Джеймс поблагодарил их и постучал в дверь, чтобы Кэл выпустил его. Под полицейским эскортом — пятнадцать офицеров со щитами и дубинками наизготовку — они вернулись на трибуну, где их встретил офицер, отвечающий за полицейское сопровождение мероприятия.
— Ваше Величество, при всем уважении, я думаю, что для всех будет лучше, если вы ничего не станете говорить, — сказал он. — Мы хотим эвакуировать народ из парка, сэр.
— Вы правильно беспокоитесь, сержант, — ответил Джеймс. — Но беспорядки произошли именно чтобы заставить меня замолчать. Если я не закончу, выходит, скинхеды и те, кто их нанял, добились своего. Вряд ли такое стоит допускать в Ораторском уголке, не так ли?
Полицейский нахмурился, явно недовольный такой логикой. Случившееся изрядно пошатнуло его уверенность в том, что полиция в состоянии обеспечить порядок в Гайд-парке.
— Но, сэр, здесь же люди, мы не можем… — начал он.
— Король прав, — решительно заявила Дженни. — Если этот раунд останется за ними, вы позволите кучке головорезов диктовать условия. А кому это надо?
— Нет, мисс, разумеется, никому не надо. — Офицер уступил. — Во всяком случае, не моим людям. — Обратившись к полицейским, он сказал: — Все слышали короля? Посмотрим, как оно пойдет на этот раз. Не оплошайте, ладно?
Джеймс вылез из фургона и прошел к ящику. Его встретили аплодисментами. Он начал рассказывать, что произошло.
— Друзья мои, — обратился он к народу, — вы сами только что убедились, что на свете есть силы, которые не любят добра, не испытывают сострадания. Это в обычае сил тьмы. Там нет ни милосердия, ни справедливости, и они, эти силы, не успокоятся, пока добродетели не утонут в ночи. Всякий раз, когда вы видите что-либо хорошее или достойное, адепты зла сначала стремятся это разрушить; а если им не удается, пытаются уничтожить любого, кто отстаивает добродетель и право. Мы видели все это сегодня здесь своими глазами.
Но я говорю вам, что пока я король, у тех, кто думает лишь о ненависти и разрушении, есть враг, который не отступит. Приспешники зла призвали из небытия короля, который примет вызов. Я не откажусь от сражения. Я не сдамся силам тьмы.
В заключение он сказал, что в последние дни перед референдумом намеревается донести свое видение будущего Британии до народа. Он просил слушателей подумать над тем, что он сказал, и если они согласны с ним, пусть поддержат его.
— Британия один раз сумела стать великой, сумеет и второй. Присоединяйтесь ко мне в бою. Вместе мы сможем сделать Британию страной, которой ей и надлежит быть по праву. Мы сможем превратить грёзу об Авалоне в реальность.
Глава 42
В ту ночь премьер-министр Уоринг вместе с несколькими миллионами других зрителей сидели, как завороженные, перед «Шестичасовым репортажем» и смотрели, как молодой король вырывает маленького ребенка из пасти хищных псов, а затем сражается не только со свирепыми питбулями, но и с бандой неонацистских отморозков.
Нападение, без сомнения было тщательно спланировано и отрепетировано, однако цели не достигло. Скорее, наоборот. Скандал сделал монарха центром внимания; импровизированное появление в «Ораторском уголке» гарантировало присутствие многочисленных представителей СМИ; нападение, столь внезапное, жестокое и бессмысленное, мгновенно сделало его героем.
Беда, с точки зрения Уоринга, заключалась в том, что это не было игрой. Трубы и цепи были настоящими, собаки пугающе реальными, как и мужество, которое противостояло им. С точки зрения средств массовой информации, это была неопровержимая демонстрация личной честности короля, бесспорный аргумент в пользу его характера.
На следующий день воскресные газеты поместили великолепные полноцветные фотографии короля с крошечной Ханой на руках, закрывающего ребенка собой от злобного питбуля. Почти каждая первая полоса превозносила Короля в громких заголовках. Несколько опытных папарацци запечатлели момент, когда король перебросил малышку в руки Кэла, тем самым придав Калуму Маккею ореол второстепенного героя драмы.
«Сан», до сих пор стойкий недоброжелатель монарха, опубликовала семистраничный фотоотчет о нападении, которое, впрочем. почему-то называлось «бунтом толпы», с диаграммами и поминутной хронологией. Две страницы были посвящены роли таинственной подруги короля; на главном фото Дженнифер утешает испуганную Ханну, их лица рядом, слезы все еще блестят на личике ребенка, крошечная ручка перебирает длинные черные волосы Дженни. Этот кадр разом заставил нацию полюбить доселе неизвестную женщину. Никакие гламурные портреты, которые так нравились членам королевской семьи, не дал бы подобного эффекта.
«Обсервер» постарался не отстать и вышел с аршинным заголовком: «АРТУР ЖИВ!» Под ним безоружный король сражался с бандой скинхедов, размахивающих цепями и обрезками труб. Репортер-очевидец с торжественной искренностью заявлял: «В нашем храбром новом короле возрожден древний британский дух рыцарства». Заканчивал он свою статью словами: «Дух Артура снова живет!»
