«Я хочу ее! Хочу заняться любовью с этой призрачной королевой!»
Не выдержав напряжения, Джеймс повернулся и быстро вышел из зала обратно во двор. Огляделся, и пошел по одной из улиц. Она привела его к той части крепости, где преобладали каменные постройки — очень старые; камень для них явно добывали в каком-то карьере. У двух домов были даже верхние этажи с квадратными окнами. Еще здесь стояла церковь.
Джеймс не мог бы сказать, почему он решил, будто видит церковь, простое каменное строение выделялось разве что черепичной крышей. Грубая деревянная дверь была открыта; он подошел и заглянул внутрь. За дверью в небольшом зале могло разместиться едва ли больше двадцати человек. Пусто. Только высокая свечная стойка, да каменный алтарь из трех больших камней. На стенах высечены маленькие кресты, а между ними выгравированы слова на латыни.
Латыни Джеймс не знал, но почему-то понимал надписи: «Отец Света, просвети меня», — прошептал он и почувствовал непреодолимое желание войти внутрь.
Он осторожно вошел в помещение. Пахло пчелиным воском и нагаром — как если бы кто-то только что потушил свечу. Он подошел к алтарной плите и встал перед ней, рассматривая глубоко врезанное в камень изображение меча.
Что-то заставило его протянуть руку и коснуться рукояти меча. Под пальцами был холодный камень. Во сне так не бывает! Твердая каменная поверхность не оставляла сомнений. Джеймс отдернул руку, как будто коснулся расплавленного металла.
У двери часовни обозначилось движение, но Джеймс не обернулся. Он знал, что Эмрис последовал за ним в крепость.
— Иногда память может сыграть с человеком злую шутку, — сказал старик.
— Это что, галлюцинация? — спросил Джеймс, не в силах оторвать глаз от меча в камне.
— А ты как думаешь? — спросил Эмрис, входя в часовню.
Неопределенный ответ привел Джеймса в раздражение.
— Да ничего я не думаю! — выкрикнул он. Голос в голом каменном помещении прозвучал странно. Эмрис однако ничего не ответил. Тогда Джеймс сбавил тон и спросил: — Так что со мной происходит?
— Я мог бы сказать тебе, — ответил старик, — но лучше тебе самому догадаться.
— Я не понимаю.
— Вижу. — Он запнулся, и Джеймс понял, что Эмрис едва не произнес имя — его имя.
— Почему вы не хотите сказать?
Изнутри поднималась паника. Джеймсу казалось, что он отчаянно цепляется за отвесную скалу, а опоры под руками крошатся, стоит ухватиться за них. Сделав над собой усилие, он твердо посмотрел Эмрису в глаза и сказал:
— Я был здесь раньше, верно?
— Да.
Больше ни слова, но Джеймсу и не нужны были подтверждения. Все его существо говорило об этом с того момента, когда он ступил на холмистую равнину.
— Боже, помоги мне, — выдохнул он. — Но как это возможно?
Эмрис подошел к нему; Джеймс повернул голову и замер. Силы стремительно оставили его. Старик невероятно изменился.
Глава 15
Да, у этого человека было лицо Эмриса, примерно тот же рост, но он стал намного моложе, и от него исходила дикая, беспокойная энергия, как жар от пляшущего пламени. На голове буйно плескалась грива растрепанных темных волос, а на щеке виднелся слабый след выцветшей татуировки — крошечная спиральная отметина. Джеймс не помнил, чтобы ему хоть когда-нибудь приходилось пользоваться словом «спираль», но тут оно само пришло ему в голову.
Эмрис был одет в длинный плащ в бело-голубую клетку, и пола плаща была перекинута через плечо. Понизу шла оторочка из волчьей шкуры, на плече плащ скрепляла серебряная брошь в виде головы оленя; на шее — массивный торк из чеканного золота. Штаны темно-синие, прошитые серебряной нитью, а на ногах высокие сапоги из мягкой оленьей кожи. В правой руке он держал тот же посох с роговым наконечником, который Джеймс видел в ночь их первой встречи на вершине Уим-Хилл; от Эмриса исходил слабый запах торфяного дыма и свежего зимнего ветра. А глаза… теперь они стали темно-золотыми и ярко светились.
Преображение затронуло не только внешность, это вообще был другой человек. Но Джеймс не сказал бы, что старик принял иной облик, нет, создавалось впечатление, что он наконец-то стал самим собой. Его движения приобрели властный оттенок, но совсем не угрожающий: так один король приветствует другого.
Воздев посох, он протянул другую руку, держа ее ладонью вверх, и отчетливо проговорил:
— Прежде чем вернется Артур, престол Британии станет местом беззакония для нации и позором для народа. — Его голос, богатый и звучный, казалось, доносился из другого мира... или времени? — Но когда Авалон снова поднимется в Лионессе, а Темезида изменит русло, тогда Артур снова станет царствовать над своим народом.
Смысл сказанного не дошел до Джеймса, зато отлично дошла сила, прозвучавшая в словах, сила, способная повелевать и побеждать. И тайная природа этой силы была такова, что ее не сдержать никаким преградам.
Эмрис опустил руку и торжественно произнес:
— В тебе исполнились эти древние пророчества. Да услышат все, кто может слышать.
