Как сообщают источники, русский полководец хорошо поставил разведывательную службу и щедро платил шпионам за своевременную информацию. Поэтому уже вечером 13 ноября Кутузов был извещен своими агентами, что французы перешли через Дунай по венским мостам. В этой ситуации у него было два возможных решения. Первым было отступление на северо-запад в Богемию. В этом случае русский полководец почти наверняка увел бы свою армию от опасности. Однако при этом он лишался возможности соединиться с армией Буксгевдена и, более того, подставлял ее под удар.
Вторым решением было отступление на северо-восток, навстречу Буксгев-дену. Но в этом случае армия Кутузова сама подвергалась огромному риску. Она могла быть атакована во фланг на марше. Тем не менее Кутузов выбрал именно это смелое решение. Он немедленно отдал приказ подготовить войска к выступлению и отправить вперед обозы.
В ночь на 14 ноября русская армия выступила из Кремса. Не имея возможности забрать тяжелобольных и раненых, Кутузов оставил их в городе, написав письмо, что он препоручает госпитали великодушию французских войск. Согласно французским сведениям, в Кремсе было оставлено около 1 300 больных и раненых русских солдат.
Прибыв утром 14 ноября в Эберсбрунн, Кутузов получил официальное сообщение от императора Франца о переходе французов через Дунай. «Настают решительные минуты, — писал австрийский император Кутузову, — намерение неприятеля очевидно: помешать соединению русских армий, как того и можно было ожидать. Действия Наполеона сложны, и он разделил армию на несколько частей, из которых одна, переправясь через Дунай в Вене, идет на вас. Самое лучшее было бы разбить его корпуса поодиночке, подобно тому, как вашим искусством и храбростью войск удалось разбить дивизию Мортье. Однако в этом случае нужно принимать во внимание силу идущего на вас неприятеля и возможность его отступать на идущие за ним подкрепления. Поэтому я предоставляв: действовать по вашему усмотрению и благоразумию, заранее зная, что вы вместе с генералом Вейротером предпримите меры, выгоднейшие для общего дела и славь: вашей армии, и воспользуетесь отличным расположением духа ваших войск» 17.
Пожелание императора Франца насчет разгрома поодиночке французских корпусов Кутузов мог воспринять разве что как неудачную шутку. Все его мысли были посвящены только одному — как выйти из-под удара французское армии. Уже почти в полночь русский полководец получил еще одно письмо от Франца II, где уже определенно сообщалось о движении наперерез пути отступления русской армии корпусов Ланна и Сульта. Обычно осторожный Кутузов уверенно принял решение в, казалось бы, катастрофической обстановке Он приказал отряду генерала Багратиона немедленно выступить по проселочным дорогам, дойти до местечка Голлабрунн и преградить там дорогу войскам Мюрата, Ланна и Сульта. Вечером 14 ноября, выступая в поход с главными силами, Кутузов написал Александру: «Я не скрываю от себя, что на сем марше могу потерять, может быть, до тысячи человек, но спасти должно целое, буде возможно будет»18.
Тактичный Михаил Илларионович пощадил нервы молодого царя. Речь, конечно, шла не о потере тысячи человек. Если бы Багратион рисковал потерей тысячи солдат, Кутузов об этом просто бы не написал. Отправляя Багратиона, чтобы преградить дорогу французским дивизиям, Кутузов прекрасно понимал, что из отряда может просто- напросто не вернуться никто. Тем не менее иного решения, совместимого с честью армии, у русского полководца не было. Иначе можно было бы спастись, только пустившись в беспорядочное бегство, побросав все обозы и пушки. Но даже в этом случае полной гарантии того, что русская армия сумеет уйти от преследования, никто бы не мог дать.
Багратион выступил из Эберсбрунна днем 14 ноября. Он шел весь день и ночь. Пришлось двигаться в темноте по едва проходимым дорогам, погода к тому же в ночь на 15 выдалась просто ужасная. Шел дождь и дул сильнейший ветер. Тем не менее после тяжелейшего форсированного марша его отряд в девять часов утра 15 ноября подошел к Голлабрунну.
Так как у самого Голлабрунна Багратион не нашел выгодной позиции, он отошел на 4 км в северо-западном направлении и расположился на удобной для обороны возвышенности за деревней Шенграбен. В его отряде было 14 батальонов, 15 эскадронов русской кавалерии, 2 казачьих полка и артиллерийская рота. С учетом потерь, понесенных в предыдущих боях и в ходе форсированных маршей, можно ориентировочно оценить численность отряда в 7 тыс. человек. Кроме того, вместе с отрядом Багратиона следовал австрийский отряд под командованием генерала Ностица — Гессе-Гомбургский гусарский полк и два сильно потрепанных батальона пехоты (см. приложения).
