— Освальд, когда начнешь клеить потолок на пол?
— Позже, позже!.. Дети мои, мне не хотелось бы вас выдворять отсюда, но мне необходимо активизировать работу! Разрешаю вам заходить сюда каждые два часа… Посмотрите, как продвигается дело. К этому времени я как раз сделаю из пола потолок.
Почувствовав прикосновение руки Курта, Рената бессознательно оттолкнула ее. С ней происходило что-то такое, что было неподвластно ее воле.
— Ты идешь?
— Пошли, — ответил Курт.
— Рената, — окликнул ее Освальд Хепброер, — ты все прекрасно придумала, но я приготовил тебе несколько сюрпризов. Увидите, дети!.. Увидите!..
Моше Юдельман входил в кабинет дона Этторе с чувством, с каким входят в камеру пыток. Кармино Кримелло, Анджело Барба и Карло Бадалетто молча смотрели на него, не скрывая враждебного отношения. Моше сделал два кивка в сторону Габелотти и твердым голосом спросил:
— Дон Этторе, я могу поговорить с вами наедине?
— Выйдите, — сказал Габелотти, указав рукой на дверь.
— Одну секунду, патрон, — сказал Бадалетто.
Он быстро ощупал одежду Юдельмана, который стоял, не шевелясь, с презрительной усмешкой на губах.
— Вон! — повторил дон Этторе, пожав плечами.
Когда за Карло закрылась дверь, Габелотти исподлобья посмотрел на Моше.
— Слушаю тебя.
Направляясь на встречу с доном после безрезультатного разговора с Вольпоне, Моше надеялся, что его появление послужит проявлением доброй воли, и в первую очередь в отношении его самого. Но если он не понял игру Габелотти, если Итало оказался прав, тем хуже для него: живым ему отсюда не выйти.
— Дон Этторе, — начал он. — Вы просили меня вернуться — и я здесь. По своей доброй воле. Я верю в вашу справедливость и ваше благоразумие. Я не принадлежу к вашей «семье» — но все мы — дети одной «семьи», Синдиката. Мы достаточно поработали, как одни, так и другие, чтобы пыль беспричинно не покрыла наши следы.
Габелотти внимательно слушал его, хрустя фисташками. То, что Юдельман не побоялся возвратиться, было хорошим признаком. После многочисленных бесплодных попыток его людям удалось заполучить номер телефона Хомера Клоппе. Женский голос ответил, что банкира нет дома, и попросил его назвать себя. Когда Габелотти отказался, трубку положили. Теперь ему оставалось ждать и молиться, чтобы Вольпоне не снял деньги со счета. И если Юдельман здесь, значит, это не что иное, как то, что Итало еще не добрался до денег.
— Откровенно говоря, и я хочу, чтобы вы это знали, я пришел к вам вопреки желанию Вольпоне.
— Ты говорил с ним? — спросил Этторе, не скрывая жадного выражения заинтересованности на лице.
— Да.
— Он в Цюрихе?
— Да.
Габелотти забросил в рот полную пригоршню фисташек и протянул Юдельману коробку. Кивком головы Моше поблагодарил его.
— Он объяснил тебе, чем там занимается?
— Убили его брата, — тихо сказал Юдельман.
— Он сам тебе сказал?
— Позвольте, дон Этторе… Эта история засунула нас всех в дерьмо. Каждый из нас боится произнести слова, которые не соответствуют мыслям, слова, вызванные гневом. Совсем недавно вы выдвинули против Итало очень серьезные обвинения. Я не согласен с ними. Но и Итало, со своей стороны, обвиняет вас. Я тем более не согласен с ним. Все, чего я хочу, — это восстановить истину и покончить с претензиями.
— Твой дон мертв! От чьего имени ты говоришь?
— От своего собственного, от имени разума и во благо нашего общего интереса. Я как-то уже говорил, что после смерти дона Дженцо его младший брат взял на себя временно полномочия главы «семьи».
— Итало — человек безответственный!
— Нет, дон Этторе, Итало — просто человек, которому до сих пор не представлялась возможность проявить ответственность. К несчастью, у Итало большой траур. Он импульсивен, упрям… Он уверен, что О’Бройн решил действовать за вашей спиной ради собственной выгоды.
Моше выдержал змеиный взгляд Габелотти, несмотря на холодный пот, стекавший у него вдоль позвоночника. Если только этот гигант узнает, что Мортимера О’Бройна нет в живых, что Итало Вольпоне убил его собственными руками, начнется безжалостная война до последнего человека. Тогда первым будет он — Моше Юдельман.
— Это тоже твое мнение? — спросил Габелотти абсолютно безразличным тоном.
— У всех людей есть свои слабости, дон Этторе. Даже Мортимер О’Бройн не является исключением из этого правила. Итало считает, что смерть его брата не случайна…
— Я в этом уверен! — голосом, полным понимания, воскликнул Этторе. — Ты хочешь знать, что я обо всем этом думаю? Так как передо мной нет живого и невредимого О’Бройна, который мог бы это сказать, никто не заставит меня проглотить эту наживку — его измену. Слишком удобно все сваливать с больной головы на здоровую, когда нет человека, который мог бы защитить себя! Слишком легко! И не надо быть слишком прозорливым, чтобы понять, кто все это сочиняет! Итало Вольпоне!
— Есть радикальный способ поставить все на свои места, дон Этторе. И одновременно выйти из тупика. Три человека знали номер счета: дон Дженцо, О’Бройн и вы. Вам достаточно позвонить в Цюрих, чтобы навести порядок.
