— А ты, Серенький, уже строил бонапартовские планы? — издевательски поинтересовался Мартынов. — Корпус Нея — направо, кавалерия Мюрата — налево, а ты весь из себя такой важный, сидишь на барабане в нахлобученной на уши треуголке…
— Дурак, — сказал я Мартынову.
— Шмель окончательно спятил, — сказал я доктору. Они вновь переглянулись. Затем Скалли медленно произнёс:
— Шмель не спятил… Шмель тяжело ранен. Выкарабкается или нет — неизвестно.
— Как?! Когда?!
Ответил на мои вопросы Генка, причём в обратной последовательности:
— Два дня назад, на рассвете. В собственном кабинете получил четыре пули в упор.
— Кто стрелял?! — изумлённо выдохнул я.
— Неизвестно… — пожал плечами Мартынов. — Шмель в коме, аппаратура внутреннего наблюдения записала сплошные помехи. Охранники на входе за пять минут до пальбы уснули непробудным сном — сработала гипнограмма, причём самостирающаяся. Сапсан — он у нас теперь временно за главного — рвал и метал, да всё впустую…
Я никак не стал комментировать услышанное. И без того мы — все трое — понимали: успешно провернуть такую акцию мог только кто-то из своих…
Глава 2ЧУДЕСА В РЕШЕТЕ
Улица Красного флота оказалась на дальней окраине Лесогорска. Офис «Уральского Чуда» я узнал издалека, даже не приглядываясь к табличкам с номерами домов. Он выделялся среди деревянных одноэтажных домишек — примерно так же выделялся бы Майкл Тайсон в толпе пигмеев-дистрофиков. Двухэтажный особняк нежно-розового цвета, стилизованный под средневековый замок: башенка с петушком-флюгером, край крыши украшен крепостными зубцами…
Неплохо устроились господа уральские чудотворцы. Но почему они обосновались именно в Лесогорске? Вроде бы никакими выдающимися целебными растениями здешняя тайга не славится. Главный ареал распространения женьшеня значительно восточнее… Маралий корень, золотой корень и прочие модные панацеи последних лет тоже здесь не произрастают.
Что там ещё говорил Скалли о составе «Уральского Чуда»? А-а, мускус кабарги… Так ведь и основная популяция кабарги водится восточнее, в горах Забайкалья.
Про этих зверей, так уж сложилось, я знал достаточно. Странное животное, надо сказать… Относится к семейству оленьих и внешне напоминает маленького оленя, но рогов не имеет — вместо них у кабарги другое оружие для поединков в брачный период: торчат из пасти длинные, загнутые назад клыки…
Небольшой мускусный мешочек на брюхе самцов — главкая беда красивого и безобидного зверя. Издавна мускус кабарги использовался в восточной медицине как составная часть лекарств, излечивающих чуть ли не от всех болезней… В середине девятнадцатого века из России только в Китай вывозили по восемьдесят тысяч мускусных мешочков в год. Тогда же проявили интерес к кабарге и европейские парфюмерные фирмы — причём продолжают проявлять до сих пор. Мускус — лучший закрепитель запахов, ни один синтетический аналог не может с ним сравниться… Сырьё для самых элитных духов самых известных французских фирм вырезают из брюха бедного безрогого олешка. А тушу чаще всего бросают гнить в горах.
При таком подходе к делу кабарги осталось мало — и у нас, и в Китае, и в Монголии… Соответственно, до небес взлетела цена на её мускус — до пятидесяти тысяч долларов за килограмм сырца, если мне не изменяет память. Что ещё больше подхлестнуло охотников — мускусный мешочек самца содержит пятнадцать (а иногда и все тридцать) граммов заветного вещества… Конечно, получит за него браконьер куда меньше цены, установившейся на мировом рынке, но всё равно хватит и от егеря откупиться, и немалый штраф заплатить, и новое ружьё взамен конфискованного приобрести…
Впрочем, судя по цене упаковки «Уральского Чуда» — немалой, но и не поражающей воображение, — доморощенные фармацевты добавляют туда мускус кабарги в символических количествах. Или нашли способ дёшево разводить её в неволе… Ага, и прячут кабарожью ферму в Лесогорске от завистливых глаз конкурентов.
Но зачем гадать на кофейной гуще, если можно узнать информацию из первоисточника? Я, в отличие от Эльзы, большую статью про «Чудо» сочинять не стану, но пару строк в своём резидентском отчёте напишу обязательно… Тоже реклама, хоть и для узкого круга.
Я подозревал, что роль секьюрити в офисе исполняют те самые стриженые амбалы из джипов, что встречусь с одним из них сразу, едва пройдя входную дверь, — и ошибся.
Охраны — в человеческой её ипостаси — у входа не наблюдалось. Лишь сканирующая видеокамера под потолком. А в остальном — офис как офис. Небольшой коридор оформлен в обычном бизнесменском стиле «евроремонт», ковролиновая дорожка упирается в преградившую путь конструкцию, прародительница коей именовалась в старые времена стойкой дежурного администратора. Всё как везде. Но за стойкой…
На мгновение я замер. Показалось — школьный завхоз Зинаида Макаровна подрабатывает в свободные часы в «Уральском Чуде». Но лишь показалось. Совсем незнакомая женщина — другое лицо, другая причёска… Но габариты точь-в-точь как у мадам Зинаиды. «Чудо» не стало позориться и умыкать двухместную скамеечку из парка — однако вращающееся кресло с гидропружиной, на котором восседала исполинская женщина, наверняка изготавливалось по спецзаказу. Так-так-так… Ещё одна представительница временных? Судя по костюму тёмных тонов — вполне возможно. У них все дамы отличаются этакой монументальностью? Может, я напоролся на родственницу завхоза? На двоюродную сестру, к примеру…
— Здравствуйте, — оборвала женщина-монумент мои размышления. — Вы к кому и по какому вопросу?
