* Не следует удивляться столь малой численности бригады. Вследствие изнурительного форсированного марша из 7 тыс. солдат Фриана только 3 800 дошли до поля сражения, а остальные остались по дороге. Таким образом, в среднем в каждом полку было около 700 человек. Соответственно, в одной роте не было и 50 человек.
Однако для первой колонны союзников ситуация осложнилась. Непонятно, какие еще французские части могли появиться из тумана. Генерал Буксгевден, находившийся при колонне, отныне стал действовать осторожно. Пока его пехота собиралась и строилась для новой атаки, артиллерия открыла огонь из нескольких десятков орудий. Пушки засыпали Тельниц ядрами и гранатами. А время все шло и шло... Наконец, после мощной артподготовки 12 русских и австрийских батальонов двинулись вперед. За ними в качестве резерва двигались еще 12 батальонов. С фланга и с тыла их наступление поддерживали почти 3 тыс. кавалеристов. У союзников здесь было почти в четыре раза больше войск!
£ Французские пехотинцы подпустили колонны неприятеля на дистанцию ружейного выстрела и дали смертоносный залп. Однако поток солдат в зеленых и коричневых мундирах не остановили огромные потери. Русская и австрийская пехота ворвалась в пылающую деревню, прошла ее насквозь, сметая все на своем пути. Но едва только батальоны союзников, пришедшие в беспорядок при проходе через деревню, попытались развернуться на ее западной стороне, как их смутила новая неожиданность.
К месту действия подошла драгунская дивизия Бурсье. «Видя, как наша пехота отступает, — докладывал генерал в своем рапорте, — я приказал атаку моей первой линии, состоящей из 13го, 17-го и 27-го полков. Эта атака была выполнена в идеальном порядке и с образцовым хладнокровием... Результатом ее было то, что противник был отброшен за ров, находившийся позади него... Это дало времени нашей пехоте перестроиться и снова принять участие в бою»6.
Разумеется, и эта блистательная контратака французов могла иметь лишь временный успех. Союзники подвели свои конные части (бригады Мориса Лихтенштейна и Штуттенхайма), и они прикрыли развертывание пехоты. В результате русские и австрийские батальоны прошли, наконец, через Тельниц и выстроились в боевом порядке на западном берегу ручья. Французы отошли, но не расстроили свои ряды. Буксгевден не осмелился продолжить наступление. Он ожидал тот момент, когда идущие справа от него колонны овладеют Сокольницем.
Бой у Сокольница развернулся по сценарию, очень похожему на то, что происходило в Тельнице. Когда русские войска 2-й и 3-й колонн уже, казалось бы, овладели деревней, с запада появились части Фриана. Тотчас в атаку бросился 48-й линейный, ведомый генералом Лоше. Наступление 48-го было неожиданным, и он с ходу выбил русские батальоны из Сокольница. Однако, оправившись от неожиданности, на него со всех сторон обрушились удары русских пехотинцев. Густые цепи стрелков охватили 48-й с флангов. Тогда Фриан бросил в наступление следующий полк. Это был 111-й линейный. Нужно отметить, что этот полк почти целиком был набран из уроженцев Пьемонта, и до этого еще не участвовал в бою. Фриан написал в своем рапорте:« 111-й полк состоит из военнослужащих, которые еще не имели чести сражаться в наших рядах. Все они ждали момента, когда смогут заслужить себе лавры под французскими орлами. И вот долгожданный момент наступил 11 фримера. Полк в этот день заслужил своей отвагой вечную славу, достойную старых французских полков. Офицеры, унтер-офицеры и солдаты — все сражались с исключительной доблестью»7.
Сокольниц был почти полностью отбит французами, но с русской стороны введены в дело новые подкрепления, и части Фриана были выбиты из деревни. Тогда маршал Даву бросил в наступление свой последний резерв — бригаду Кистера (15-й легкий и 33-й линейный полки). Снова деревня и Замок были заняты французской пехотой. «15-й и 33-й едва только прибыли к месту действия, как, построенные в боевой порядок, двинулись на врага. Ничто не могло остановить их бурный натиск, — докладывал Фриан. — Неприятель, который стоял на пути, был уничтожен штыками»8.
Бой за Сокольниц принял необычайно ожесточенный характер. Сражались за каждый дом и за каждую улицу. Объятая пламенем деревня была завалена грудами трупов русских и французов. Сам 47-летний генерал Луи Фриан показал себя героем. В разодранном мундире, забрызганном кровью, со шпагой в руке он дрался в первых рядах. Он появлялся там, где опасность была наиболее велика. «А ну, выше голову! Покажите-ка свои усы!» — кричал он гренадерам, ведя их в очередную атаку. В ходе отчаянного боя под ним было убито четыре коня! Позже, чтобы наградить его за проявленную в Аустерлицком сражении беспримерную отвагу, император прикажет поместить в его гербе четыре конские головы.
