Но все-таки большинство поддержало боджока. Такин Тейн Пе писал по этому поводу: «Я поддержал мнение, что Аун Сану лучше перейти в политику. Я также верил, что в то время было жизненно необходимым создать Единый фронт прогрессивных элементов и национальных сил. И что не было среди нас ни одного человека, который мог бы выполнить эту роль лучше, чем Боджок Аун Сан. В конце нашей беседы Аун Сан сам заявил, что считает для себя необходимым покинуть армию. Таким образом, больше спорить было не о чем».
А уезжая из Канди, Аун Сан передал Маунтбатену письме, в котором объявлял о своей отставке.
«…Я передал моим коллегам по Антифашистской Лиге и по Бирманским патриотическим силам ваше предложение о переходе моем в бирманскую армию. Несмотря на то, что нам надо будет провести некоторые формальности, прежде чем мы сможем представить официальное решение, я уже сейчас могу сообщить вам, что я бросаю военную карьеру. Я сожалею, что мне придется расстаться с армией, по это решение настолько важное, что я ему обязан подчиниться».
Но по возвращении в Бирму Аун Сану пришлось снова заниматься военными вопросами. Правда, теперь уже официально бирманской армии не существовало, но часть ее влилась в регулярную армию — армию колонии, а одновременно создавалась народная добровольческая организация, которая и должна была заменить армию, только на более широкой, народной основе. В нее вошли многие из солдат и офицеров Бирманских патриотических сил, бывшие партизаны. Народные добровольцы были полувоенной организацией. Англичане, разумеется, не признавали таких формирований. Но в них уже в первые месяцы насчитывалось более двадцати пяти тысяч человек, не говоря о тех десятках тысяч, которые могли взять оружие в руки, когда это понадобится стране.
Создание народных добровольцев свело на нет все усилия англичан в Канди. У Лиги все-таки была своя армия. И это про нее писал известный экономист, профессор Фэрнивол: «НДО была бы страшной в партизанской войне против английской армии и не менее страшной для любого бирманского правительства, которое не смогло бы добиться ее лояльности».
Одной из важнейших причин, почему господство англичан в Бирме доживало последние дни, было экономическое положение в стране и политика англичан в этом вопросе.
Уже перед войной Бирма никак не могла похвастаться здоровой экономикой. Во время наступления японцев ей был нанесен серьезный удар, за которым следовал трехлетний грабеж страны японцами. Потом вторично военные действия — наступление англичан. Так что в сорок пятом году в стране господствовал экономический хаос. Не было промышленности, сельское хозяйство опустилось почти до уровня каменного века, безработица приняла угрожающий размах. В стране царили голод и разруха. Риса собирали в три раза меньше, чем до войны, горных рудников действовало в десять раз меньше, чем до войны, две трети рисорушек стояло. Даже те кустарные отрасли, что поощрялись японцами, сошли на нет с падением денежного обращения. На страну, протянувшуюся с севера на юг на две тысячи километров, оставалось тридцать паровозов из трехсот, что были в сорок втором году.
Торговое обращение вернулось к временам натурального обмена. Оккупационные рупии были отменены, а новых денег не было.
Но не только крестьяне и рабочие находились в тяжелом положении. Бирманская буржуазия тоже чувствовала себя ограбленной. Те английские компании, что в течение трех лет были оторваны от Бирмы, от своих фабрик, промыслов, полей, теперь возвращались в страну, преисполненные уверенности в своих патриотических заслугах. Ведь их предприятия были разрушены во время войны, войны, в которой они в конце концов победили. Так кому же в первую очередь должна пойти помощь? Кому должны быть возвращены все льготы и привилегии? Им. И английское правительство не могло не откликнуться на просьбы своих фирм. В основу развития экономики Бирмы должны быть положены: финансирование английских компаний, ограждение их от иностранной конкуренции, восстановление помещичьей и ростовщической системы. Бирме надо было вернуть положение ведущего экспортера риса, а для этого нужно было сильное колониальное правительство.
Беспроцентный заем, который английское правительство предоставило Бирме, уходил почти целиком на развитие тех же британских фирм. Для этого были выработаны секретные «проекты». Когда в сорок шестом году администрации пришлось их опубликовать, возмущение в Бирме было велико. На верховном совете Лиги в мае 1946 года Аун Сан говорил:
«Чем больше мы узнаем, тем больше убеждаемся, что британское правительство обращается к затягиванию признания за нами права на политическую свободу для того, чтобы еще глубже укрепиться в нашей экономике. Получается, что, какая бы ни была в Англии политическая партия у власти (а в то время в Великобритании правило лейбористское правительство), основной их заботой остается, как говорил Черчилль, «что у нас есть, мы удержим». Мы же хотим полной свободы. А при отсутствии экономической свободы политическая свобода останется не больше, чем издевательством, фикцией».
Бирманской буржуазии в кредитах и компенсации было отказано. Считалось, что она не понесла никаких потерь во время войны. Бирманских промышленников даже полностью отстранили от торговли и переработки риса в Нижней Бирме — основном рисовом районе страны. Положение было хуже, чем во времена японцев. В результате этих мер англичан даже правые круги бирманской буржуазии скорее были склонны поддерживать Лигу, чем английского губернатора.
