– На кого р-работаешь?
Доблестный милиционер на уловку не поддался:
– Ты мне демагогию не разводи, на! Он в гостинице? Давай ключ от номера!
Коломойцев протянул руку, аки нищий, просящий подаяния. Вадим решил не ждать – нагнулся и въехал ему головой под дых.
У подлого мильтона сперло дыхание, но он устоял на ногах и ухитрился гвоздануть Вадима сверху рукояткой «маузера». Удар пришелся по загорбку, отозвался в многострадальных ребрах. Вадим через боль распрямился и снизу вверх вышиб «маузер».
Помогло не слишком. Дюжий Коломойцев насел на противника, подмял под себя. Вадима еще в царской контрразведке обучили приемам ближнего боя, но как применить их, когда не восстановился после тяжелой болезни? Сил хватило только на то, чтобы зафиксировать тянувшиеся к горлу волосатые клещи, от которых воняло самосадом.
Боролись молчком, будто опасались нарушить мирное течение городской жизни за строительным забором. Коломойцев, выпучив напоенные чернотой моргала, волок Вадима к ямине-котловану, что зияла в трех-четырех саженях. Сейчас столкнет туда – и адью. Глубина такая, что самому не выбраться. А если еще кирпичами закидает…
Что-то корявое, узловатое жахнуло Коломойцева по затылку, и он клюнул носом в раскисший снег. Вадим откатился, встал на карачки, вывалил язык и уподобился объекту исследований академика Павлова. Он поднял голову, чтобы увидеть спасителя, и челюсть отвисла еще ниже. Помахивая выдранной с корнем сосенкой, сгодившейся в качестве дубины, над ним стоял тот самый ловчила в кубанке, что проявил намедни незаурядное гимнастическое мастерство на Васильевской стрелке.
Вадим безотчетно сцепил пальцы, слепил снежок и запустил им в поднятый ворот.
– Получи!
Аноним в кубанке ойкнул, выпустил дубинку и выдал неудобоваримую тираду:
– Спасаю тебя я. По сусалам меня за что же?
Кубанка свалилась с него, открыв верхнюю часть обличья, но Вадим уже и так понял, кто это. Он встал, качаясь, и распростер перепачканные руки.
– Пафнутий! Ты как здесь?
Нет, не обманулся он тогда, во дворе биржи. Человек, которому полагалось находиться в Москве, был тут, в Ленинграде – Пафнутий Поликарпов, еще один вскормленник Барченко, действительный участник особой группы при Специальном отделе. Только он мог ящерицей вкручиваться в любые лазейки, высвобождаться из оков и процеживаться сквозь стенки заколоченных гробов, подобно циркачу Гудини. И только он, выходец из семьи сектантов-обскурантов, изъяснялся так косолапо, расставляя слова в обратной последовательности.
Они обнялись. Вадим все еще не верил, что перед ним друг.
– Давно в Питере? Почему следил за мной? Убегал?
– Послал Александр Василич нас. Тебя как от Ганнушкина взяли, сразу почти. Сказал: спускать глаз ни-ни! Полтора месяца вдвоем мы тут, считай. Макар – заметный он, потому за тобой меня отправил…
– Макар?! Он тоже здесь?..
Забор затрещал, доски разлезлись, и в загородку вломился колосс в матросском бушлате – Макар Чубатюк, шофер и телохранитель Барченко. Кремень, скала, неколебимый утес. Он обхватил Вадима своими длиннющими граблями.
– Ах ты ж, свинячья фауна! Чтоб мне борзянки обожраться, в рот антрекот… Я уж думал, что тебя, как букварь в первом классе, скурили!
Какой божественной симфонией излился говор Макара на израненную душу! И неважно, что ребра от богатырских тисканий, кажется, размололись в труху… плевать… Вадим больше не чувствовал себя одиноким, это было важнее всего.
Когда восторги улеглись, он потребовал объяснений. Как вышло, что прикрытие, отправленное Александром Васильевичем, оказалось глубоко законспирированным?
– Приказ такой был от него, – загундел Пафнутий, оправдываясь. – Осведомитель есть в секретариате у Менжинского, сказал, что увезли из клиники тебя и в Ленинград услали после. Обеспокоился шибко Барченко, вызвал нас, отправил вослед…
И эти двое, в присущей каждому неподражаемой манере, рассказали, перебивая друг друга, что произошло потом. Следуя инструкциям шефа, они не обнаруживали себя, но старались не оставлять Вадима без догляда. Получалось не всегда: прозевали и стычку со швейцаром, и битву в «Дононе».
– Мне эта, язви ее, маскировка – как жопе дверца, – жаловался Макар. – Сидим, тазики пинаем, Греку за кукареку тянем. А пошто? Развернуться бы, дать кому надо по хрюкалу…
С точки зрения Вадима, осторожность Барченко была оправданной. Узнай Менжинский, что расследование, порученное трем избранным, выплыло наружу, – неизвестно, как он себя поведет.
– Правильно делали, что не высовывались. Хотя… – Вадим тюкнул Пафнутия кулаком в грудь, – я тебя в первый же день засек. Только не допер сразу, кого это ко мне хвостом пристегнули.
Макар, посчитав, что разъяснений достаточно, подошел к поверженному Коломойцеву, поднял его, как щенка, и поставил на ноги.
– Что с этим индюком кокосовым делать будем? Двойным морским – и в цемент?
– Нет… – Вадим подобрал упавший «маузер», проверил, не забился ли ствол. – Он мне живой нужен. Мы с ним еще не договорили.