— Если я не сделал этого до сих пор, то лишь потому, — врал Габелотти, — что уважаю своего друга Дженцо! Мы были вместе.
— Если Малыш Вольпоне совершил ошибку, появившись в банке и не предупредив вас, — врал в свою очередь Моше Юдельман, — так это потому, что смерть брата склонила его к мысли, что О’Бройн готовился затеять за вашей спиной грязную игру. А теперь я очень прошу вас позвонить в Цюрих и дать приказ о переводе денег.
Габелотти решил подыграть. Он посмотрел на часы.
— Уже поздно. В Европе восемнадцать часов. Банк закрыт.
— Тогда завтра, дон Этторе, с самого открытия. Мы полностью доверяем вам!
Габелотти задумался.
— Кстати, ты знаешь, как позвонить Вольпоне?
— Конечно!
Этторе быстро придвинул к нему аппарат.
— Позвони ему. Я хочу поговорить с ним.
— Хорошо, — сказал Моше.
Скрывая досаду, он снял телефонную трубку. До этого момента он надеялся, что достаточно тонко ведет игру, чтобы избежать конфликта, высвободить два миллиарда и сохранить человеческие жизни. Он поставил себя между двумя бочками с порохом: если они столкнутся, произойдет взрыв. И снова по спине потек гадкий, холодный пот. Моше по-дружески улыбнулся Габелотти, который сидел, впившись в него глазами.
— Отель «Сордис»? Соедините меня с номером Вольпоне.
— Ждите.
К своему удивлению, он услышал, как голос, ответивший ему в Цюрихе, заполнил комнату: Габелотти включил усилитель. Моше мысленно произнес молитву, чтобы Итало не оказалось на месте.
— Номер мистера Вольпоне не отвечает.
— Соедините меня с портье.
Портье подошел к телефону.
— Слушаю вас, сэр.
— Ключ от номера мистера Вольпоне на доске?
— Мистер Вольпоне уехал из нашего отеля, сэр.
— Что вы сказали?
— Часа два тому назад мистер Вольпоне оплатил счет… В отеле его нет.
У Юдельмана было ощущение, что он растворяется.
— Он оставил какую-нибудь записку?
— Никакой, сэр.
Моше положил трубку, не смея поднять глаза на дона Этторе.
Все ясно, Итало потерял над собой контроль и готов наделать новых ошибок. Умирают всего лишь раз… Моше неопределенно пожал плечами.
— Ну вот, дон Этторе, теперь вы знаете столько же, сколько и я…
Он чуть не сказал, что умолял Итало вернуться в Нью-Йорк, бросить все и подождать, пока он уладит дела. Вдруг он почувствовал, как усталость сковала его тело.
— Возможно, он на пути в Нью-Йорк, — неуверенно сказал Моше. — Может, он скоро позвонит мне?
Юдельман медленно встал.
— Куда собрался? — спросил Габелотти.
— Домой. Я свяжусь с вами, как только он даст о себе знать.
— Моше, — сердечно произнес Габелотти, — у тебя убитый вид… — Он обошел письменный стол и положил на плечо Юдельмана руку, толстую, как батон ветчины. — Я хотел бы, чтобы ты воспользовался моим гостеприимством… И еще — ты можешь мне понадобиться, когда я буду звонить в банк. Кроме того, мы же с тобой еще и компаньоны. Отдохни… Симеон проводит тебя в спальню. Симеон!
Симеон Ферро появился в ту же секунду, словно стоял за дверью, прижавшись к ней ухом.
— Слушаю, падроне!
— Я хочу, чтобы ты проводил моего компаньона Юдельмана в гостевую спальню. Посмотри, чтобы всего было в достатке.
— Будет исполнено, падроне.
У Моше сжалось сердце, но он сумел выдавить на лице жалкую улыбку.
— Вы правы, дон Этторе. Я должен отдохнуть. Искренне благодарю вас за гостеприимство.
— Твое согласие — большая честь для меня, — ответил Габелотти.
Как только закрылась дверь за Моше и Симеоном Ферро, он нажал на кнопку интерфона и резким тоном приказал:
— Взять Анджелу Вольпоне!
ГЛАВА 13
Двое сидевших негров ничем, кроме приятной внешности, не привлекали к себе внимания. Кожа одного из них была светлее, и он был одет с той небрежной элегантностью, которая присуща студентам американских университетов: джинсы, бело-голубые кроссовки и просторная футболка с огромными цифрами «11». Второй был в тонком свитере, твидовом пиджаке, фланелевых, горчичного цвета брюках и темно-коричневых туфлях.
Они были родными братьями, имели право на титул принца и являлись прямыми наследниками короля Кибондо.
Первый, Амаду Гезе, больше известный в Соединенных Штатах под кличкой Рокки, был одним из пяти самых высокооплачиваемых баскетболистов мира. Куаку Туаме, младше его на год, уже три недели находился в Париже по приглашению Комитета по атомным исследованиям. Несмотря на свои двадцать два года, Куаку, занимаясь проблемой изучения ускорения частиц, считался одной из самых серьезных надежд в области атомной физики.
Рокки и Куаку имели еще шесть братьев. Рост самого высокого равнялся двум метрам двадцати восьми сантиметрам, самого маленького — ста трем сантиметрам. В семье его любовно называли гномом. Куаку и Рокки занимали место в золотой середине: 216 сантиметров — первый, 220 — второй. В Бужумбуре, где они родились, этот рост считался нормальным.