41.
*Орел 4-го линейного полка был единственным знаменем, отбитым у французов в Аустерлицкой битве. Вплоть до самой революции 1917 г. это знамя, как священная реликвия, хранилось в полковой церкви Лейб-гвардии Конного полка.
** По версии большинства русских источников, атака французских гвардейских эскадронов началась еще до разгрома 4-го линейного и 24-го легкого полков. Согласно этим источникам, атака французов была нацелена против русской пехоты. Когда она была отражена, в бой вступили лейб- гвардии конный и лейб-гвардии гусарский полки. Возможно, что поражение пехоты Шиннера и контратака Бессьера происходили примерно в одно время, поэтому участники путаются, определяя последовательность боя.
В результате буквально в двух шагах от штаба возникло замешательство, а беглецы 4-го линейного оказались прямо рядом с императором. «Они бежали почти на нас и на Наполеона, — вспоминал Сегюр. — Напрасны были усилия их остановить. Они ничего не слушали и на наши упреки в том, что они покидают поле боя и своего императора, они отвечали лишь машинальным криком «Да здравствует Император!», который они издавали и бежали дальше со всех ног. Наполеон улыбнулся с сожалением и, сделав небрежный жест, сказал нам: «Оставьте их». Он сохранял абсолютное спокойствие»42.
Битва при Аустерлице, Ситуация на 12 часов
В этот же миг император позвал своего адъютанта генерала Раппа: «Там, кажется, беспорядок. Возьмите гвардейскую кавалерию и восстановите бой». Храбрецу Раппу не надо было повторять подобный приказ дважды. Он тотчас же схватил два эскадрона конных егерей, один — конных гренадер, роту мамелюков и устремился вперед. «Я отправился галопом и скоро увидел результаты разгрома. Кавалерия была среди наших каре и рубила наших солдат. Немного позади мы видели пешие и конные массы в резерве. Противник оставил свою добычу и стал разворачиваться навстречу нам. Несколько артиллерийских орудий прилетели в галоп, и я развернул их против них. Мы двигались в сомкнутом порядке... «Смотрите, — прокричал я. — Там топчут наших друзей, наших братьев по оружию! Отомстим за них, отомстим за наши знамена!»43
С громовым «Да здравствует Император!» егеря и мамелюки рванулись в бешеный галоп. Лейб-гусары и конногвардейцы не успели сделать нескольких шагов, чтобы разогнаться для атаки, и бешеный вихрь наполеоновских «кентавров» обрушился на почти неподвижную массу русских всадников. Яростные удары сабель конных егерей, свист кривых клинков мамелюков, дикие крики и вопли сражающихся на несколько мгновений наполнили Праценское плато.
«Хотя раненый и промокший, я поднялся и закричал: «К оружию!» — рассказывал лейтенант Дюпэн из 4-го линейного, который, подобно сотням солдат, лежал на земле, чтобы избежать ударов русских палашей, — по этому крику, тысячу раз повторенному, все, кто могли, встали и бросились помогать гренадерам и мамелюкам. Невозможно вообразить, насколько отчаянной была эта схватка и эта резня»44.
Бой был яростный, но короткий, и вот уже опрокинутые, рассеянные лейб-гусары и конногвардейцы понеслись карьером, преследуемые стремительной волной французских кавалеристов. Эскадроны Раппа с ходу бросались на все, что им попадалось по пути: рубили, кололи, опрокидывали, брали в плен...
«Эта атака кавалерии императорской гвардии, — сказал Наполеон, — одна из самых прекрасных, которые когда-либо имели место, и делает честь равным образом и командиру, который ею руководил, и отборным войскам, которые ее исполнили. Какова бы ни была сила линий неприятеля, вставших на их пути, будь то кавалерия, будь то пехота, — ничто не смогло устоять под страшным ударом, все было опрокинуто»45.
Отброшенные этим ударом русские гвардейские части начали отход кто в порядке, кто в беспорядке. «С этой минуты положение гвардии сделалось крайне затруднительным, — повествует История лейб-гвардии гусарского полка. — Ровная местность нигде не представляла выгодной позиции, между тем топкий ручей и ужасная грязь препятствовали движению войск... До переправы оставалось версты полторы. Неприятельские силы, с каждою минутою возраставшие числом, не давали нам ни минуты отдыха, а напротив, немедленно бросались в атаку, лишь только замечали, что мы останавливаемся...» 46
Стрелки из дивизии Друэ поддержали атаку Раппа. Продвигаясь вслед за гвардейскими эскадронами, своим точным огнем они наносили большие потери отступавшим русским пехотным частям. Особенно сильно пострадали семенов-цы. Судя по всему, мамелюкам и конным егерям удалось врубиться в каре лейб-батальона Семеновского полка. Каре не было опрокинуто, но превратилось в бесформенную толпу, которая отчаянно отбивалась от наседающих французских всадников. В яростном бою вахмистр мамелюков Антуан Роне захватил одно из знамен батальона*.
*Скорее всего, речь идет о древке без полотнища. Взятие знамени подтверждают только французские источники.