– Сучара, на… – захрипел Коломойцев. – Я милиционер… я вас всех в Сибирь упеку…
– Какой ты милиционер? – осклабился Макар. – Ты – оборотень в петлицах. Молчишь, шкура арбузная? Ты меня не зли, а то мне уже жмуриков прятать негде.
Вадим приставил «маузер» к вздувшемуся желваку Коломойцева.
– Отвечай: кто тебя подослал?
Не было и мысли, что этот Иуда действовал в одиночку. Откуда ему знать про условные и безусловные рефлексы?
Коломойцев облизнул разбитую губу, выхаркнул красно-зеленый сгусток.
– Ничего не скажу, на… Хоть режьте!
Макар дернул его за чуб с такой силой, что выдрал пук жестких, как дратва, волос.
– Слышь, чебурек недожаренный! Ты у нас что – тупой, как сумка с молотками? Зяблик отмороженный, тюлень лупоглазый… Ты у меня, псина сутулая, будешь сейчас соплом дыни выгрызать. Понял?
– Подожди, Макар. – Вадим отвел кулачищи Чубатюка от побледневшей физии Коломойцева. – Я кое-что придумал. Пафнутий, подержи эту скотину на мушке.
Пафнутий словно ждал команды, вынул из заднего кармана ватных штанов револьвер. Вадим, напротив, спрятал трофейный «маузер» и достал серебряный портсигар. При виде этого предмета у Коломойцева разгорелись глаза и началось слюноотделение – как у лабораторной лайки. Ободренный его реакцией, Вадим поднял крышку с инициалами «СЕ», и под темнеющим небом забренчал заокеанский наигрыш.
Что сделалось с Коломойцевым после первых же тактов! Его перекорежило, как больного падучей, он вырвался из лап Макара и набросился на Вадима с явным намерением растерзать, как голодный лев в африканских джунглях. Прыжок… выстрел… Вадим подался назад, оступился и сел в лужу, образовавшуюся на прогалине, где стаял снег. В паре футов от него шлепнулся Коломойцев, задрал голову, разинул рот. Повторный выстрел положил конец его земному существованию. Пафнутий убрал «наган» за спину.
– Зачем было стрелять? – упрекнул Вадим, поднимаясь и выворачивая шею, чтобы осмотреть намокший афедрон. – Я же сказал: он мне живой нужен.
– Не шмальнул бы я ежли, тебе бы он кукундер своротил набок. Глянь – лупалки, как у быка бешеного…
Мертвый Коломойцев стеклянно смотрел вытаращенными бельмами, в которых при наличии воображения можно было увидеть отсверки огненной геенны.
– Значит, он тоже из этих…
Вадим не мог подобрать правильное слово. На ум шло определение «бесноватые», от которого веяло поповщиной. А может, и впрямь в этих людей вселился бес? Но не тот, не библейский, с рогами и поросячьим пятачком, а современный, бестелесный, живущий в игольчатых электродах и динамо-машинах, в лучах Рентгена и субатомных частицах, в радиоволнах и синтезированных химических веществах… во всем, что человечество открыло и изобрело за последние десятилетия. Все это делалось под знаменем научно-технического прогресса, во имя благоденствия и процветания. Однако дорога, вымощенная благими намерениями, очень часто ведет не к светлому будущему, а совсем в другую сторону.
– Эх, страна вечнозеленых помидоров! – в унисон раздумьям Вадима вздохнул Макар Чубатюк и поддел сапогом простреленного Коломойцева. – Что с этой падалью?
Вадим, хоть и было противно, обыскал труп, нашел документы на имя замначальника Ленинградского угро, плитку жевательного табака и набор фотокарточек, на которых голые грудастые девки резвились друг с другом, совершая всевозможные содомитские непотребства.
– Тьху! – сплюнул Пафнутий. – Как носила земля погань эдакую?
Убитого сбросили в котлован, присыпали сверху строительным мусором. Повезло, что из-за стука телег и трамваев никто из прохожих не обратил внимания на выстрелы. Но задерживаться здесь долее было опасно. Покинув стройплощадку, они пошли по проспекту назад к Неве.
– Где вы остановились? – спросил Вадим. – Комнату снимаете или как?
– Хрен ли нам в халупах булки парить! – приосанился Макар. – Не по Хуану сомбреро. Бери выше!
– В номере пятнадцатом в «Астории» поселились, – сдал явку Пафнутий.
– Вот как! Получается, я и вправду тебя видел. Там, в холле… – Вадиму припомнилось, как он заходил в гости к Фурманову. – Это же отлично! Легче будет видеться.
На площадь Воровского вышли уже часов в восемь вечера. Вадим представлял, какой переполох устроили Эмили и Горбоклюв, обнаружив его отсутствие. Чай, бегают, ищут, с ног сбились. Ну и пускай. Он так истосковался по друзьям, что ожидаемые горькие пилюли, которые ему предстояло получить по возвращении, его не заботили.
– Сейчас шнапсу чекалдыкнем, и хоть трава не расти! – обещал Макар, и его посулы медовым бальзамом обволакивали изнуренное сердце.
В «Астории» Вадима не помнили – бывал он здесь всего раз. Чубатюк на стойке метнул из иллюминаторов Зевесовы молнии и окатил портье такой ядреной руганью, что мандат показывать не пришлось.
Завладев ключом, Макар пошагал по коридору, за ним в кильватере телепались Вадим и Пафнутий. До номера они не дошли. Наперерез, как будто из стены, вышла старушка – д