Ноги Джеймса подкосились. Он опустился перед алтарем и закрыл лицо руками.
— Господи, как это может быть? — пробормотал он.
Эмрис не ответил. Джеймс отнял ладони от лица и посмотрел на него. Старик (да какой же он теперь старик!?) продолжал смотреть на него яркими золотыми глазами, и в них Джеймс отчетливо прочел призыв совершить невозможное, рвануться из пут и встать рядом с Эмрисом уже по другую сторону реальности. Что такое эта другая сторона?
Джеймс больше не мог выносить этот взгляд, он отвернулся. По краю алтаря шла латинская надпись.
— Отец Света, — прошептал он, словно молитву в церкви, — просвети меня.
— Ты прав, взывая к Богу, — сказал Эмрис. — Ибо Он — твоя праведность и твоя сила, а в грядущие дни тебе понадобится и то, и другое. Без Бога нет короля.
Даже опустив голову, Джеймс ощущал на себе взгляд Эмриса, раскаленными угольями прожигавший его плоть. Снова воздев посох над головой, Эмрис положил ладонь другой руки на склоненную голову Джеймса. Мощный поток тепла и силы от этого прикосновения — а может быть, через него — хлынул в Джеймса. Он почувствовал, как наполняется силой с головы до пят.
— Внемли словам Истинного Барда, — заявил Эмрис властным голосом. — Я именую тебя сильным словом. Могуществом Верной Руки называю тебя:
Я возвестил Христу о тебе,
Я посылаю с тобой стражу Великого Света,
Чтобы защитить тебя
От смерти, от опасности, от потери.
Да хранит тебя Троица в грядущей битве!
В день брани да будет архангел Михаил твоим защитником,
И пусть в твоей битве
Пресвятой Иисус встанет меж тобою и ненавистью врага.
Я покрыл тебя ангельским плащом,
Да сохранят Светлые Ангелы твою спину,
Да сохранят они твою грудь,
Да уберегут тебя с головы до пят.
Ангельский Плащ да будет защитой твоей.
Да пребудет с тобой Мир Христов,
Да ведет тебя Его любящая длань,
И Дух Святый да пребудет с тобой.
Мощь Духа Истинного, меч огненный,
Щит Христов
Да будут твоей защитой!
Ныне, и присно, и во веки веков!
Да хранят тебя Небеса
Где бы ты ни был.
Слова Истинного Барда не на шутку взволновали Джеймса; он ощутил, как они пронизывают все его существо, укореняются в душе и преображают его изнутри. Это были сильные древние чары. Джеймс чувствовал себя так, словно он проснулся после долгого сна и обнаружил, что отдохнул и готов к большим свершениям. Сердце забилось быстрее. Дух воспарил.
Так и должно быть!
Пришла неожиданная мысль: «Вот кто я такой. Господи, я вернулся!»
— Встань, — приказал Эмрис. — Не подобает королю преклонять колени перед своим Мудрым советником.
Джеймс повиновался. Он встал и повернулся лицом к Эмрису. «Конечно, — подумал он, — мы стояли здесь тысячу раз! Король и Бард вместе, сейчас и всегда».
— Мирддин, — произнес он незнакомое, но такое правильное имя. И тут же понял, что так и следует именовать его спутника. — Мирддин Эмрис. — Теперь у Джеймса не оставалось ни малейшего сомнения: его собеседник — великий Мерлин.
На губах барда мелькнула тень улыбки.
— Что ж, — сказал он, кивнув, — это одно из моих имен.
— И у тебя их много, — ответил Джеймс. — Я помню.
Взгляд Мирддина стал прямым и острым.
— Помнишь, но пока не всё, — сказал он одновременно с вызовом и одобрением. — Вот когда вспомнишь всё, тогда и постигнешь весь смысл происходящего. Это я тебе обещаю. — Он повернулся и сделал шаг. — Теперь, однако, нам пора. Времени в обрез, а дел много.
Джеймс так и стоял перед алтарем. Он и сам удивился, как требовательно прозвучал его голос.
— Имя! — потребовал он. — Назови мое имя.
Мирддин обернулся. Он явно размышлял, готов ли Джеймс услышать правду.
— Я назвал твое имя, — Джеймс говорил так, как никогда еще не говорил с Эмрисом. — Теперь ты должен назвать мое.
Мирддин расправил плечи, окинул его своим золотым взглядом, словно заглянул глубоко в душу и прочел там то, что хотел.
— Назови имя, Мирддин!
— Идем, Артур, — неожиданно мягко и проникновенно сказал бард. — Время бежит, а нам многое предстоит сделать, если мы хотим спасти эту землю.
Артур!
Он произнес имя, и Джеймс громко расхохотался, потому что имя принесло с собой волну воспоминаний и чувство восторга. Он увидел Кэла на огромной лошади; всадник наклонился с седла, его сильная рука покоилось на бедре, браслет из тяжелого золота сверкнул на запястье, когда он потянулся к темноволосой девушке с васильками.
Он увидел Риса. Рис стоял на берегу поросшего тростником озера, сложив на груди руки. Перед ним горел костер, бросавший на лицо молодого человека неверные отсветы. Длинные волосы Риса были заплетены в толстую косу, переброшенную через плечо. Позади него вздымался темный громадный холм, окружен