Кроме этого, французы захватили 160 русских пушек и 37 австрийских, а также около 300 зарядных ящиков и фур. Наконец, в плен попали два генерал-лейтенанта (Пржибышевский и Вимпфен) и шесть генерал-майоров. По французским данным, Великая Армия захватила в качестве трофеев 45 знамен (29 русских и 16 австрийских), и это число обычно упоминается в европейских исторических произведениях, посвященных Аустерлицкой битве. На самом деле вопрос знамен довольно сложный. Дело в том, что основная масса знамен была захвачена в момент сдачи в плен крупных отрядов. В суматохе для русских солдат и офицеров не представляло особой сложности сорвать полотнище с древка и спрятать его. В России значимым считалось только полотнище, так как оно было освящено в церкви. Древко же с навершием рассматривалось как предмет вещевого довольствия. Во французской армии в эпоху Наполеона, по крайней мере, до регламента 1811 г., согласно которому были введены дорогие, вышитые золотом полотнища, все внимание уделялось орлу-навершию, который считался главной эмблемой части. Неудивительно поэтому, что русские солдаты, пряча полотнища, считали, что спасают полковую святыню, а французы, захватывая древко с навершием, считали, что взяли важный трофей.
По подсчетам генерала Андоленко (фамилия не должна вводить в заблуждение — это французский генерал русского происхождения), армия Наполеона захватила от 14 до 17 «полных» знамен", т.е. тех, где присутствует и древко, и полотнище8. Остальные — это, по всей видимости, просто палки с навершием. Известны истории спасения 19 полотнищ, возвращенных в полки, в частности, солдатами, бежавшими из плена.
Тем не менее какое бы количество знамен ни захватили французы, приведенные результаты говорят сами за себя. Союзники потеряли если не половину армии, то, как минимум, 40 % ее состава, а также две трети пушек и огромное количество материальной части. Кстати, в большинстве полков русские солдаты сняли свои ранцы перед боем. В результате, как можно легко догадаться, они оказались лишенными самых элементарных, необходимых им предметов.
Наполеон полностью добился поставленной задачи, причем этот результат был куплен относительно небольшой ценой. В отношении французских войск вопрос потерь не представляет особой сложности. Согласно рапортам, представленным императору, армия потеряла 1 305 убитых, 573 пленных (скорее, без вести пропавших) и 6 940 раненых9, итого 8 818 человек. На самом деле, не следует обманываться точностью этих сведений. Как всегда и везде, даже самые точные рапорты дают только порядок величин.
В недавнее время французскими исследователями Даниэль и Бернаром Кен-тенами была произведена титаническая работа по установлению истинного количества потерь Великой Армии при Аустерлице. Они просмотрели все послужные списки солдат и офицеров всех полков, участвовавших в битве при Аустерлице. В результате были выявлены все те, у кого в графе, где значится дальнейшее прохождение службы, стоит лаконичная запись «убит при Аустерлице». Таких (вместе со смертельно раненными) оказалось 1 537 человек. Из них 1 генерал, 109 офицеров и 1428 унтер-офицеров и солдат. При этом авторы отметили, что сверх этого в послужных списках полков, участвовавших в битве, имеется еще 400 человек, судьба которых точно неизвестна, и которые вполне могут быть погибшими при Аустерлице. Например, те, у которых отмечено, что они «выбыли по причине долгого пребывания в госпитале», где они оказались после получения ран при Аустерлице, или те, кто умер в госпитале «по причине ранения», неизвестно где полученного, но некоторое время спустя после Аустерлица, и т.д.
* Мы считаем, что данные австрийских архивов также могут быть неточными. Кроме того, они не учитывают разбежавшихся, которые, без сомнения, имелись и в австрийских рядах. Понятно, что большая часть разбежавшихся австрийцев вернулась впоследствии к своим частям, но на какое-то время они перестали быть бойцами и потому их также нужно включить в число потерь.
** 5 знамен Подольского полка, 3 — Азовского, 2 (5?) — Курского, 2 — Нарвского, 1 — Архангелогородского, 1 — Пермского.
Возможно, неопределенных судеб еще больше, так как последняя графа послужных списков порой вообще не заполнена или в ней обозначена такая надпись, за которой может скрываться все что угодно. Тем не менее работа, проделанная Даниэль и Бернаром Кентенами, столь масштабна, что не оставляет сомнений в порядке величины потерь французской армии убитыми при Аустерлице. Так как все те солдаты, судьбы которых они отнесли к неопределенным, с большой степенью вероятности являются умершими от ран, полученных при Аустерлице, можно сделать уверенное заключение — Великая Армия потеряла в этом сражении порядка 1800—1900 человек убитыми и умершими от ран. Приведенное выше число раненых вполне согласуется с этими цифрами. В результате можно с большой долей вероятности утверждать, что французская армия потеряла при Аустерлице около 9—9,5 тыс. человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Умер от ран один из генералов (Валюбер), был потерян один батальонный орел (4-го линейного полка).
