась. Их соседи все так же переговаривались, мужчина даже повернулся к смотровому стеклу спиной, всем своим видом демонстрируя, что благосклонность Аукционного Дома к квартальным его не устраивает. Лисе хотелось заехать ему культяпкой промеж глаз, потому что именно это ее так раздражало в городских. Лиса оторопела: впервые, пусть и про себя, она произнесла «городские», будто провела наконец черту и больше им не принадлежала.
Chopin. Nocturne in E-flat major, Op. 9, No. 2
Такт 12/8 1/8си |
1/4соль* 3/8соль фа соль 1/4фа* 1/4ми, 1/8си |
1/4соль группетто (ре, до, си, до) 1/4до 1/8соль 1/4си* 1/4ля 1/8соль |
Лиса простучала пальцами здоровой руки по подлокотнику.
Операционный стол был холодный. Варлам пятнадцать минут обтирал его льдом. Когда внешняя температура опускается ниже оптимального уровня, все обменные процессы у холоднокровных животных замедляются, а Адриан весь из себя лесная лягушка – мерзкий, и сердце-сосулька не бьется. Варлам надеялся, что Адриан так и останется лежать, выпотрошенный и замерзший, но тот лишь неприятно передернул плечами и потер раскрасневшиеся от волнения щеки – кровь все-таки гоняла в нем жизнь.
– Слышь! – окликнул Адриан Варлама.
Варлам готовил операционное поле, и у него едва заметно дрожали руки. Тремор был с ним несколько дней, это значило, ему очень нужны лекарства, но еще больше ему нужно было каждой клеточкой мозга осознавать происходящее, когда он сделает то, что собирался, – ради желтых занавесок и хороших дней.
– Я знаю, у нас не сложилось.
Варлам замер. Тик-тук-тук. Выстрелы стреляли-выстреливали-перестреливали, дробили ему голову.
– Но, может, проехали? – Адриан цедил слова сквозь зубы, так нужно было.
Он теперь был Королем, а Варлам – почти единственный, кто мог поддерживать его жизнь в дальнейшем на душевной игле, создателю операций по пересадке душ не так долго осталось, лучше перестраховаться. К тому же Влад одобрил бы. Он так легко прощал, вот только Адриан не умел так же, и извинения выхаркивались из горла вместе с мокротой.