Вместо беспрепятственного прохода по мостам в деревнях Тельниц и Сокольниц союзники наткнулись на противника, оказавшего упорнейшую оборону. И хотя после кровопролитного боя Сокольниц был занят русскими войсками, командование 2-й и 3-й колонн не осмелилось продолжить движение вперед. Почему-то не подходила 4-я колонна, а сзади послышался гул пушек. Наконец, генералу Ланжерону сообщили, что в тылу наступающей группировки союзников идет бой. «Мне стало трудно понять то, что происходило, что могло сделаться с четвертой колонной и каким образом неприятель очутился позади нас. В этот момент я находился в деревне Сокольниц; я поручил генералу Олсуфьеву продолжать атаку, а сам поехал к бригаде Каменского»9.
В результате к 10 часам утра, хотя деревни Тельниц и Сокольниц были в руках союзников, 1я, 2-я и 3-я колонны остановились в ожидании дальнейшего выяснения ситуации. Таким образом, маршал Даву, генералы Фриан, Легран, Бурсье, Маргарон и их солдаты сделали почти что невозможное, по крайней мере, большее, чем от них могли ожидать. Девять тысяч французских солдат сковали на этом участке поля сражения почти 40 тыс. русских и австрийцев* (!), создав тем самым Наполеону идеальные условия для нанесения решающего удара.
Четвертая колонна союзников, действительно, не двигалась с места. Кутузов, не осмелившись открыто перечить молодому царю, «тихо» саботировал исполнение диспозиции Вейротера. Он понимал, что Праценские высоты — это ключ к позиции, и оставлять их крайне опасно. Поэтому, находясь, согласно предписанию, с войсками 4-й колонны, он не торопился, тем более что нарастающие звуки стрельбы со стороны Тельница и Сокольница никак | не вписывались в прописанный Вейротером сценарий.
«В 9-м часу прибыли на поле сражения Императоры Александр и Франц, — пишет Михайловский-Данилевский. — Государя сопровождали генералы Сухтелен и граф Аракчеев, генерал-адъютанты граф Ливен, Винцингероде и князь Гагарин, тайные советники князь Чарторыжский, граф Строганов и Новосильцов. Подъехав к Кутузову и видя, что ружья стояли в козлах, император Александр спросил его: «Михайло Ларионович! Почему не идете вы вперед?» «Я поджидаю, — отвечал Кутузов, — чтобы все войска колонны пособрались». Император сказал: «Ведь мы не на Царицыном лугу, где не начинают парада, пока не придут все полки». «Государь! — отвечал Кутузов. — Потому-то я и не начинаю, что мы не на Царицыном лугу. Впрочем, если прикажете!»10
* Здесь нет противоречия со сказанным в 11 -й главе о невозможности противостоять многократно превосходящему неприятелю. Фриан и Легран не разбили 40 тыс. русских и даже не остановили их атаку, они именно сковали их боем. Русские генералы, озадаченные упорным сопротивлением, не осмелились бросить в бой все свои силы. Если бы они это сделали, они, разумеется, разбили бы Фриана и Леграна. Однако искусство французских командиров дивизий состояло именно в том, что своей отвагой и инициативными действиями они настолько озадачили Буксгевдена, что тот не посмел перейти в решительное наступление.
Приказ был отдан, и войска 4-й колонны двинулись в предписанном диспозицией направлении. С холма Зуран, где находился Наполеон, это движение можно было хорошо рассмотреть в подзорную трубу. Здесь, в штабе императора, все рвались быстрее начать настоящую битву.
Уже в 7.30, как и было назначено, к походному шалашу Наполеона явились маршалы. Император был весел, он уже заканчивал свой утренний туалет. Поприветствовав своих соратников, он с улыбкой сказал им: «Ну что ж, господа, теперь пойдем начинать великий день!»
Настроение у всех было приподнятое. Маршалы и император, оседлав коней, выехали на вершину холма. Перед их взглядами открылось огромное поле, затянутое молочно-белой пеленой, из которой, словно острова в белесом море, торчали верхушки высот. Было еще тихо... Но вот издали, со стороны правого фланга послышалась канонада. Это было начало боя за Тельниц и Сокольниц. Наконец, в восемь с небольшим утра стало заметно движение союзников в районе Працена. В этот момент, разрезав туман, брызнули яркие лучи солнца, поднявшегося над горизонтом. Это знаменитое солнце — «солнце Аустерлица», о котором так часто будет впоследствии вспоминать Наполеон, словно специально ждало, чтобы осветить победное наступление Великой Армии.
«В этот торжественный миг маршалы создавали вокруг императора самый прекрасный ансамбль, который может представить себе воображение, — рассказывает Сегюр, — Чудесное зрелище! Сколько славы, собранной вместе! Сколько полководцев, справедливо и самым разным образом известных, окружают величайшего из воителей всех времен! Мне кажется, я сейчас вижу, как они, получая от него вдохновение, разлетаются, словно унося с собой молнии, чтобы разгромить силы двух Империй»11.
Увидев движение союзников на Праценском плато, маршал Сульт сгорал от нетерпения броситься к своим войскам и дать им сигнал атаки. Но Наполеон, считая, что нужно позволить противнику спокойно завершить ошибочное движение, удержал маршала и, показав на Праценское плато, спросил: «Сколько вам нужно времени, чтобы занять эти высоты вашими дивизиями?» «Двадцать минут», — ответил маршал. «В этом случае, подождем еще четверть часа»