Погода была в эти дни очень плохая не только в Баварии, но и на всей территории Германии. В скором времени армия стала представлять собой печальное зрелище. Но австрийские власти требовали: быстрее, быстрее, быстрее... «Решительно невозможно продолжать поход только что предложенным способом, — заявил Кутузов австрийскому уполномоченному генерал-майору Штрауху в письме от 1 октября 1805 г. — ...русские императорские войска не должны более совершать форсированные переходы... Ваше Превосходительство, сами увидите невозможность этого, если Вы любезно обратите внимание на большое количество больных; число их за эти два дня удвоилось, и даже здоровые так обессилели, что почти не могут больше передвигаться. Сюда добавляется еще то, что у большинства при теперешней сырости порвана обувь; они были вынуждены идти босиком, и ноги их так пострадали от острых камней шоссейной дороги, что они не могут нести службу. Интересам обоих императорских дворов было бы совершенно противно, чтобы армия продвигалась в таком состоянии и не приходила на место назначения даже в половинном составе, потому что даже те, которые до сих пор благополучно перенесли все тяготы, пришли бы, конечно, такими утомленными и обессиленными, что они оказались бы непригодными для полевой службы»14.
Проблем накопилось так много, что, когда 4 октября армия дошла до Брюнна, Кутузов вынужден был на время ее оставить и отправиться в Вену, где 6 октября его встретил русский посол граф Разумовский. На следующий день вместе с послом Кутузов отправился к императору Францу, принявшему его в загородном охотничьем замке Хетцендорф. Австрийцы, наученные опытом общения со своенравным Суворовым, с опаской ожидали встречи с русским главнокомандующим. Однако они были приятно удивлены. Дипломатичный Кутузов никого не эпатировал странными выходками: не бил зеркал в своей резиденции, не появлялся голым на балконе перед толпой, не требовал в качестве ложа пук соломы — словом, был учтивым светским человеком, приятным собеседником. Император, со своей стороны, любезно встретил русского главнокомандующего. Он пригласил его на обед и благодарил Кутузова за скорость марша. Франц также изъявил полную готовность во всем помогать русской армии, а офицерам даже пожаловал 60 тыс. серебряных гульденов в качестве «столовых денег».
8 октября Кутузов встретился с вице-канцлером Кобенцелем, с которым они дружили еще в бытность Кобенцеля послом в Петербурге. У них было много общих воспоминаний и общих знакомых и даже общих грешков. Кобенцеля в свое время отозвали из Петербурга за несколько неумеренную любовь к театру, а также за слишком навязчивые ухаживания за красавицей женой князя Долгорукова. Михаил Илларионович также был большой любитель женского пола, и у него были с вице-канцлером интересные темы для разговоров не только по политическим вопросам...
Встретился Кутузов и с членами Гофкригсрата (Высшего военного совета). Русский главнокомандующий дипломатично не стал спорить с австрийскими генералами, тем более что план войны изменить было уже невозможно, а своей деликатностью и обходительностью добился всего, что ему было нужно. Австрийцы обещали, что хорошо обеспечат его армию продовольствием и боеприпасами и точными топографическими картами, которых очень не хватало штабу армии.
Что касается положения на театре военных действий, то австрийцы полностью обнадежили русского главнокомандующего. Кутузову сообщили о донесении Макка, в котором он писал Францу следующее: «Никогда никакая армия не находилась в столь выгодном положении, как наша, для того, чтобы одержать победу над неприятелем. Сожалею только об одном, что нет здесь императора, и Ваше Величество не сможет быть свидетелем торжества своих войск»15.
Получив подобные заверения о прекрасном состоянии дел, Михаил Илларионович 9 октября отправился в Браунау, австрийский город, находящийся в 250 км к востоку от Вены. В ту эпоху это была важная пограничная крепость. Накануне его приезда в Браунау вступили передовые колонны русской армии. Так как об этом пункте постоянно говорили как о некой важной цели марша, в войсках царило радостное оживление. «...Прибыли мы в город Браунау, — записал в своем дневнике русский офицер Федор Глинка. — Колонна наша под начальством генерала Милорадовича вступила в город с восклицаниями: ура! Во всех полках играла музыка и пели веселые песни. Город Браунау, стоящий на берегу Инна, пограничный между Австрией и Баварией, имеет прекрасные укрепления, но ни одного человека в гарнизоне; имеет много медных пушек в арсеналах; но очень мало исправных на валах и ни одного запасного магазейна. Удивительно, для чего Цесарцы* не хотели привести славной крепости сей в оборонительное состояние. Правда, что между его и французскою армиею стоит около ста тысяч австрийцев при Ульме под начальством принца Фердинанда и генерала Макка»16.
Несмотря на бодрый дух войск, русский главнокомандующий не мог быть не обеспокоен. Во-первых, вследствие 22-дневных форсированных маршей колонны растянулись на многие десятки километров. Далеко позади остались пушки к обозы. Непосредственно под командой Кутузова собралось к 14 октября не более 30 тыс. человек. 6-я колонна Подольской армии (около 9 тыс. человек) еше перед вступлением на австрийскую территорию была отделена от войск Кутузова и направлена на юг, так как появились сведения о возможном конфликте с турками. Однако затем по настоянию австрийцев для заслона против турок был;? направлены другие войска, а 6-ю колонну вернули в состав Подольской армии. За счет этих маршей и контрмаршей 6-я колонна оказалась далеко позади, и теперь ее отделяли от главных сил несколько сотен километров.
