Они потягивали виски, наблюдая, как Шотландию на карте BBC постепенно заливает красный цвет. Впрочем, Уоринга это не особо тревожило. «Арни прав, — размышлял он, — мы можем позволить себе потерять хоть всю Шотландию. Куда она денется?»
— Ты был когда-нибудь в Шотландии? — спросил Уоринг.
— Нет.
— А что так?
— Да как-то причины не было.
— Съезди. Рекомендую. Свежий воздух, море, небо. Красиво, только мошки многовато.
— Я — закоренелый горожанин. Не хочу.
Они болтали так некоторое время, наблюдая, как красное пятно растекается по лощинам и просачивается на юг. Когда оно перебралось через Вал Адриана и начало заливать кровью Северную Страну, Уоринг разозлился. Красный цвет поглотил Йоркшир и Озерный край. Премьер-министр забеспокоился. К тому времени, когда волна цвета крови прокатилась по западному побережью и затопила Северный Уэльс, Уоринг беспокойно расхаживал по комнате перед телевизором, а Хатченс разговаривал по телефону с социологами, требуя узнать, что происходит.
Политический обозреватель BBC Питер Бэнкрофт прыгал по своей маленькой съемочной площадке, как перепивший эльф, взволнованно отмечая то или другое удивительное событие. Тем временем Ньюкасл, Сандерленд и Мидлсбро пали под надвигающимся красным валом. В этом старом промышленном центре Британии остановить его казалось невозможно. Шеффилд, Лидс, Манчестер и Ливерпуль окрасились в ярко-красный цвет, за ними последовали Ноттингем, Бирмингем, Лестер. Сельские провинции вокруг Ковентри, Нортгемптона и Питерборо пали под натиском пурпурных войск. Корнуолл и Девон, давние королевские провинции, даже не думали сопротивляться, за ними последовали Сомерсет, Дорсет и Уилтшир.
Премьер-министр откинулся на спинку кожаного кресла, в полнейшем недоумении глядя на экран. В животе образовалась сосущая пустота; болела голова, болели глаза.
— Как? — простонал он.
Угрюмый Мартин Хатченс пожал плечами.
— Черт его знает!
— Ты же уверял, что референдум у нас в кармане! Где твое преимущество в восемь процентов?! Мы не могли проиграть. Гром тебя разбей! Вы все были уверены, что мы победим! — Чудовищность надвигающейся потери только теперь по-настоящему начала доходить до премьер-министра. Годы работы, годы его жизни… все пошло прахом.
— А что я могу? — Хатченс смотрел на экран, склонив голову набок. — Бывает, экзитполы не дают полного представления. Люди врут.
— Да ты посмотри, что творится! — прорычал Уоринг. — Это какой-то ад кровавый!
— Люди говорят то, что от них хочет услышать социолог. Они не хотят говорить правду. Потому опросы и не дают точной картины. Социологам вообще редко говорят правду.
— Но ведь были эти треклятые восемь процентов! Так куда же они подевались?
— А я что могу? — севшим голосом повторил Хатченс. Он зевнул и встал. — Пойду-ка домой, пожалуй. — Он пошел к выходу. Уоринг с ненавистью смотрел ему вслед, как будто именно его ближайший соратник и был причиной всех человеческих злодеяний. — Это еще не конец света, — заявил Хатченс. — Увидимся завтра.
Проводив политтехнолога, Уоринг еще долго сидел в кресле. «Не будет никакого «завтра», — угрюмо размышлял он. — Завтра принадлежит победителю. Для неудачников завтра не наступает.
С экрана телевизора лился сплошной кошмар. Округа, которые Уоринг считал на сто процентов своими, оказывали чисто символическое сопротивление; кое-где оставались синие карманы, словно островки-убежища в бушующем красном море. Линкольншир, Кембриджшир, Норфолк и Саффолк были почти полностью завоеваны королевским пурпуром. Оксфорд, этот рассадник политической анархии, присоединился к пурпурному восстанию, в то время как остальная часть графства долгое время оставалась синей, но в конце концов сдалась красной волне вместе с Глостерширом, Херефордом и Вустером; Шропшир и остальная часть Уэльса от Сент-Дэвида до Лландидно присягнули королю, завершив узор на лоскутной карте.
Уоринг щедро плеснул себе виски и сделал большой глоток, чтобы унять глухую боль, пульсирующую в том месте, где раньше располагалось сердце. Тусклый алкогольный туман заволакивал измученный мозг премьер-министра. Он тупо рассматривал политическую карту, окрашенную почти полностью в королевский цвет — за исключением рваного синего пятна — Лондона.
Джонатан Трент, выглядевший на удивление бодрым, снова появился перед зрителями в самом конце передачи. С явным удовольствием известный телеведущий произнес судьбоносные слова:
— Обработано девяносто семь процентов избирательных бюллетеней. Судя по результатам, референдум об отмене монархии провалился. Повторяю, референдум провалился. Британская монархия выжила и, надеюсь, будет жить еще долго. — Широко улыбаясь, он пожелал телезрителям спокойной ночи. Вечернюю трансляцию завершил видовой фильм о Великобритании под волнующее исполнение гимна «Боже, храни короля».