Ролики о нападения повторялись в новостных программах следующие нескольких дней. Когда бы Уоринг не включил телевизор, перед ним оказывалась очередная сцена из Гайд-парка. Казалось, что каждый мужчина, женщина, ребенок или турист в пределах мили от этого места имел видеокамеру, без конца шли нечеткие, смазанные, с плохим светом кадры, на которых Добрый король Джеймс учит жизни плохих парней во славу Великобритании. В очевидцы попала чуть ли не половина Лондона, и они щедро делились своими впечатлениями. Другая половина названивала в редакции ток-шоу на радио, чтобы подробно обсудить инцидент.
А в довершение к этому король не унимался и продолжал навязывать людям свое абсурдное и примитивистское видение. В понедельник утром он оказался на вокзале и непринужденно болтал с пассажирами, агитируя их поддержать монархию на референдуме; тем же днем его видели в Сити, он говорил с бизнесменами и служащими в пабах, кафе и ресторанах, где общался с высокопоставленными чиновниками; а вечером он обрабатывал население бедных жилых комплексов Тауэр-Хамлетса и Ист-Энда.
Во вторник король появился в Бирмингеме, попал в прямой утренний эфир и под камеру поговорил с восточными торговцами на рынках, владельцами магазинов и таксистами. К полудню вторника он оказался в Манчестере, где посетил две больницы, три школы и кампус Манчестерского технологического университета. Вечер застал его в Ливерпуле. Там он пообщался с молодежью, алкашами и полицией.
Неофициальная свита короля из теле- и фотокорреспондентов старалась не отставать. Они освещали каждый шаг монарха и сетовали лишь на то, что король передвигается, казалось бы, совершенно хаотично. Это вызвало многочисленные спекуляции почти профессиональных экспертов и стало увлекательной игрой для зрителей и слушателей. Все пытались угадать, где Король появится в следующий раз и что он скажет.
Наступила среда, и любопытная нация проснулась с желанием узнать, где на этот раз оказался король. А оказался он в Ньюкасле, где выступил на собрании профсоюза дальнобойщиков. Разумеется, оно было записано и продемонстрировано по телевизору по всей Англии, Уэльсу и Шотландии. Люди отправлялись на работу, переживая слова короля, волнующие, вызывающие и вселяющие надежду. К обеду он был уже в торговом центре Гейтсхеда, в окружении продавцов и покупателей, позируя с посетителями фуд-корта. Затем монарх отправился в Мидлсбро, выпил чаю с бутербродами в доме престарелых и поужинал за кулисами с актерами гастролирующей труппы Английской национальной оперы в Дареме. Беспокойный день закончился в Глазго, в ночном приюте для бездомных, где король подробно рассказал о своем видении будущего Британии, в котором все приюты по всей стране закроются не из-за отсутствия финансирования, а за отсутствием нужды.
Уоринг наблюдал за всем этим с тупой, жгучей ненавистью, нараставшей час за часом, по мере того, как неутомимая пресса безжалостно сообщала о каждом шаге короля в течение дня. Он наблюдал, как новый харизматичный монарх постепенно меняет общественное мнение, как растет популярность короля, а его собственный рейтинг неумолимо стремится к нулю. Экс-премьер-министр чувствовал себя отчаявшимся человеком на опасно кренящейся палубе, осознающим, что ничего не может сделать, чтобы выправить тонущий корабль.
В четверг король вернулся в Лондон на похороны своего друга и сторонника Дональда Роутса, и Уоринг вздохнул с облегчением. По крайней мере, присутствие на похоронах несколько замедлит медиа-триумф, и на этот раз проклятый король не окажется в центре внимания. Уорингу тоже придется посетить службу в качестве парламентского коллеги бывшего депутата. Он намеревался максимально использовать ситуацию и попросил пресс-секретаря подготовить речь, гарантированно соблазнительную для СМИ и призывающую заблудших сторонников вернуться в его лагерь. Такой шанс восстановить руины своего рухнувшего правительства упускать было никак нельзя.
Панихида по Дональду Роутсу проходила в церкви Святой Маргариты — серой каменной церкви, притаившейся в тени могучего Вестминстерского аббатства. Уорингу, как действующему члену парламента, оказали столько внимания, сколько позволял прецедент. Присутствовали все его коллеги по Комитету за отмену монархии. Бывший премьер-министр и его соратники по кабинету, а также Хью Гриффит и другие лидеры оппозиционной партии получили избранные места на хорах; прочие депутаты с задних скамей парламента заняли места в соответствии с иерархией, в точности как в зале парламента. Присутствовали с десяток друзей и многочисленные родственники. Церковь быстро переполнилась, люди стояли. Репортеров в церковь не пустили, и они смешались с толпой, собравшейся на площади, изрядно осложнившей движение транспорта по территории аббатства и вокруг него.
Кэролайн и Изабель, мрачные и суровые, в черных траурных шляпах с вуалями, сидели в первом ряду на стульях, поставленных по обе стороны от гроба. Здесь же расположились близкие друзья и ближайшие родственники Роутса — его младший брат Александр, а также несколько деловых партнеров и соседей Дональда. Дженнифер и Калум сидели в четвертом ряду позади семьи и друзей; Эмрис, Рис и Гэвин встали