Глубоким, звучным голосом она тоже напоминала Зинаиду Макаровну. И отчасти Монсеррат Кабалье…
— Здравствуйте. К госпоже Эльзе Серебряковой, по личному делу, — бодро отрапортовал я.
— Будьте любезны, сообщите вашу фамилию.
Да-а, стилем общения с посетителями завхоз Лесогорской средней школы № 2 безнадёжно уступала своей кузине…
— Рылеев. Сергей Рылеев.
Мадам пробежалась пальцами по клавиатуре компьютера, скользнула взглядом по экрану — не иначе как изучила список ожидаемых посетителей. Ткнула пальцем в клавишу пульта, произнесла негромко:
— Михаил Аркадьевич… — И уже мне:
— Подождите, пожалуйста.
Я подождал. Сурово тут у них, кого попало за здорово живёшь не пропустят… Разительный контраст с екатеринбургским офисом «Чуда», где мне довелось побывать в ходе рутинной проверки. Там ко мне моментально подскочила обаятельнейшая девушка-менеджер — и тут же увлекла внутрь готовая до тех пор заливать потоком гладко звучащих, наизусть заученных слов, пока я не дрогну и не подпишусь на распространение чудодейственного снадобья…
Впрочем, девушка-менеджер появилась и здесь. Вполне обаятельная. Но увлекать меня куда-либо не спешила. Водрузила на стол своей монументальной коллеги пластиковый лоток, заваленный корреспонденцией. Попросила:
— Варвара Петровна, рассортируйте, пожалуйста. Благодарственные — обратно в лоток, Маша потом ответит и отберёт подходящие для рекламщиков…
Толстенные пальцы женщины-горы мелькали с удивительным проворством, вскрывая конверты стилизованным ножичком. Что характерно, девять из десяти писем оказывались именно благодарственными. Самые разные: длинные многостраничные излияния и короткие записки на четвертушках бумаги; написанные от руки угловатым полудетским почерком и распечатанные на принтерах, на бланках каких-то учреждений…
Ну надо же… Я грешным делом был уверен: все письма чудесно излечившихся больных, постоянно публикуемые в газетной рекламе «Уральского Чуда», сами рекламщики фирмы и сочиняют… Ошибался. Маловероятно, что наблюдаемая сцена заранее подготовлена, отрежиссирована, — и исполняется для случайно заскочившего Сергея Рылеева…
— Господин Рылеев? — позвал негромкий голос.
Я оторвался от созерцания груды писем.
Сам Михаил Аркадьевич? Отчего-то ни один из увиденных мною сотрудников «Чуда» бейджа на груди не носил. В любом случае человека, неслышно возникшего за спиной Варвары Петровны, я уже видел. Именно он на вокзале возглавлял комитет по торжественной встрече Эльзы…
— Пойдёмте, господин Рылеев, — улыбнулся вроде как Михаил Аркадьевич. Улыбка мне не понравилась — холодная, отрепетированная, натягиваемая привычно, как разношенная перчатка на руку…
— Студент-биолог? Интересно… Наша организация тоже некоторым образом связана с биологией…
— Хм… Это такая неявная форма приглашения на работу? — поинтересовался студент Рылеев, подпустив в голос лёгкую нотку раздражения: мол, пришёл по личному делу, а угодил на слабо завуалированный допрос.
— Возможно, Сергей Васильевич, возможно…
При взгляде на моего собеседника так и подмывало спросить: «В каком полку служили?» Вернее, в каком управлении КГБ…
Если даже Михаил Аркадьевич Жебров — так он представился — украшал своей персоной не ряды наследников Железного Феликса, то наверняка схожей организации. Служба в аппарате иных контор накладывает неизгладимый отпечаток.
Для разговора со мной Михаил Аркадьевич выбрал образ недалёкого старого служаки, раба должностных инструкций: дескать, предписано проверять всякого сюда входящего — не коммерческий ли он шпион, вынюхивающий бесценные ноу-хау, — вот Жебров и проверяет…
Но, странное дело, — казалось, экс-бурильщика совершенно не заботило, насколько я принимаю на веру его имидж. Более того, порой он сопровождал свои реплики двусмысленной улыбочкой, совершенно не гармонирующей со словами… Словно демонстрировал: он прекрасно знает, кто я такой, и знает, что я знаю о его знании, и вся словесная шелуха наших вопросов-ответов его весьма забавляет… Надо понимать, и таким приёмам обучали в Высшей школе КГБ. Но вы, господин чекист, поищите кого-нибудь другого, кто купится на ваши дешёвые подначки. Перед вами студент Рылеев, неровно задышавший на симпатичную журналистку. Студент, и точка.
— Вы давно знакомы с госпожой Серебряковой? — продолжил долбить меня вопросами старый служака.