Уоринг долго сидел в образовавшейся пустоте, рассеянно глядя на пустой экран и прислушиваясь к собственному хриплому дыханию.
Глава 46
Дворец Холируд выглядел почти так же, как и в день, когда последнего шотландского короля короновали в Эдинбурге. Дворец начинал свою жизнь в качестве гостиницы для знатных особ, посещавших важное некогда аббатство Холируд по соседству — место последнего упокоения Истинного Креста, как гласит легенда.
Он и сегодня служил гостиницей, с тех пор, как его передали в управление королевской компании. До коронации оставалось всего несколько часов, и число гостей увеличивалось с каждой минутой. Во дворец прибывали друзья и родственники монарха, благонадежные подданные, официальные представители церквей, благотворительных организаций и иностранных правительств. Те, кто не смог приехать лично, присылали открытки, телеграммы, факсы, приветствия и поздравления с курьерами — вместе с горой фруктов, цветов, подарков и памятных сувениров.
Эдинбург наряду с Лондоном и Йорком издавна считается местом коронации монархов Британии. На этом месте настаивал Эмрис, и Джеймсу эта идея пришлась по нраву. Коронация первого шотландского короля за полтысячелетия должна проходить именно здесь.
Вечером перед церемонией Эмрис отвел Джеймса к «Трону Артура» — наиболее часто упоминаемой древней достопримечательности города. Скалистый гребень давно потухшего вулкана возвышается над Олд Рики, давая любому, кому по силам восхождение, окинуть взглядом всю столицу Шотландии. Вид отсюда изумительный.
Холирудхаус расположен прямо под «Троном Артура»; из соображений безопасности до окончания церемонии вход на холм и в окрестности парка закрыли. Джеймс и Эмрис поднялись на вершину холма одни. Эмрис сказал, что перед ужином полезно подышать свежим воздухом, но Джеймс понимал, что на уме Истинного Барда что-то другое.
Они в молчании поднимались по пустой тропинке. Эмрис думал о чем-то своем, Джеймс тоже пребывал в задумчивом настроении. Холодную мокрую зиму сменила чудесная весна: безоблачные дни и теплые ночи. Вся страна говорила о лучшем из всех посевных сезонов на памяти живущих. Уже к концу апреля северные дни стали длиннее, а мягкие сумерки длились по нескольку часов.
О событиях в Глен-Биг прессе не сообщали до окончания референдума; Джеймс не хотел, чтобы сочувствие повлияло на результаты. Боссы информационных изданий с ним согласились, так что информацию придерживали до закрытия избирательных участков. Однако после этого газеты и телепередачи переполнили сообщения об отваге нового монарха, не говоря уже о его неожиданной свадьбе с женщиной, покорившей сердца многих британцев.
Получив поддержку избирателей, Джеймс назначил коронацию в соответствии с древней традицией на Белтейн. [Белтейн — кельтский праздник начала лета, традиционно отмечаемый 1 мая. Один из праздников Колеса Года, древнего кельтского календаря. Также название месяца май в ирландском, шотландском и других гэльских языках.] Несколько недель шло планирование этой церемонии, и теперь, накануне большого дня, все было готово. Они подошли к «Трону Артура» и остановились, чтобы посмотреть на город, залитый медовым светом прекрасного шотландского вечера.
Через некоторое время Эмрис тихо произнес:
— Это время между временем, святое время, когда завеса, разделяющая миры, истончается, и смертные могут заглянуть в Иномирье. — Он, прищурившись, посмотрел на Джеймса и спросил: — Что ты видишь?
Перед Джеймсом далеко внизу изогнулся Ферт-оф-Форт, мерцающий в вечернем свете, как расплавленное золото. [Ферт-оф-Форт (шотландский гэльский: Linne Foirthe) — залив на побережье Северного моря, образованный слиянием нескольких шотландских рек, главная из которых — река Форт.] Он уже хотел ответить, но в этот миг картина изменилась. Исчезли дома, здания, улицы, машины — целые предместья и районы города развеялись, словно дым на ветру. Вместо города его глазам предстал Эдинбургский замок, взгромоздившийся на скалистую вершину, но вид его сильно отличался от современного: замок стал меньше, его окружали маленькие деревянные домики, крытые соломой, притаившиеся в тени могучей скалы Каэр Эдин; на склонах и на равнине виднелись только что вспаханные поля. Вместо шума городского движения он услышал мычание быков, которых вели к загону для скота, и резкие крики грачей, устраивавшихся в гнездах на ночь.
Далеко на востоке первые звезды украсили алмазами неяркое небо. Молодая луна вставала над лесистыми холмами за фьордом. Воздух пах торфяным дымом и морской солью; Джеймс глубоко вдохнул эту полузнакомую смесь, и вспомнил… он уже видел все это раньше, давно, очень давно.
Перед его внутренним взором мелькнул образ двух мальчишек — светловолосого и темноволосого, лет девяти-десяти, босых, без рубашек, в штанах из грубой ткани в желто-коричневую клетку. Они бежали вверх по склону по высокой траве, солнце падало на загорелые плечи, а в высоком ярком небе заливался жаворонок. Вот они добежали до вершины холма и остановились. Перед ними раскинулся военный лагерь: шатры, несколько плетеных хижин и навесов, и множество всадников. Казалось, они заняли всю равнину от края до края.