Адька-Адлер махнул рукой. Говорить с женщиной о будущем было совершенно бесполезно. Она посылала взамен себя мстительницу - как будто благосостояние и успешная женская судьба девочки на протяжении двух-трех лет могли унизить и уязвить тридцать душ - те тридцать душ, которым она навсегда ничего не простила, первый "вэ", второй "вэ", и так далее…
Он подошел к детям.
Девочка его мало интересовала. Он хотел увидеть себя и услышать свой голос. Он хотел понять - как же теперь спасти себя? Но понимание не приходило.
Этот мальчик все же был другим. К изначально заданным способностям старательно прививали иной характер. Адька-Адлер был один среди взрослых, и у Семена Ильича хватило таланта по капельке, по крошечке извлечь из воспитанника способность к сопротивлению. Немку-Третьего пристегнули к рыжей девочке. Вот и сейчас, видя разборку между тетей Алей и незнакомым парнем, он забился в угол, отгородился девочкой от склоки. И она честно изготовилась его защишать.
Они были сложившимся дуэтом, их и во взрослую жизнь выпустили бы именно дуэтом, понял Адька-Адлер.
Уводить с собой Немку-Третьего было бессмысленно. Адька-Адлер просто не имел достаточно времени, чтобы переделать мальчишку. И не имел права лишать его вот этого скромного душевного комфорта…
Он понял это не своим умом - сработала чужая память, память нескольких поколений слабых духом мужчин, норовивших, сознательно или бессознательно, переложить свои проблемы на кого-то другого. Но он, Адька-Адлер, видел этот выверт памяти и выкинутый ею на поверхность блок информации со стороны. Он уже понял, что нужно разделять себя сделанного от себя изначального, и это вроде стало получаться…
Мальчик молча смотрел на чужого - в черных глазах было настороженное любопытство, рот приоткрылся, а мысли, Адька-Адлер вдруг почувствовал это, так и норовили унестись в неведомые просторы, мыслям было скучно в этой комнате, мысли нуждались в игре - в игре с предметами и числами, свойственными предметам, он уже прошел через это…
- Прости, старик, - неожиданно сказал он мальчику и вышел.
Тогда только дети, переглянувшись, взялись за руки и пошли к тете Але. Она обняла обоих, но ничего им не сказала.
Ей нужно было решить практические вопросы. Если детей придется срочно увозить в Долгое - какие из вещей брать с собой, каким автобусом отправляться, чем их покормить на дорогу.
И, кроме того, следовало принять витамины. Врачи, с которыми она имела дело, привезли какие-то свои хитрые витамины и строго настаивали на их приеме по особой схеме, в зависимости от месяца беременности. В ее удостоверении раэля-производителя был вкладыш с условиями, которые она обязалась выполнять, и беспрекословное подчинение медикам как раз числилось шестым пунктом.
А месяц у нее сейчас был третий.
Пока Адька-Адлер,с выскочив из детской, стоял в коридоре, пытаясь осознать свое новое положение, причем все в нем бунтовало против искаженной логики раэлей, именно против логики, внизу, на кухне, допрос вошел в завершающую фазу.
Вишняков решил разгрести эту помойную кучу до основания - и ему это, кажется. удалось.
- Святое дело - и от врачей деньги иметь, и свой маленький бизнес завести! Если бы мальчик не отказался тебе платить - он что, уже окупил бы свое производство? - жестко спрашивал Вишняков. - Пошла бы чистая прибыль? И производство Немок оказалось рентабельным? Допустим! А производство Алок?
- Она поставила условие, - признался Клоп. - Я должен был с самого начала объяснить ей ситуацию. Иначе она бы спятила. Ребенок, у которого год за пять, - представляешь?
- И ты пошел на поводу у дуры?
- Я предлагал ей деньги. Честное слово, хорошие деньги! Она же за каждую беременность знаешь сколько могла получить? У нас в Матрюховке две девочки как раз новеньких носят - потом, после третьих родов, на эти деньги квартиры в Долгом купят. Она согласилась только на это. Сперва. Я так рассчитался с ней, понимаешь? А потом, когда у нее уже была Алка, с ней стало попроще. Тогда она все-таки подписала контракт…
- Понимаю. А на вопрос ты все-таки не ответил. Почему себя-то не продублировал, мыслитель?
Клоп молчал.
- Хорошо, я скажу. На хрена тебе такой конкурент?
- Ты о чем? - прескверно сыграл непонимание Клоп.
- О мальчике, вроде Адика, с твоим глобальным мышлением. Если такого мальчика воспитать не в советской школе, а по-человески, он же не просто мир перевернет - он же тебя за шкаф задвинет!
- Да нет же! - воскликнул Клоп. - Просто, просто… Он же от силы восемь лет проживет! Ты вспомни, сколько мне! Ну, девять! Десять! Я не мог - это же как ребенок, понимаешь? Вот потом!..
- Жалостливый ты наш. Значит, Немкин и Алкин ребенок пусть живет восемь лет? А потом америкашки новых наваляют? Послушай… - Вишняков весь потянулся к Клопу. - У тебя свои-то дети есть? Ну?
- Есть, наверно, - бодро ответил Клоп. Остатки мужской гордости, подумал Вишняков, тоже мне крутой самец, который разбрасывает свое наследство где попало - берите все, не жалко!
- Ни хрена у тебя нет…
И Вишняков крепко задумался.
