22.
Что касается Мармона, он считал, что позиция под Грацем более выгодна. «Настоящим выгодным пунктом в стратегическом отношении казался мне Грац, — писал Мармон в своих мемуарах. — Занятие Граца повлияло на общественное мнение этих краев. Кроме того, оно дало большие ресурсы для армии. Прибыв в Грац, я расположил там свою генеральную квартиру... Разведывательные отряды каждый день отравлялись к венгерской границе»23.
В горной войне, которую пришлось вести с рассеянными остатками австрийских войск, отличились, как и под Альтенмарктом, французские кавалеристы. 24 ноября генерал Мармон, узнав, что поблизости отступает неприятельский отряд, направил к верховьям реки Зальца роту 8-го конно-егерского полка. Французов было всего 75 человек. От местных крестьян и захваченных на дороге отставших австрийских солдат они узнали, что впереди, в деревне Долах, находится отступающий австрийский батальон численностью около 400 человек. Конные егеря сумели бесшумно разоружить передовые посты и незамеченными подошли к деревне. «Подъехав к селению, мы увидели зажженные бивачные огни, ружья, составленные в козлы, груды багажа и рассеянных солдат, которые ходили взад и вперед, — написал в своем письме через несколько дней после произошедших событий трубач 8-го конно-егерского полка. — Увидев это, наш капитан обрадовался и воскликнул: «Вот отличное дело! Они не на своих постах — и они в наших руках!». А потом своим громовым голосом скомандовал: «Смирно! Дивизион в атаку, в галоп! Захватим в плен этих чудаков!» В тот же момент я протрубил атаку... И вся наша рота устремилась с саблями наголо, издавая дикие крики и наделав шуму, как если бы мы были целым полком. Вскоре мы все рассеялись по деревне. Одни захватывали оружие и багажи, другие останавливали и лупили ударами сабель плашмя всех кайзерлитов...* Наш капитан был повсюду и кричал: «Егеря, не рубите острием! Не наносите им ран! Это несчастные люди! Они итак наши. Берите их в плен и быстрее захватывайте ружья — их нужно все сломать!» Сказано — сделано: мы взяли врасплох этих австрийцев, и они не успели сделать ни одного выстрела... В этот момент я оказался рядом с моим капитаном, который пытался найти австрийского командира. Тот появился из одного из домов в сопровождении своих офицеров, бургомистра и нескольких крестьян... Гордым тоном он сказал по-немецки: «Постойте-ка, господа французы! Зачем вы пришли сюда? Что вы от нас хотите?» Эти вопросы заставили нас рассмеяться . Наш капитан ответил таким же тоном: «Господа, мы воюем — вот что мы хотим... А вы теперь наши пленники. Сдавайтесь, и мы не причиним вам никакого вреда. Мы авангард огромной колонны кавалерии и пехоты...» Австрийские офицеры посовещались и, видя, что все их солдаты захвачены без сопротивления, отдали свои шпаги нашему капитану и лейтенанту»24. Так маленький отряд конницы в 75 человек захватил в плен 400 солдат и 19 офицеров.
Занимая позицию под Грацем, Мармон успешно выполнил свою задачу. Эрцгерцог Карл не осмелился двигаться по прямой дороге на Вену. Для того чтобы соединиться с главными силами союзников, он решил пойти кружным путем через Венгрию. В общем, горная война была австрийцами полностью проиграна, и Наполеон, не опасаясь за свой правый фланг, мог сосредоточить свое внимание на операциях в Моравии.
Для того чтобы понять происходившее в Южной Италии и конкретно в Неаполитанском королевстве (Королевстве Обеих Сицилии), необходимо снова на некоторое время вернуться к политическим вопросам. 29 марта 1801 г. между Францией и Неаполитанским королевством был подписан мирный договор во Флоренции, ставивший точку в участии Неаполя в войне против революционной Франции. Согласно одной из статей этого договора, французы в обмен на неприкосновенность королевства получили право занять своими войсками порты на юге Италии: Бриндизи, Отранто и Таранто. Как уже указывалось, после подписания Амьенского мира с Англией французские войска были выведены с территории Неаполитанского королевства. Однако с возобновлением англо-французской войны Наполеон распорядился вернуть французские гарнизоны в порты Южной Италии. В июле 1803 г. 17-тысячный корпус под командованием генерала Сен-Сира вступил на территорию Неаполитанского королевства и занял те же порты, которые французы контролировали по условиям Флорентийского мира.
Судьба королевства отныне была под вопросом. Король и в особенности королева ненавидели и боялись распространения идей французской революции. Учитывая, что королева Мария-Каролина, дочь австрийской императрицы Марии-Терезии, была старшей сестрой казненной во время революции Марии-Антуанетты, не трудно предположить ее чувства по отношению ко всему, что было связано с республиканской Францией. К этому добавлялись воспоминания о событиях в Неаполе в 1798—1799 гг. Наконец, Мария- Каролина находилась полностью под влиянием своего фаворита лорда Эллиота Актона — министра английского происхождения и посла Великобритании. С другой стороны, при дворе боялись французов. Ни для кого не было секретом, что в случае враждебных действий Неаполя, Сен-Сир имел предписание тотчас же двинуться со своими войсками на столицу королевства. Поэтому, несмотря на все свои чувства, неаполитанская королевская чета вынуждена была вести себя осторожно по отношению к Французской республике, а впоследствии империи.