Багратион поставил австрийских гусар и казачьи полки к северу от Голлабрунна в качестве передового охранения. А главные силы расположил позади деревни Шенграбен. Киевский, Подольский и Азовские полки были развернуты в одну линию на гребне холма, 6-й егерский занял Шенграбен, на правом фланге встал Черниговский драгунский полк, а на левом Павлоградский гусарский. Единственная 12-орудийная батарея расположилась в центре прямо позади деревни.
Русскому командующему не пришлось долго ждать. Едва полки заняли позицию, как на дороге появилась французская кавалерия. Утром 15 ноября Мюрат и Ланн были настроены весьма решительно. Накануне Наполеон, получив сообщение о занятии Штокерау и о том, как австрийские полки проходили мимо французских войск, направил своим маршалам недовольные письма. «Я не понимаю, почему Вы пропустили 8000 солдат (австрийских) сквозь Ваши ряды и целый кирасирский полк, — писал император вечером 14 ноября маршалу Ланну. — Нужно было их всех взять в плен. Эта любезность совершенно неуместна... Разоружите Ваши австрийские батальоны в Штокерау и направьте пленных в Линц...»19 А Мюрату Наполеон написал еще более строго: «Нужно лишить неприятеля возможности сопротивляться, чтоб добиться мира, в котором так нуждаются народы... Наши враги, одержи они победу, были бы безжалостными. Нам не надо быть такими. С другой стороны, у нас еще найдется время проявить великодушие, но прежде нам нужно разоружить неприятельские войска...» 20
Император также написал: «Исходя из того, что сообщил мне маршал Ланн в два часа дня, а также из того, что сообщил мне маршал Мортье вчера, я могу предположить, что неприятель не сумеет прорваться. Я с нетерпением жду ваших новостей»21.
Последнее письмо Мюрат получил в полночь 14 ноября и с утра направил свою кавалерию по дороге на Голлабрунн. Войска вошли в боевое соприкосновение около полудня. Совершенно неожиданно для Багратиона австрийские гусары вместо того, чтобы сражаться с передовыми частями французов, покинули позицию и преспокойно отправились в тыл мимо фронта русских войск. «Генерал-майор Ностиц, обманутый уверениями французского генерала, командовавшего в Шенграбене, — докладывал Кутузов царю, — что якобы заключен уже мир между австрийским двором и французским правительством, отказался вступить в дело противу неприятеля и тем подал ему средство напасть на генерал-майора князя Багратиона внезапным почти образом...»22
Мюрат докладывал своему командованию иную версию происшествия. «После того как неприятель был прогнан из деревни Голлабрунн, и у него было захвачено 100 повозок, запряженных 300 лошадьми*, я стал выдвигать свою кавалерию на равнину и разворачивать ее для атаки. В это время мне объявили, что появился австрийский парламентер, и что он объявил, что австрийцы желают покинуть русские ряды. Что они и сделали, когда я сообщил им о моем согласии»23.
Кто бы ни выступил с инициативой переговоров, в данном случае не важно. Их результат бы был совершенно очевиден. Австрийцы покинули русские ряды, и Багратион остался один на один с войсками Мюрата.
Но дальше произошло самое интересное. В передовой цепи появился парламентер. Здесь показания источников французских и русских также прямо противоположны. Во всей русской исторической литературе уверенно говорится, что парламентер приехал со стороны французов. «Едва началась перестрелка в передовой цепи, — пишет Михаил овский-Данилевский, — Мюрат послал к князю Багратиону переговорщика с предложением перемирия на условии оставаться армиям на занимаемых ими местах, говоря, что по случаю заключения мира с Австриек) бесполезно проливать кровь. Расставляя сети Кутузову, надеясь обмануть его так же легко, как обманул он Князя Ауерсберга и Графа Ностица...»24 Эта версия, которая стала само собой разумеющейся во всей русской литературе, опирается только на один документ — рапорт Кутузова Александру I от 7 (19) ноября 1805 г.
Что касается Мюрата, то он в своем рапорте, написанном непосредственно в момент шенграбенских событий, пишет следующее: «Тотчас после (переговоров с австрийцами) появился русский офицер, который предложил, что русская армия уйдет (из Австрии). Я отослал его обратно и продолжал развертывать мои войска для боя, когда ко мне приехал генерал, командующий войсками на позициях противника, и обратился ко мне с тем же предложением»25.
* О каких повозках идет речь, трудно сказать. Небольшой обоз Багратиона, который не успели увести из Голлабрунна в тыл русской позиции? Остатки австрийских обозов, отходящих от Штокерау?
Кутузов и Мюрат были заинтересованными лицами и им по разным, не достаточно важным для них причинам было выгодно написать, что парламентер прибыл со стороны неприятеля. Офицеру гренадер Фантену дез Одоару удивительно точный и честный дневник которого не раз упоминался на страницах этой книги, было все равно, кто первый послал парламентера. Этот важный свидетель однозначно указывает в своих записках, что парламентер прибыл с русской стороны. Адъютант маршала Сульта лейтенант Петие также указывает: «Между передовыми войсками принца Мюрата и русскими произошла небольшая стычка. Тогда они (русские) послали парламентера...»