Он вспомнил легенды, ходившие про интуицию некого Павла Юрьевича Теменного из Росинвестбанка, про его казавшиеся несуразными решения, которые через две недели, выяснялось, были единственно возможными. И, думая о прибылях банкира, параллельно он вдруг стал вспоминать телефонный номер некого полковника Ермилова, очень простой номер, нарочно выбранный полковником за легкость запоминания. Он не мог не врезаться в память тому, кто звонил Ермилову хоть однажды, но Вишняков именно сейчас не помнил - на три или на четыре двойки он кончается. Тут же встало перед глазами лицо пожилого бухгалтера Миши - неторопливого зануды. И тут же нарисовался счет на чугунную ограду для особняка. А вслед за счетом почему-то - мальчик возле серебристого джипа, лицо вполоборота, отточенная корректность жеста, взгляда, голоса.
Вдруг стало очень жалко Адьку-Адлера. Как бы он здорово вписался в команду! И даже настолько жалко, что…
Нет.
Вербовать Адьку-Адлера не имело смысла. Парень замечательный - но сразу не поддастся, а в этой ситуации месяц - за год. Жаль, жаль… К тому же, именно теперь нельзя было уступать ему Марину. Ради блага самой художницы! Каково ей придется, когда это милое, горячее, нежное и сильное, уже вовсю любимое существо прямо у нее на глазах начнет разрушаться?
Марина - это был аргумент. Это было очень джентльменское оправдание на завтра. Но далее мысль Вишнякова понеслась, понеслась, и он внезапно осознал, что больше никаких оправданий не будет. Ибо мысль стала коммерческой, а, значит, оказалась в пределах математики и вне пределов этики.
Осознание было мгновенным и словесному выражению не поддавалось. Мудрое подсознание протестовало против того, чтобы возникли слова. А у Вишнякова хватало ума следовать подсказкам подсознания. И, опять же, нюх. Нюх торжествовал победу!
- Ладно, - сказал Вишняков. - Нечего размазывать сопли. Так. Тот Немка, что теперь живет на даче, будет мой. Не бойся, не обижу. Мне такая голова на фирме нужна.
- А?..
- Заплачу. Они там у тебя все равно же новых наваляют. Может, новые даже побольше проживут. И все равно ведь такие экземпляры для будущего человечества не годятся. Будущее человечество должно быть долговечным. А отходы производства надо же как-то утилизовать! Что ты на меня таращишься? Это твой маленький бизнес? Ну и веди себя как бизнесмен, блин! Так…
Вишняков прошелся по комнате взад-вперед. Обычно ему лучше думалось на ходу, поэтому рабочий кабинет он себе отгрохал площадью со спортзал.
- Что - так? - затравленно спросил Клоп.
- Я придумал. Я в тебя вкладываюсь. Ну, как в производство вкладываются!
- Ты что, охренел?!
- Вкладываюсь, - весомо повторил Вишняков. - А если нет - тут же звоню, куда следует, и через два часа в Долгом будут ребята из соответствующего ведомства. Ты знаешь, как теперь к американским сектам относятся. А вспомнить скандал с раэлями - нетрудно! Я еще пресс-конференцию соберу! С попами, муллами и академиками! Ну, как? Поумнел?
Судя по роже, Клоп действительно прямо на глазах умнел.
- Ну вот, я же знал. Вообще-то ты правильно выбрал исходный материал. Аутсайдеров можно дублировать хоть до посинения! Кому они на фиг нужны? Вот если бы ты клон Жириновского в оборот пустил - тут бы шуму вышло много… Ну так сколько америкашкам нужно, чтобы сделать еще… ну, троих? Под заказ?
Задавая этот разумный вопрос, Вишняков уже был неподвластен своей недавней дружбе с Адькой-Адлером. Эти трое не имели в его воображении лиц, глаз, сходства с вызвавшим симпатию юношей. Он, как всегда при деловых переговорах, отсек лишнее.
Клоп выпрямился.
- Нисколько, - буркнул он, но Вишняков, опытное в таких беседах ухо, понял - пора предлагать небольшие деньги. Большие - всегда успеется. Примерно так, как предлагал ему взятку Клоп.
- В долю тебя не возьму, а процент получишь хороший. И будешь искать еще таких же малахольных гениев. Только упрямства чтобы поменьше. Пока шум не поднимется - они успеют заработать для нас миллиарды! Представляешь - такой десант качественных мозгов! И никаких расходов на пенсии! И незачем тебе будет новое человечество создавать - тебе и с этим, стареньким, будет очень даже неплохо!
Он расхохотался, он ржал до слез, и поэтому не расслышал, как Клоп совсем беззвучно пробормотал:
- Сволочь…
А если бы и расслышал - какая разница?
По улице неторопливо шел человек, весь смысл жизни которого заключался именно в прогулках.
Он шел и считал кирпичи в стенке, потом черные прутья в решетке сада, потом белые полоски "зебры".
Человек был сыт - о нем заботилась совсем старенькая мама, которую только одно и удерживало на земле - страх за неудачного и никому не нужного сына. Ее пенсии хватало на немногое - оплатить комнату в коммуналке, прокормить двоих, причем очень непритязательных двоих, иногда - прикупить дешевого белья. А сын даже не спрашивал, откуда берется на столе овсянка, откуда возникают майки, трусы и носки.