Таким образом, победа, одержанная французским императором, была сокрушительной. Заключение официальной реляции М.И. Кутузова царю может рассматриваться лишь как горькая ирония: «Сим кончилось генеральное сражение 20-го ноября, в продолжение которого российские войска, ободренные присутствием вашего императорского величества, показали новые опыты мужества и неукротимости. Почти до самой полночи стояли они в виду неприятеля, который не дерзал уже более возобновлять своих нападений; потом, по данному им повелению, двинулись они к местечку Чейчу...»10
Каким образом Наполеону удалось одержать столь убедительную победу? В чем причины этого события? Уже не раз было отмечено, что традиционный взгляд на Аустерлицкую битву и успех императора французов как следствие некоего гениального и хитроумного плана, где все, вплоть до мельчайших деталей было продумано чуть ли еще не в Булонском лагере, должен уступить, место более реалистичной оценке. Действительно, в течение долгого времени Аустерлиц был неким мифом. Начало этому мифу положил сам император в своем 30-м бюллетене от 3 декабря 1805 г. Свое окончательное оформление легенда приобрела в знаменитой работе Тьера «История Консульства и Империи». Вот, что писал выдающийся классик французской исторической науки: «Наполеон с гениальной прозорливостью предугадал, что русские будут отрезать его от дороги на Вену и окажутся тем самым между его армией и прудами... Ослабив свое правое крыло, усилив центр, он устремился с основными силами на Пра-ценское плато, которое было оставлено неприятелем, разрезал его армию надвое и низверг ее в пучину»11. Ну, и наконец, в работе одного из историков конца XIX века, Пейера, описание произошедшего совершенно превращается в сказку. Историк утверждал, что события развивались так, как будто Наполеон «командовал в этой битве войсками обеих сторон»12.
Как ни странно, в этом вопросе авторам наполеоновской легенды не только не противоречили, но и даже вторили русские историки. Согласно большинству русских исторических трудов, Наполеон сосредоточил подавляющее численное превосходство, захватил Праценское плато и тем самым сделал невозможной дальнейшую борьбу. При таком изображении событий вся ответственность за поражение переносилась на плечи одного Вейротера, который «завел» русскую армию, чуть ли не как Иван Сусанин поляков, и намеренно ее погубил, выдав все секреты французскому командованию.
Немалую роль в «популяризации» этой легенды сыграл и выдающийся роман Толстого «Война и мир». Нужно сказать, что великий романист описал ход войны 1805 г. очень точно. Что же касается русского общества накануне войны, его характеристика в романе дана просто блистательно, она точнее и глубже тех, что встречаются во многих последующих исторических произведениях, написанных в России на эту тему. Однако что касается самой битвы, Толстой, с одной стороны, поддался общепринятому взгляду, а с другой стороны, несколько упростил события для достижения лаконичности художественного образа. Вот, как он описывает то, что случилось в русских рядах на Праценском плато в момент начала французской атаки: «Но в тот же миг все застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «Ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу все бросились бежать».
Этот образ внезапного наступления и случившегося затем смятения перекочевал дальше на страницы всех русских исторических произведений. Логическим обоснованием паники в русских рядах служило гигантское численное превосходство французов.
Генерал Леер, известный русский военный теоретик и историк второй половины XIX века, словно вторя Толстому, но переводя художественные образы в сухой военный язык, объясняет поражение русских тем, что на решающем участке фронта Наполеон создал подавляющее превосходство в силах. Согласно Лееру, в центре поля сражения сражалось 46 600 французских солдат против 30 150 союзников. Действительно, если сложить, с одной стороны, численность корпуса Сульта (без бригады Мерля), корпуса Бернадотта, резервной кавалерии Мюрата, гвардии и гренадер Удино, а с другой стороны, силы 4-й и 5-й колонн союзников и русскую гвардию, так оно примерно и получится (48 800 против 27 520). Но дело в том, что известный теоретик лукавит. Действительно, у Наполеона в центре было больше войск, но битва решилась не в центре вообще, а конкретно на Праценских высотах, где реально с французской стороны сражались только две дивизии — Сент-Илера и Вандамма, в общей сложности 16 тыс. человек. У союзников в бою за Праценские высоты приняла участие 4-я колонна, бригада Каменского и часть кавалерии из 5-й колонны, в общей сложности не менее 20 тыс. человек*.
Численного превосходства на решающем участке в решающий момент времени не было создано французским полководцем. Если бы войска 4-й колонны двигались с большими предосторожностями, выслав вправо к Пунтовицу и Гиршковицу хотя бы элементарную рекогносцировку, атака Сент-Илера и Вандамма не была бы внезапной (кстати, в отсутствии этой рекогносцировки упрекает Милорадовича его оппонент генерал Ланжерон). Французам пришлось бы брать штурмом сильную позицию, занятую равным или даже превосходящим по численности противником. Более того, абсурдное стояние Буксгевдена лишило союзников еще как минимум 10—12 тыс. человек, которые также могли принять участие в бою за плато.