В этот момент с противоположной стороны речки к плотине подходил второй эшелон русской гвардии. Впереди шли пять эскадронов кавалергардов и две сотни лейб-казаков. Эскадроны лучшего в России конного полка были не только в полном составе — на пять эскадронов приходилось 800 человек (!) — но и к тому же он был необычайным образом облачен в самую полную парадную форму, которая только существовала. Князь Репнин, исполнявший в этот день обязанности командира полка, вспоминал, что с утра они выступили, столь мало помышляя о битве, что «Кавалергардскому полку было приказано готовиться к инспекторскому смотру», и потому «начали чиститься, одеваться, пудриться, приделывать чепраки, вновь привезенные из Петербурга»47.
Действительно, кавалергарды нагоняли армию на марше. Утром 2 декабря полк был еще в 14 км от Аустерлица, его офицеры понятия не имели, что в этот день состоится генеральное сражение, и только по звукам канонады узнали, что впереди кипит битва. «Пройдя Аустерлиц, — рассказывал князь Репнин, — увидели мы весь горизонт, покрытый боем». Едва полк успел переправиться через Раусницкий ручей по плотине у Валькмюлле, как прискакал великий князь Константин, который прокричал, обращаясь к полку: «Выручайте пехоту!»
Кавалергарды пришпорили коней и, поднявшись из долины реки, «увидели перед собой семеновцев, окруженных кавалерией, отбивающих у нее свои знамена. Кругом ни вправо, ни влево не видно было русских частей войск, видны были лишь кучки бегущих, а общим фоном этой картины была стена французской пехоты»48.
Это был первый бой кавалергардов. Ни офицеры этого полка, элита санкт-петербургской аристократии, ни солдаты, лучшие в физическом отношении высокие рекруты, в большинстве своем никогда не нюхали пороха. Но положение обязывает. Они были первым полком российской конной гвардии, и потому, несмотря на неожиданность, несмотря на очевидное катастрофическое положение, кавалергарды с ходу развернулись к атаке. Трубы пропели короткий сигнал, и стройные эскадроны облаченных в белоснежные колеты всадников, увенчанных высокими черными касками с гребнем, сначала рысью, а потом галопом ринулись навстречу неприятелю.
Выбирать цель особенно не приходилось. Нужно было атаковать прямо перед собой. Поэтому три первых эскадрона, стоявших, как им и положено, на правом фланге полка, понеслись на французскую пехоту, а 4-й и 5-й эскадроны — прямо навстречу коннице Раппа*.
При виде атакующей русской кавалерии французские стрелки хлынули назад, «, а генерал Друэ остановил свои батальоны, стоявшие в сомкнутом строю. «Я дал приказ, — вспоминал он, — полковникам моей дивизии приготовиться, чтобы достойно ее (конницу) встретить. Когда русская кавалерия показалась в интервалах, на нее обрушился плотный огонь в упор. Она понесла большие потери и была обращена в бегство»49.
На самом деле потери трех первых эскадронов кавалергардов были не слишком велики**. Однако нет сомнения, что шквал перекрестного огня целой дивизии преодолеть было невозможно, и первые эскадроны, смешавшись, поскакали назад. Зато 4-й и 5-й врубились в ряды конных егерей и мамелюков. Завязалась отчаянная схватка. Опрокинутые конные гвардейцы и гусары воспрянули духом и снова бросились в бой. Для французской гвардейской кавалерии и лично Рап-па настал момент тяжелого испытания. Самого Раппа пытались окружить со всех сторон, его ранили в голову, а конь под ним был ранен пять раз! Но успех русских кавалеристов был недолгим. В бой устремились французские конные гренадеры на своих громадных черных конях. Как рассказывает легенда, они влетели в схватку с возгласом: «Заставим плакать санкт-петербургских дам!».
* Вместе с этими эскадронами в атаке принимал участие 1-й взвод 1-го эскадрона под командой корнета Альбрехта. Этот взвод перед началом боя отвез штандарты кавалергардского полка в Аустерлиц. А затем, нагнав полк, встал в хвост колонны и потому оказался вместе с последними эскадронами.
**Из полковых документов известно, что первые три эскадрона потеряли ранеными (все ранения огнестрельные) 19 рядовых. Разумеется, были и убитые, однако известно только общее количество убитых и пропавших без вести. Исходя из количества раненых, можно предположить, что в первых трех эскадронах было убито 5—7 человек.
На этот раз свалка была ужасной. Конные егеря, кавалергарды, конные гренадеры, конногвардейцы, мамелюки — все смешались в дикой исступленной драке. Это был тот редкий случай в быстротечных обычно кавалерийских сшибках, когда исход боя решался в упорном, кровавом рукопашном бою. В течение четверти часа не было слышно ничего, кроме остервенелых криков сражающихся, лязга стали и хрипа коней... «Эта четверть часа показалась нам вечностью, — вспоминал пеший гренадер императорской гвардии Куанье, который из рядов своего батальона с тревогой всматривался в ужасную свалку, — мы не могли ничего разобрать в дыму и пыли. Мы боялись увидеть наших товарищей разбитыми, поэтому медленно двигались вслед за ними. Если бы они были опрокинуты, то наступила бы наша очередь»