Поставил всё это хозяйство на газовую конфорку, от души надеясь, что выдаваемая ею температура окажется достаточной для плавки серебра… Школьный курс химии, каюсь, начисто вылетел у меня из головы.
Пока моя импровизированная мартеновская печь медленно нагревалась, я занялся архивом Синягина. Попробовал отыскать жемчужные зёрна в этой куче…
Обнаруженную Василием Севастьяновичем детскую книжицу я отложил в сторону — уж в ней-то жемчуг никак не найдётся… А спустя пару минут раскопал вторую, точно так же изданную книжонку: «Три медведя». Следующей будет «Лиса и медведь», не иначе… Потом «Медведь-половинщик», а потом ещё что-то в том же духе, в русском фольклоре немерено сказок про топтыгиных…
Зачем, чёрт возьми, Синягин коллекционировал такую макулатуру?
Однако чуть позже выяснилось, что внимание старика привлёк лишь ещё один образчик народного творчества: «Ивашка-медведка». Страницы с этой сказкой оказались выдраны из какого-то сборника. Трепетным отношением к книгам старый оперативник явно не отличался…
Затем я раскопал действительно интересный документ: рукописный рапорт штабс-капитана Виленского жандармского дивизиона [4] Клемчинского своему начальнику, графу Бенкендорфу. Не оригинал документа, конечно, — фотокопию. Датирован был рапорт 1831 годом.
Разбирать почерк жандарма пришлось долго — изобилие стилизованных завитушек, старые правила орфографии и длинные, неудобочитаемые фразы отнюдь не облегчали задачу. Неизвестно, какими оперативными и прочими талантами обладал Клемчинский, но способность к писательству среди них точно отсутствовала.
Дочитав, задумался… Едва ли произошедшая много лет назад в мятежной Польше история выдумана Клемчинским в целях произвести положительное впечатление на начальство. Бенкендорф, наоборот, мог усомниться в том, что подчинённый трезво и адекватно воспринимал происходившее…
Но если штабс-капитан сочинил свой рапорт не после многодневного запоя, то придётся признать: о потенциальных противниках — в данном случае о Морфантах — наша Контора информирует младший оперативный состав более чем скупо. В лучшем случае. В худшем — сама не до конца информирована…
За такими печальными размышлениями я вертел в руках «Машу и медведя». Изображённый там простодушный Михайло Потапыч в лаптях, крестьянских портах и зипуне ничем не напоминал кровожадную тварь из рапорта Клемчинского. Машинально я отложил книжечку, машинально взял «Трёх медведей», скользнул глазами по тексту…
И тут меня осенило — как, наверное, осенило в своё время Синягина. Я торопливо схватил «Ивашку», торопливо вчитался. Так и есть! Это ведь не три сказки! Но цельная история, искусственно разбитая на три части… Единая фабула проста: заблудившись в лесу, девушка попадает в жилище медведей — и с удивлением убеждается, что живут они совсем как люди… Хозяева застают её, девушка остаётся жить с ними. В самом прямом смысле сожительствует с медведем, потому что после того, как ей обманом удаётся бежать, у неё рождается сын, Ивашка-медведка. Интересный мальчик, обладающий феноменальной силой: дёрнет сверстника за руку — рука прочь, дёрнет за голову — голова прочь. Такому Ивашке выворотить половицы и разломать на куски железную койку в хибарке Синягина — раз плюнуть. Самое любопытное, что поэтичная сказка идеально стыкуется с жандармским рапортом, облечённым в сухие казённые формулировки… И с другим документом — с записанной по памяти беседой участкового оперуполномоченного НКВД Синягина с геологом, бродившим по тайге в тридцатые. Бродившим неподалёку отсюда (по сибирским меркам) — километрах в трёхстах. В общем, первые выводы назрели…
Из раздумий меня вывел запах нагревшегося металла, всё сильнее доносившийся из кухни. Чёрт! Совсем забыл про серебро на плите…
Увы, осваивать ремесло литейщика не пришлось. Серебряные предметы в чайнике почернели, но переходить в жидкое состояние решительно отказывались. Температуру плавления кухонная плита не выдавала… Формы для отливки, сделанные из собранной на берегу глины, не пригодились.
Пришлось заняться холодной ковкой. После двухчасовых стараний на столе лежали пять неровных комочков металла, способных кое-как заменить пули. Калибр их был значительно меньше, чем у револьвера, — дабы пороховые газы не разнесли хрупкий силлуминовый ствол. Ладно, большая убойная сила тут не нужна, достаточно пробить шкуру — а там уж серебро начнёт свою губительную для Морфанта работу…
За окном смеркалось. Пора собираться, Василий Севастьянович будет ждать меня в условленном месте на берегу через час после заката.
Бросив взгляд на разложенные по полу стопочки бумаг, я усомнился: а ну как Морфанты, нашедшие пристанище в посёлке временных (в этом я почти не сомневался), наведаются на этот берег, пока я произвожу разведку на том? Наведаются за архивом? Модернизированная мною дверь для существа с медвежьей силой и человеческим умом — преграда пустяковая. На усыпляющий газ тоже надежды мало: я понятия не имел, как он может подействовать на тварь, чей метаболизм весьма отличен от людского…
На подготовку тайника где-нибудь вдалеке времени не оставалось. Но я давно заметил, что чуть ли не половина квартир в тёткином доме пустует, — и решил использовать при нужде сей факт. Нужда, пожалуй, пришла… Пора доставать из багажа набор отмычек.