Наконец, сразу по прибытии Кутузова в Браунау в штаб русского главнокомандующего явился русский посланник в Баварии барон Бюлер. Он сообщил, что французы заняли Мюнхен. Австрийские офицеры и чиновники ничего не могли сообщить на этот счет. Но на третий день своего пребывания в Браунау Кутузов получил письмо от эрцгерцога Фердинанда, датируемое 8 октября. «Наша армия получила важную выгоду овладеть Иллером, Ульмом и Меммин-геном... Неприятель не хочет атаковать нас с фронта, но обходит нашу позицию, стараясь помешать мне соединиться с вами, что ему уже удалось, так как он прошел с частью своих войск через Анспах. В самом деле, наше соединение с вами становится временно невозможным или, по крайней мере, опасным, потому что неприятель овладел Донаувертом... У меня под ружьем 70 000 человек. Если неприятель перейдет через Лех, я атакую и разобью его. Находясь в Ульме, я не могу терять выгоды действовать на обоих берегах Дуная... Таким образом, смело ожидаем мы времени, когда ваша армия будет в состоянии выступить, и вместе с вами найдем мы возможность приготовить неприятелю участь, какую он заслуживает... Моя армия одушевлена мужеством. С полною уверенностью надеемся мы на такое же расположение духа в ваших войсках. Для соединения с вами нам не будет ничего трудного, ничего невозможного» 17.
Действительно, на следующий день, 17 октября, Кутузов получил известие об одержанной австрийцами победе. Речь шла о бое под Хаслахом с дивизией Дюпона, но австрийский рапорт был составлен так неопределенно, что можно было подумать, что речь идет о разгроме целого корпуса Нея. Кутузов отдал приказ по армии, извещающий о победе союзников, и назначил даже благодарственный молебен на утро следующего дня. Однако радость длилась недолго.
Едва были возданы похвалы всевышнему за дарованный успех, как высланные в Баварию разведчики и передовые разъезды принесли тревожные известия. 19 октября Кутузов написал царю: «По доходящим до меня сегодня с разных сторон сведениям полагать должно с вероподобием, что армия под командой эрцгерцога Фердинанда сильно разбита неприятелем и потеряла Ульм и Меммингем, где притом взято в плен французскими войсками двадцать четыре батальона австрийских... Иные сказывают, что его королевское высочество ретируется вниз по левому берегу Дуная, а иные, что пошел к Тиролю... Сообщения с армиею эрцгерцога Фердинанда совершенно отрезаны, я, однако, употребил все средства, не жалея ни мало и денег, дабы получить что-либо положительного о его высочестве; несколько людей, разнообразно переодетых, посланы уже для разведывания»18.
* Цесарцы — австрийцы.
Буквально сразу после составления этого рапорта Кутузов получил неожиданное подкрепление. Генерал Кинмайер, который не стал пытаться спасать главные силы армии Макка, присоединился к русской армии. Корпус Кинмай-ера насчитывал 24 батальона и 60 эскадронов — всего 18 тыс. человек. Вслед за ним в Браунау прибыл еще один австрийский отряд, четыре батальона пехоты и Гессе-Томбургский гусарский полк под командованием генерала Ностица (около 3 тыс. человек). Эти войска Кутузов расположил на правом и левом флангах своей армии: отряд Ностица — в 40 км к северу у Пассау, а корпус Кинмайера — в 50 км к югу у Зальцбурга. Командование этими войсками было поручено генералу Мерфельду. Вместе с австрийцами армия Кутузова отныне насчитывала около 56—57 тыс. человек*.
Австрийские генералы, собравшиеся в Браунау, пытались уговорить Кутузова выступать на Мюнхен, выбить оттуда французов и хотя бы вступить в связь с армией Макка. Однако Кутузов продолжал стоять на месте.
Абсурдность плана союзников открылась во всей своей наготе. Вместо того чтобы сконцентрировать свои войска и огромной массой двинуться в наступление, было сделано все для того, чтобы распылить силы. Союзники, точнее император Александр, видели сразу слишком много политических целей: вовлечь Баварию в состав коалиции, заставить Пруссию присоединиться к союзу, надавить на Данию... В результате, имея в общей сложности значительное численное преимущество, они оказались везде слабы. Но это еще не все. Сначала, чтобы оккупировать Баварию, форсированными маршами вперед была брошена армия Макка. Потом вдруг поняли, что она оказалась опасно отделена от остальных войск, и с таким же бешеным упорством стали гнать вперед армию Кутузова, в результате чего она оставила тысячи больных и выбившихся из сил солдат на дорогах, растеряла свои обозы и пушки. При этом 150 тыс. русских солдат стояли на прусских границах. Обладая абсолютной стратегической инициативой — ведь именно союзники приняли решение о начале войны, — они могли сначала сконцентрировать свою армию, а потом с почти что 300-тысячным войском двинуться вперед по долине Дуная. В это