* Кайзерлит — насмешливое прозвище, которым французские солдаты называли австрийцев.
Однако с 1804 г. со стороны Англии и России было предпринято самое жесткое дипломатическое давление. Англичане прозрачно намекали, что в том случае, если с началом континентальной войны Неаполь не поддержит коалицию, они оккупируют Сицилию и отторгнут ее от владений королевства. С другой стороны, Неаполю обещали золотые горы и многотысячное союзное войско, чтобы изгнать с юга Италии французов. Нечего и сомневаться, что подобная перспектива приводила в восторг Марию-Каролину, и если она проявляла определенную осторожность, то лишь из страха перед войсками Сен-Сира.
Конечно же, деятельность организаторов коалиции не могла долгое время быть тайной для Наполеона. Готовя высадку в Англию, он менее всего желал, чтобы Итальянскому королевству и Франции угрожали в этот момент с юга. 2 января 1805 г. он направил Марии-Каролине письмо, которое выходит за рамки того, что принято считать дипломатической корреспонденцией. «Какова бы ни была ненависть Вашего Величества по отношению к Франции, — писал Наполеон — неужели любовь к супругу, к детям, к семье, к Вашим подданным не подсказывает вам, что в политических вопросах вы должны соблюдать хотя бы чуточку сдержанности, которая соответствует вашим интересам?.. Я прошу Ваше Величество выслушать внимательно мое пророчество: в случае начала войны, которая произойдет по Вашей вине, Вы потеряете Ваше королевство, а Ваши дети будут просить подаяние при дворах Европы и помощь для своих родителей»25.
Подобное жесткое, можно сказать грубое, лишенное всяческих дипломатических уверток письмо возможно было написать только при условии категорического нежелания войны на континенте. Если бы Наполеон, как об этом часто говорят, искал лишь поводов, чтобы развязать войну, и в частности захватить Неаполь, такое послание было бы совершенно ни к чему. Говоря в резкой, безапелляционной форме, называя вещи своими именами, император надеялся запугать неаполитанский двор и заставить его остаться нейтральным в предстоящей борьбе.
Что касается запугивания, оно, без сомнения, удалось, и королева, как отмечают свидетели, разразилась «потоком слез». Однако ее ненависть стала только более жгучей, а желание войны с Францией — еще более сильным. При неаполитанском дворе видели также неразборчивость в методах английских политиков и, готовясь сражаться, все больше и больше рассчитывали на русских. Действительно, в мае 1805 г. в Неаполь прибыли два весьма неординарных путешественника. Это были генерал от инфантерии Ласси и генерал-майор Опперман. Один выходец из ирландской семьи, другой из немецкой, но оба состояли на службе России. Они прибыли в Италию инкогнито. Не случайно выбор пал на генерала Ласси. В 1805 г. он был в отставке и жил близ Гродно. Его тайно известили о принятии на службу и, соблюдая строгую тайну, отправили с миссией в Неаполь. «Повелел я отправиться в Неаполь без отлагательства Генералу от инфантерии де Ласси, — писал 18 февраля (2 марта) 1805 г. император Александр I, — под видом путешествия для поправления здоровья, уполномочив его, буде удостоверится в успехе, пригласить немедленно отряд войск Российских из Корфу... Но прежде того обязанности его подлежать будет... заняться генеральным обозрением (военного потенциала Неаполитанского королевства)... »26 Ласси и Опперман должны были также договориться с английским командованием о присылке войск с Мальты, обсудить с неаполитанским двором план военных действий, договориться о снабжении экспедиционного корпуса деньгами, продовольствием, кавалерийскими и артиллерийскими лошадьми.
Сведения, которые генералы-«путешественники» могли сообщить своему правительству, говорили о том, что военные силы Неаполя были, мягко говоря, не велики. Армия не насчитывала и 10 тыс. человек (по спискам — 10 863) и находилась в таком же запущенном состоянии, как и все королевство. Все же Михайловский-Данилевский, видимо, несколько сгущает краски, сообщая о полном ничтожестве неаполитанских войск.
Начиная с октября 1804 г. на пост генерального инспектора военных сил королевства был назначен русский офицер, француз по происхождению, Роже де Дама. Он был соратником великого Суворова, дрался под его командованием на Кинбурнской косе и штурмовал Измаил. Роже де Дама сделал все возможное, чтобы усилить и организовать неаполитанскую армию. Он стал регулярно проводить смотры и учения войск. Впрочем, эти занятия остались незавершенными, так как в марте 1805 г., по требованию посла Франции Алькье, Роже де Дама был временно выслан из Неаполя.