Нельзя сказать, что ремеслом взломщика я владею в совершенстве, — лишь на втором этаже обнаружилась входная дверь, простенький замок которой удалось открыть достаточно легко. Судя по толстому слою пыли, никто не появлялся здесь очень давно. И не появится, надеюсь.
Вскоре чемодан переселился на два этажа ниже. На всякий случай я обильно опрыскал лестницу снадобьем, способным напрочь отбить чутьё у самой талантливой собаки-ищейки. Теперь, как любит выражаться доктор Скалли, даже полевой агент ничего не унюхает…
— Зачем вы-то впутались в эту историю? — негромко спросил я. — Местные жители вообще про временных даже разговаривать не желают. Живут по принципу: мы вас не трогаем, и вы нас не троньте…
Василий Севастьянович перестал грести. Капли воды с замерших вёсел беззвучно скатывались обратно в реку.
— Не тронут, думаешь? Может, до поры и не тронут… А вот сына моего, Фёдора, тронули. Три года назад. В тайге его нашли, точь-в-точь как учителя школьного — хоронить в запаянном гробу пришлось. Зимой дело было, на медведя-шатуна грешили… Я все ноги исходил по лесу, зверя отыскивая, — ни следочка, как в воздухе растаял. Потом только понял, где искать надо было…
— Вербицкий сам на вас вышел?
— Не выходил он на меня… Хоть и знал, что с Фёдором дело нечисто. Скользкий был человек учитель, играл и вашим, и нашим. Ну и доигрался. Вот друг его правильным мужиком оказался…
И старик вновь мерно задвигал вёслами, считая разговор законченным.
Интересно, интересно… Не знаю, как там «вашим», а вот «нашим» покойный резидент никаких сигналов не отправлял… Либо «наш», получавший сигналы, не совсем «наш». Расследование движется по какому-то замкнутому кругу, в какую сторону ни пойдёшь — возвращаешься к засевшей в филиале крысе… Пора подумать о крысоловке. Завтра прибывают полевые агенты, думать придётся не в одиночестве.
Нос лодки мягко ткнулся в береговой песок. Причалили мы поодаль от посёлка временных — в километре выше по течению.
— Как думаешь берлогу найти? — поинтересовался Василий Севастьянович, извлекая из чехла «Громовержец».
Я не стал скрытничать. И так старик знает слишком много, без промывки памяти дело не обойдётся.
— Берлогу с лёту вычислить не надеюсь… И в одиночку соваться внутрь не хочу. Оценю расположение посёлка, подходы… Завтра прибывают профессиональные охотники на странных зверей. Надо собрать как можно больше информации для облавы.
— Охотники… — протянул Василий Севастьянович. — Значит, не врал старый хрыч — имеются такие…
Старым хрычом был для него Синягин? Сам-то тоже не из молоденьких…
Я снял карабин с предохранителя, опустил на глаза прибор ночного видения. Шагнул на берег.
— С Богом! — напутствовал меня старик. — Не геройствуй там дуриком…
— Да какой из меня герой… Услышите пальбу — не ждите, отплывайте. Обернётся дело плохо — к лодке прорываться не буду, попробую уйти вплавь.
— Смотри, Серёга, даром что июнь — вода ледяная. Хватанёт судорога — мигом сыграешь в Чапая.
— Ничего, приходилось и зимой плавать… — ответил я, от души надеясь, что открывать купальный сезон в Кети всё же не придётся. И пошагал в сторону посёлка временных.
Дела минувших дней — IVГраф Браницкий
Отрывки из рапорта штабс-капитана Клемчинского графу Бенкендорфу А. X., шефу жандармов и начальнику III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Любопытно, что рапорт вопреки тогдашней субординации отправлен в обход непосредственного руководителя — начальника Виленского жандармского дивизиона полковника Берга. Орфография оригинала приведена в соответствие с современными правилами написания.
(вводная часть рапорта опущена)
…Для проверки сообщения в сторону Бронинской пущи выдвинулся Атаманский казачий полк под командованием генерал-майора Кузнецова, каковым и был обнаружен арьергард неприятеля. Не сомневаюсь, что у Вашего Превосходительства имеется исчерпывающая информация о ходе воспоследовавшей за сим баталии, посему немедленно перехожу к докладу об исполнении поручения Вашего Превосходительства.
Следующим утром, 6 дня августа месяца, я выступил в направлении замка графа Ксаверия Браницкого, имея во временном подчинении команду в составе казачьего урядника Сугареева и 26 нижних чинов. В три часа пополудни в избранном якобы для привала постоялом дворе «Рудна Марийка» у меня состоялась встреча с лично известным Вашему Превосходительству агентом Лотосом, краткий отчёт о коей прилагается для Вашего рассмотрения. В видах предотвращения нежелательного разглашения беседа проходила в общем зале, на французском языке, под видом разговора двух случайно встретившихся незнакомых людей благородного сословия. Среди прочего Лотос подтвердил информацию о том, что молодой граф Ксаверий получил за последние месяцы 3 или 4 письма из Варшавы, от известного Вашему Превосходительству государственного преступника Иоахима Лелевеля, именующего себя «председателе