Росло влияние Лиги среди рабочих и крестьян. В 1945 и 1946 годах было создано несколько профсоюзов. Прошли первые после войны забастовки. Теперь уже англичанам не удалось нейтрализовать борьбу рабочих национальными распрями. Когда забастовали докеры, англичане срочно привезли в доки индийцев. Но на следующий день ни один из индийцев на работу не вышел. Они вечером встретились с представителями бастующих и присоединились к ним.
Пришлось бросить на разгрузку кораблей японских военнопленных.
И в деревне англичане потребовали, чтобы все вернулось на довоенные позиции. Ряд законов, которые они издали для деревни, требовал выплаты задолженности по арендной плате, налогам и ссудам. Все земли, что крестьяне захватили во время войны, надо было возвращать помещикам. После этих законов Лига могла полностью рассчитывать на полную поддержку всего крестьянства.
Крестьяне надеялись, что документы на владение землями потерялись во время войны. Оказалось, ничего подобного. Их вывезли помещики в Индию, и в сорок четвертом году перед началом наступления передали англичанам на хранение. Тридцать шесть кули перетаскивали эти бумаги по улицам Симлы, укладывая в несгораемые шкафы правительства Дорман-Смита.
В ответ на меры английского правительства крестьянство организовывалось под руководством Лиги и компартии. Уже в январе 1946 года была создана Всебирманская крестьянская лига. Времена восстания Сая Сана прошли. Теперь крестьяне были организованы и отлично знали, за что борются.
И вот складывается парадоксальное положение. Практически вся страна за исключением небольшой кучки компрадорской буржуазии и нескольких оторвавшихся от народа политиков поддерживает Аун Caна, поддерживает Антифашистскую Лигу. И все-таки Лигу продолжают не признавать в Лондоне, продолжают считать ее экстремистской организацией. И если убрать Аун Сана, слышатся рассуждения и в Лондоне и в Рангуне, то Лига сама собой распадется и к власти придут «правильные, верные» люди.
Лига знала о поддержке масс и была уверена в своих силах. Для Аун Сана вопрос стоял не в том, получит ли Бирма независимость или нет. Вопрос стоял, получит ли она независимость в этом году, в следующем или через два года. Но это будет полная независимость, без скидок и оговорок.
Осенью 1945 года Лига сама пошла навстречу губернатору и предложила превратить его Исполнительный совет в настоящий, представительный орган с тем, чтобы он потом превратился в учредительное собрание. И Лига представила губернатору проект, по которому из пятнадцати членов совета одиннадцать должны быть членами Лиги. Причем требования Лиги были вполне умеренными, ведь среди одиннадцати ее кандидатов не все были йебо и коммунистами. Некоторые выдвигались от «Мьочи» — бывшей партии У Со, некоторые от «Синьета» — бывшей партии Ба Mo. Обе эти партии в то время поддерживали Лигу в едином народном фронте.
Губернатор решительно отказался от таких требований. В первую очередь вычеркнул коммуниста Тейн Пе. Тогда Лига отказалась принимать участие в Исполнительном совете. Правда, узнав об этом, члены Лиги из партий «Мьочи» и «Синьета» срочно покинули ее и вошли в Исполнительный совет. На силе Лиги это не отразилось, а бирманцам еше раз показало действительное лицо этих партий.
Но к зиме сорок шестого года губернатор стал уже куда более серьезно относиться к Лиге, чем летом. Он пригласил к себе Аун Сана.
— Я предлагаю вам вступить в совет. Это ни к чему вас не обязывает. Но совет будет по-настоящему представительным, и вы сможете в нем стать легальной оппозицией.
— Оппозицией?
— Ну, как консерваторы в Вестминстере.
— Простите, но как мы можем выступать в оппозиции к силам, которые никого не представляют? Мы не считаем, что в Бирме есть оппозиция нам, если не считать вас, англичан.
Во главе нового совета встал знакомый Аун Сану сэр По Тун. Это он, будучи премьером перед войной, арестовывал такинов. И теперь он ничего лучше не придумал, как обратиться к губернатору с предложением арестовать Аун Сана.
Губернатор колебался. Он уже не очень доверял и своим бывшим друзьям. Друзья выступали на митингах и волей-неволей говорили о независимости. Они не могли говорить ни о чем другом — их просто никто бы не стал слушать. А Аун Сана губернатор начинал побаиваться.
Он писал в Лондон: «Насколько сильно действительное влияние Аун Сана, сказать трудно. Никто не устраивает демонстраций против него. Даже члены совета предпочитают помалкивать при народе, когда разговор заходит об Аун Сане». Особенно смутил губернатора Аун Сан тогда, когда после памятного разговора об оппозиции вынул из кармана генеральских, уже поношенных брюк декларацию, которую должны были обсуждать вечером того же дня на массовом митинге Лиги. В декларации, в частности, говорилось, что губернатор Дорман-Смит не имеет права представлять Англию в Бирме.